Моя личная СВО (27-40)

Начало тут:

https://alterlit.ru/post/63821/ 

https://alterlit.ru/post/63876/ 

https://alterlit.ru/post/63900/ 

 

27.

Где-то в середине июля произошло ещё одно очень странное событие. Как обычно, я заснула с Пашиной фотографией на подушке. Около двух часов ночи проснулась, взяла телефон, чтобы посмотреть время. Я никогда не меняла фотографию, на протяжении всего времени, включала только селфи, сделанное им в самолёте по дороге на Украину. Изученный до мелочей снимок изменился. Картинка «ожила», она начала двигаться в 3D изображении. Силуэт Паши то приближался, то удалялся, медленно и ритмично. А полки? Что с ними? Почему я раньше не замечала, что они закрываются? Как я могла не увидеть дверцы? Странно, ведь я засмотрела этот снимок до дыр. Все отсеки находятся в закрытом положении, и лишь один, который над Пашей, открыт. Внутри всё его пространство заполнено какой-то чёрной, густой, движущейся массой. Она вязко и неспешно перетекает, затягивая Пашу в себя. Точнее, не его самого, а его «наполнение», его душу, его жизнь. Я чувствую это. На снимке обрамление полок визуально уходило за спину Паши, но сейчас это был не их край. Эта окантовка превратилась в стабилизатор мины, который двигался за его телом. Я внимательно рассмотрела снимок ещё раз, сомнений не было — всё происходит наяву, это не сон, не галлюцинации. Положила телефон на подушку, отвернулась, пару минут потрепала спящего кота, который ответил мне благодарным мурлыканьем. Опять взяла в руки телефон — изменений нет, всё та же движущаяся картинка с теми же деталями. Снова удивилась, что раньше ничего этого не замечала. Ну, рассмотрю утром и расскажу дочкам — они-то куда смотрели? Положила телефон на подушку и моментально уснула. 

Утром от увиденного не осталось и следа. Расшифровывай и понимай, как хочешь. Вывод сделала следующий: Паша ранен, характер боя указывал на то, что ранение получено от разрыва мины. Ну, это не удивительно — на войне происходит именно так. Ему плохо. А как ещё может быть человеку в плену? Мыслей о самом ужасном исходе не было. Он мне нужен любой. Жду. Люблю...

 

28.

Вскоре ко мне в гости приехала мама Паши Елена Николаевна. Я очень скучала по ней и ждала нашей встречи. Никакие звонки и переписки не могут заменить живого общения. Я любила рассказы Лены о сыне: о его детстве, юности, взрослой жизни. О его успехах, достижениях, неудачах, ошибках, разочарованиях. Мне было интересно абсолютно всё. А как же иначе? Лена читала книгу жизни, а я с наслаждением слушала, изучала Пашу, пропитывалась его мыслями и чувствами, которые гармонично сливались с моим мироощущением. Как же чертовски он был прав, говоря, что мы сиблинги. Паша с каждым днём становился ближе и роднее, прорастал во мне, заполнял пустоты, наполнял желанием жить и ждать неизбежно счастливого финала этой безумно красивой и нереальной истории. 

У меня были очень сложные отношения с родителями, особенно с мамой. Я знала, что они меня любят, переживают, желают счастья. Но любому ребёнку, сколько бы ему ни было лет, важно и нужно не только знать, но и слышать об этом. Большую часть своей жизни я была лишена такой возможности. Мне безумно не хватало добрых слов, похвалы, понимания родителей. Точнее, от мамы. Я ждала, что однажды она мне скажет, что гордится мной, потому что было за что. Я слышала добрые слова в свой адрес постоянно от друзей, коллег, начальства. Ото всех, кроме самого близкого и дорогого человека. Но в январе 2017 года надежда превратилась в несбыточную мечту. Мамы не стало. Появившись в моей жизни, Елена Николаевна каким-то необъяснимым образом за несколько месяцев залечила эту рану. От неё исходили искренность и тепло, она интересовалась моей жизнью, я чувствовала, что ей на самом деле не всё равно, что со мной происходит, в каком состоянии я нахожусь, что у меня на душе. Я чувствовала заботу и материнское тепло, которого была лишена долгие годы своей жизни. 

Пять дней, проведённые вместе, пролетели, как один миг. Мне было хорошо и уютно с Леной. Нам было хорошо...

 

29.

Жизнь продолжалась, несмотря ни на что и вопреки. Всё вокруг бурлило, пело, светилось, веселилось, стремясь неизбежно вперёд. Дни неслись по трассе жизни, но я находилась вне гонки. Меня откинуло на обочину, с которой не было желания трогаться, вливаться в общий поток, продолжать движение. Состояние стагнации устраивало более чем. Выставленный знак вынужденной остановки и включённая аварийка нет-нет да привлекали внимание, но от помощи я отказывалась. Тронуться с места мог помочь лишь только один человек, которого я продолжала безуспешно ждать. Психика осыпалась, силы закончились, эмоциональной подпитки не было. Внутренняя пустота отражала эхом голоса окружающего привычного мира, который я готова была не задумываясь променять на другой. Любой другой, в котором был «он».

К концу лета я пришла к выводу: самое страшное для человека это не уход близкого, не осознание потери, не беспомощность изменить неизбежное. Со всем этим можно как-то свыкнуться, отболеть, сдохнуть в конце концов от тоски — прийти к какой-то точке. Самое страшное — это неизвестность. Ты ничего не знаешь, у тебя нет опоры на факты, пусть даже страшные и необратимые. Равновесие потеряно. В голове — хаос. Воспаленный мозг выдаёт совершенно полярные картинки, придумывает самые нелепые и чудовищные варианты, а затем, предчувствуя опасность, расслабляет своего носителя блажью, нелепым вымыслом, перечёркивая ужасные домыслы и догадки. Живи и мучайся дальше, я ещё не готов завершить своё физическое существование в твоём теле. Твоё время пока не пришло...

 

30.

В начале сентября Лене на телефон пришли смс-сообщения: «Здравствуйте. Извините, вы меня не знаете. Я с Пашей вместе служил. Если вам тяжело — не отвечайте. Он звонил с моего номера вам. В тот день мы были вместе». «17 марта был штурм. Он корректировал мой огонь. Он был “триста”, мы пошли к нему. Я не мог с вами связаться. Вы извините, но 17 марта был последний день.» 

Лена незамедлительно переслала сообщения мне, а я, не долго думая, позвонила. Разговаривали очень долго. Никита (имя изменено) рассказывал всё в деталях, я расспрашивала до мелочей. Оказалось, что сначала был артобстрел, а потом в ход пошли мины. Подойти к Паше у ребят не было возможности, огонь не прекращался, не дошли метров двести. После окончания ада, спустя несколько часов, в районе, где находился Паша, были замечены бойцы ВСУ. Через десять дней, когда у наших ребят появилась возможность собрать тела погибших, Никита лично выезжал на место боя с другими военными для эвакуации убитых. Тела Паши среди погибших не было. Анализируя события и сопоставляя факты, мы пришли к выводу, что Паша всё-таки попал в плен, о чём в июне нам и сообщил «Сармат».

 

31.

Пролетело ещё два месяца. Военная операция продолжалась. Мы же отправляли письма и запросы в официальные организации, получали в ответ отписки или нам попросту не отвечали. Добиться официального статуса «военнопленный» не получалось, Паша по-прежнему числился «без вести пропавшим». Решила сама ехать в Министерство Обороны на личный приём. 

13 ноября отправилась на Колымажный переулок. Приехала к началу обеда. Пришлось ждать снаружи. На улице премерзкая погода. Ветер, срывается то ли снег, то ли дождь. Замёрзла за пять минут. Дежурный, увидев меня в камеры наружного наблюдения, пустил в здание. Ждать час, сижу около кабинета в телефоне. Глаза не поднимаю, почему-то очень сложно смотреть на людей, в основном пожилых женщин, которые задают дежурному один и тот же вопрос: «У меня сын пропал без вести. Что мне делать?» Дежурный заученными фразами объясняет несчастным растерянным матерям «порядок действий в сложившейся ситуации». Я сижу и мне становится стыдно. Вместо того, чтобы подойти и объяснить им, как нужно действовать, куда писать, от обращений в какие организации отказаться — толку не будет, я продолжаю сидеть и тыкать в телефон. У меня просто нет сил каждой приходящей за помощью матери дать дельные советы. Я безумно устала, измоталась, выдохлась. Завернувшись в безразличие к людскому горю, вставила наушники и включила музыку. 

Пока сидела в ожидании приёма, мне написал Никита, поинтересовался, как дела и какие у нас продвижения. После сентябрьских событий мы регулярно списывались и созванивались. Он продолжал воевать. У парня была непростая судьба, и в его просьбе просто продолжить общение на дружеской ноте я не увидела ничего предосудительного. Ответила, что сижу в Минобороны в ожидании приёма, цель своего прихода тоже озвучила.

Наступило время приёма. Зашла в кабинет, меня встретила женщина в военной форме (в званиях я не сильна, хоть и дочь военного), очень отзывчивая и располагающая к общению. Внимательно выслушала, подсказала, как правильно оформить заявление от лица мамы Паши. Приложив все копии имеющихся документов, я отдала ей заявление. Рассмотрение в течение тридцати дней.

— Скажите, пожалуйста, на какой ответ нам можно рассчитывать?

— Я не вижу повода для отказа. Всё ясно и понятно, и фактов, подтверждающих его пленение, достаточно. Но это моё мнение и видение. Принимать решение будет специальный отдел. Ждите.

 

32.

Прошёл месяц со дня посещения Министерства Обороны. Ответ не пришёл ни в электронном, ни в бумажном виде. Ничего не оставалось как просто ждать — больше вариантов обращаться куда-либо не было. С моим близким товарищем с Альтерлита зашёл разговор о Паше. Никаких подробностей Роману (имя изменено) я до этого не рассказывала. А тут решила вывалить на него всю информацию и накопившуюся боль. Как оказалось впоследствии, не зря. Рома был в теме происходящего на СВО, помогал нашим ребятам материально, его супруга занималась плетением маскировочных сетей. Роман предложил попробовать начать искать Пашу через своих ребят. В положительный результат я уже не верила: попытки отыскать Пашу, прибегая к помощи своих знакомых, занимающих далеко не рядовые должности, были безрезультатны. Каждый из них в начале утверждал, что это плёвое дело и они решат вопрос за пару недель, максимум месяц, но после окончания озвученных сроков попросту разводили руками. Как сквозь землю провалился — Паши нигде не было. Рома не говорил много и ничего не обещал, просто сказал, что узнает. Но уже через пять дней скинул телефон Виктора (имя изменено) из Министерства Обороны, сообщив, что последний ждёт от меня звонка. Тут же переслала всю информацию по Паше, созвонились. Виктор задал несколько уточняющих вопросов и сказал запастись терпением. Он всё узнает и постарается помочь.

 

33.

27 декабря на телефон пришло пересланное сообщение от Виктора: «Он в списках тут есть. Буду пробовать на январский обмен».

Нахожусь в саду, через 15 минут начнётся утренник. Навела марафет. Какой там! Глаза защипало от туши, слёзы счастья полились по лицу, оставляя чёрные разводы. Нельзя реветь, соберись! У тебя полный зал детей и родителей. Ещё и морду надо успеть заново накрасить. Приглашённый Дед Мороз, который полчаса назад впервые увидел сценарий праздника, что-то бубнит мне в ухо, тычет в листы, задаёт вопросы. Как же мне похуй на все ваши ёлки! Отъебитесь! Нет, так нельзя. Соберись немедленно. Натягивай улыбку, перекрашивай красоту и шуруй веселиться! Тем более у тебя есть повод: скоро ты увидишь своего любимого, обнимешь, расцелуешь и больше никогда и никуда не отпустишь! С Новым годом, блять! С Новым счастьем!

 

34.

Обмен 3 января был неожиданным. Узнали из СМИ. Виктор никогда не лил воду, не давал пустых надежд, сообщал всегда всё чётко и по факту. Ждали обнародования списков в интернете. Лена позвонила в «Сармат», который сообщил, что Паши в этом обмене нет. 

— Леночка, он там есть. Скорее всего, у ребят в ПСО неверные списки. Слишком серьёзные люди нам помогают. Я знаю, что Виктор не мог подвести. Он уже и так совершил невозможное.

— Олечка, успокойся. Павлика здесь нет. Я чувствую, что он вернется в конце января — начале февраля. Осталось совсем чуть-чуть. Мы подождём...

Спустя несколько дней Виктор сообщил, что удалось получить информацию с «той» стороны, изнутри. Снова подтвердили, что Паша находится в плену. Нужно ждать ближайшего обмена, который запланирован на январь. Ребят привезут в Москву. Лена начинает потихоньку собирать сумку, я купила зубную щётку и мочалку — самое необходимое. Всё остальное купим вместе. Дальше всё будет вместе...

 

35.

Началась пытка ожиданием счастья, которое было таким близким и одновременно недосягаемым. Вот же оно — протяни руку, дотронься! До мягкого, пушистого, нежного, согревающего, настоящего. Но это невозможно. Всё тело натянуто в струну, растянуть ещё хоть немного, хоть на толику не получится — порвётся. Я чувствую счастье, осязаю, желаю, но не хватает миллиметра до касания. Это просто невыносимо — бессилие на пределе физических и психологических возможностей. Пограничное и очень опасное состояние между катарсисом и эмоциональной гибелью. Дальше точно не выдержу. Нужна точка, никаких запятых и многоточий, только точка, которая мне жизненно необходима.

 

36.

23 января я попала в Склиф. Ничего серьёзного, но операцию нужно было делать. Назначили на следующий день. Привезли в операционную. Яркий свет заставлял жмуриться. Снуют врачи и медсёстры. Дали наркоз, сказали не сопротивляться желанию спать. Трудно дышать. Испугалась. Но вроде отпустило. Почувствовала, что кто-то взял меня за руку. Поворачиваю голову влево — на табуретке сидит Паша в ослепительно белой футболке.

— Не спи, Оля, тебе нельзя спать.

— Паша, мне нужно уснуть, это ненадолго. Не более получаса.

Чувствую, что начинаю проваливаться.

— Оля, не спи! — дёргает меня за руку.

— Да как ты не поймёшь, мне надо поспать. Совсем чуть-чуть. Я скоро вернусь к тебе.

Так повторялось несколько раз, уснуть мне Паша не позволял. Я уже начала злиться.

— Просыпайтесь. Ольга, просыпайтесь.

— А? Что-то случилось?

-Всё.

— Как всё?

— Так, закончили. Всё прошло успешно. 

Первую мысль, которая пришла в голову, я моментально отогнала. Паша рядом, он близко, он идёт ко мне. И меня подлатали, стала, как новенькая. Всё будет хорошо. У нас всё будет хорошо.

 

37.

Самолёт с украинскими военнопленным, сбитый 24 января, внёс очередные коррективы, отсрочил мою встречу с Пашей. Счёт шёл на минуты, вот-вот и наши ребята окажутся на территории России. Но этого не произошло. Организм высвободил резервные силы — плохо я себя знаю, ещё продержусь какое-то время. Сильная женщина, которая должна уже наконец-то сдохнуть, высвободив маленькую хрупкую девочку, обязана продолжать жить. Обмен не случился. Догадки, предположения, домыслы по маршруту «Сызрань-Москва-Сызрань» курсировали нон-стопом на протяжении нескольких дней. Мы верили, ждали и молились. Ежедневная молитва по соглашению вошла в мою жизнь в мае. Не проходило ни одного дня, чтобы Лена и я не обратились к Всевышнему за помощью, за терпением, за спасением. 

29 января около десяти часов по Московскому времени раздался звонок от Лены. Чёрт, продинамила время — закрутилась с уроками мелкой. Родителям Паши спать давно пора, наглотавшись транквилизаторов и успокоительных. В Сызрани — плюс час. Снимаю трубку.

— Леночка, я готова, начинаем.

Вместо ответа слышу душераздирающий плач. Собравшись силами, Лена вырыгивает из себя:

— Оля! «Сармат» звонил. Завтра опознание тела в телеграмм-канале...

Застыла в коридоре, медленно опустилась на табурет, закрыла рот ладонью, дочки с двух сторон молча подходят ко мне с испуганными лицами. По взгляду обеих понимаю — слова не нужны, они всё поняли, считали с меня.

-Леночка, этого не может быть. Паша есть в списках военнопленных...

В голове начали появляться картинки того, что могло случиться. Выбираю самую вероятную. Опознание тела — значит, он опознаваем, значит, это случилось недавно! Чёрт! Это всё из-за самолёта, наших ребят убили в отместку.

Опять отсекаю худший вариант.

— Леночка, с какого номера звонили? Вы уверены, что это «Сармат»?

— Да, Оля, звонил Олег, я узнала по голосу.

— Перешлите мне номер, с которого звонили. Я сама наберу...

Перезваниваю. Ответили сразу. В «Сармат» сообщили из Ростовского морга, что тело предварительно опознано как Павел Недоступов. Подробностей не знают. Всё расскажут завтра.

До завтра ещё дожить надо. На часах перевалило за десять. Чувство такта и вежливость задвигаю на галёрку — пишу Виктору с просьбой набрать ему. Виктор на совещании, перезвонит сам, как только освободится. Через сорок минут раздался долгожданный звонок.

— Виктор, здравствуйте. Нам сказали, что Паша погиб — завтра опознание тела в телеграмм-канале. Что происходит? Как такое может быть?

— Оля, я не говорил вам, проверял информацию. На прошлой неделе мне сообщили, что Павла нет в списках военнопленных после последнего обновления в середине января. Примите мои соболезнования. Если будут проблемы или понадобится помощь — обращайтесь. Я вам всегда помогу... 

Мир рухнул в одночасье. 

 

38.

Опознание тела в Телеграмме прошло в середине следующего дня. То, что происходило, сложно назвать «опознанием тела». Как родители Паши вынесли всё это, мне до сих пор непонятно. Сначала показали документы, которые находились в идеальном состоянии: паспорт, снилс, медицинский полис, контракт, банковская карта. Всё читабельно, практически без повреждений. Телефон тоже был при Паше, но сильно пострадал — влага сделала своё дело. Жетон и крестик на верёвочке переплетены между собой. 

— У Павлика не было крестика. Он не верил в Бога и не носил крестик.

— Поверьте, там все начинают верить. Поэтому не удивляйтесь, что у Вашего сына есть крестик.

Далее родителям показали скелетированный труп. Во время боя Пашу взрывной волной засыпало землёй, поэтому его сразу и не нашли.

Камеру телефона медленно передвигали снизу вверх, наводя под разными углами. Когда поднялись до головы, Лена узнала залом чёлки на лбу. Как бы Паша ни старался выравнивать волосы, они всё равно наклонялись вправо. Сомнений не осталось. Это был он. Предчувствия мать не обманули. Был конец января.

 

39.

... 16 февраля 2023 года в дверях, уходя из дома, Паша сказал: «Я вернусь ровно через год.»

Тело Недоступова Павла Вадимовича доставили в Сызрань 16 февраля 2024 года. В этот же день прошли похороны. Паша сдержал своё слово.

 

40.

Жизнь... Женский род. Третье склонение. Неодушевлённое существительное. Всего лишь слово, как и множество других. Человеческая жизнь, как показал этот страшный год, ничего не стоит. На протяжении всего времени существования человечества люди воевали, уничтожали, убивали, а потом — забывали. Пройдёт время — забудется и этот эпизод. Возможно, в учебниках истории найдётся место для параграфа под названием «СВО», а возможно, это будет всего лишь абзац в описании третьего десятилетия XXI века истории России. Я не знаю, как будет. Могу сказать точно лишь одно: пока я жива, СВО, даже после завершения, будет во мне начинаться, идти, заканчиваться, снова начинаться — и так по кругу. Это моя СВО. Паша никогда не уйдёт из моего сердца, из моих мыслей, из моей жизни. Мне нужно просто научиться правильно со всем этим существовать. Будет сложно, но я справлюсь. Вечная любовь существует. Вечная жизнь существует. В памяти, в сердце, на небесах...

Ненавижу февраль.

 

P. S.

Пашин телефон сейчас находится у айтишников, которые творят чудеса. Времени на его восстановление потребуется немало. Но я очень надеюсь, что удалённая переписка вернётся ко мне. Паша её вернёт. А воспоминания и чувства я буду хранить в себе, как он и завещал...