Моя личная СВО (19-26)

Начало тут:

https://alterlit.ru/post/63821/

https://alterlit.ru/post/63876/

19.

Полупустой аэропорт, серость низкого неба за окном и внутренняя пустота давят на меня двумя пластинами холодного тяжёлого пресса снаружи и изнутри, сплющивая организм до тонкой, прозрачной, уязвимой оболочки — трогать нельзя, сразу порвётся и бесконечный вакуум, заполняющий меня, начнёт вытекать наружу, поглощая и убивая всё живое. 

Дальше всё как в тумане: взлёт, посадка, такси, железная дверь подъезда, третий этаж, звонок... Дверь открыли сразу.

«Здравствуйте, здесь живут Недоступовы?»

Начинаю оттаивать, приходить в себя. Передо мной стоит высокий, крепкий, седой мужчина возраста чуть больше шестидесяти. Недоверчиво оглядев меня несколько раз с ног до головы, отвечает.

— Здравствуйте. Да. 

— Меня Оля зовут, я знакомая Паши. Мы на литературном сайте познакомились.

— Лена, иди сюда. Тут к нам пришли. Оля какая-то.

Входная дверь находится прямо напротив кухни. Вижу, как со стула поднимается невысокая хрупкая женщина, не спеша идёт ко мне, останавливается, поднимает трясущуюся руку с вытянутым указательным пальцем, начинает плакать.

— Вадик, это наша кепка!

— Ваша!

Я приехала в альтерлитовской кепке, у Паши была такая же. Не могу сказать, что не сняла её умышленно. Это был не столько «отличительный» знак, сколько попытка спрятаться, защититься от неизвестности, которая меня поджидала. Но ничего плохого не случилось. Мама Паши кинулась мне навстречу, затянула за руку в квартиру, мы обнялись и расплакались уже на пару. Так состоялось знакомство с родителями. 

 

20.

Мы прошли в комнату Паши с Еленой Николаевной. Я сразу поняла, что это его комната: знакомый и родной запах, которого я никогда не вдыхала, тёплые ощущения при тактильном контакте с креслом, хранящем прикосновения Паши, шёпот стен, пропитанных его чувствами и переживаниями. Вадим Иванович ушёл на кухню — решил не присутствовать при нашем разговоре. Как я узнала потом, он вообще очень тяжело принимает в свою жизнь новых людей. Я оказалась редким исключением из правил.

— Ну, рассказывайте, Лена (мама Паши предложила мне называть её по имени — так вроде проще).

— Оля, а вы где-то рядом живёте?

— Нет. Я прилетела из Москвы.

— Как из Москвы? — Лена снова заплакала.

— Как-как? На самолёте. Узнала обо всём по счастливому стечению обстоятельств и прилетела, — вкратце рассказываю события последних дней, чтобы было понимание общей картины и про то, как познакомились с Пашей, — что у вас здесь происходит? 

Лена рассказывает, что сотрудники военкомата принесли извещение, в котором написано «пропал без вести» 17 марта. На словах объяснили — группа из шести человек ушла на задание, никто в расположение части обратно не вернулся.

— Лена, а почему после госпиталя Пашу не отправили хотя бы на реабилитацию?

У Лены округлились глаза, смотрит на меня, как на умалишённую.

— После какого госпиталя, Оля?

Понимаю, что родители не в курсе, видимо скрывал, не хотел лишний раз тревожить.

— Всё. Паша меня убьёт...

— Оля, он что был ранен? Когда Павлик в госпиталь попал?

Сказала «а», говори «б», придётся рассказывать. Сейчас скрывать уже ничего нельзя, это может только навредить.

— В конце января. Вы только не волнуйтесь, была лёгкая контузия.

— Павлик в январе был дома, Оля.

Теперь я смотрю на Лену, как на ненормальную. Совсем у тётки крыша поехала. Потерялась в датах и событиях.

— Леночка, в январе... Вы путаете, наверное. Он же ушёл в начале декабря, а в конце января попал в госпиталь.

Обе начинаем сомневаться в своей адекватности. Я прокручиваю в голове всё, что происходило за эти четыре месяца, мама кричит супругу из комнаты, спрашивает, был ли Паша дома в январе. Тот подтверждает. 

— Мне Паша сказал, что третьего декабря ушёл...

— Да, он должен был уйти, но анализы были плохие — не прошел медкомиссию, и его не забрали. Паша подлечивался, пересдавал анализы. Он рвался туда всеми правдами и неправдами. А когда я сказала, что раз не складывается, может не надо? Павлик ответил: «Мам, перестань. Я всё равно уйду. Я так решил. Куплю результаты анализов, если что».

Отчаянье, злость, обида, бессилие, ненависть — всё это обрушилось на меня порционным потоком кипятка и ледяной воды поочерёдно. Господи, почему ты врал мне? Зачем? Мне зачем? Почему я не поняла и не почувствовала? Нет, я чувствовала — тревоги не было все эти месяцы, я знала, что с ним всё хорошо. Идиотка, какого хрена! Ты почему такая тупая? Немного успокаиваюсь: Паша всё просчитал. После объявления на сайте о своём уходе он не мог говорить правду никому. Он не ожидал, что всё так сложится и возникнут проблемы. Чёртово стечение обстоятельств. Ёбаная жизнь. За что? Почему снова хрень и снова со мной? Судьба подарила мне счастье и тут же забрала его. Нет, не отдам, мы найдём тебя, Пашка...

 

21.

Во второй половине дня я засобиралась в гостиницу. Лена и Вадим Иванович никуда меня, разумеется, не отпустили: «Что за глупости? Куда ты пойдёшь? Комната Павлика пустует — она в твоём распоряжении». Конечно же, я осталась.

Ночь — особое, волшебное время суток. Уставший за день город погружается в тишину и спокойствие. Всё вокруг цепенеет, замирает и начинает пристально и очень тихо наблюдать за постепенно оголяющимися откровениями людских душ и тел. Я лежала на диване, который помнил и хранил запах, мысли, чувства моего мужчины. Паша прикасался ко мне. Нежные тёплые объятия любимого проникали внутрь спокойствием и истомой. Мне даже не хотелось физической близости, достаточно было того, что я ощущала. Прижалась к любимому, бесконечно дорогому мне человечку спиной, превратившись в слабую беспомощную девочку, только его и ничью больше, и моментально уснула. Приснился Паша. Мы на какой-то ярмарке. Суета, веселье, бойкая торговля, всюду снуют люди. Мы крепко держимся за руки. Паша — в военной форме, ворот расстегнут на несколько пуговиц, виднеется кипенно-белая футболка. Толпа давит и толкается, чувствую, что выпускаю его руку из своей, пытаюсь удержать — не получается. Пальцы расцепились. Озираюсь, ищу его глазами — Паши нигде нет. Начинаю протискиваться сквозь плотный поток людей, стараюсь отыскать его, но всё безуспешно. Просыпаюсь. Утро...

Следующие день я провела с родителями: ездили в военкомат, банк, я звонила знакомым, которые могли бы помочь. Хватались за любые возможности хоть как-то прояснить ситуацию. Сотрудники официальных организаций лишь разводили руками — никакой информации, как и что произошло, у них не было. Не вернулся с боевого задания. Точка.

Вечером Пашины родители проводили меня на поезд — надо возвращаться в Москву. Впереди очень много работы. Нужно действовать. Быстро, собранно, целеустремленно. Понимаю, что просто не будет. Но я даже не могла предположить, какой ад нас ждёт. Оглядываясь сейчас назад, говорю с полной уверенностью — в библейском писании есть ошибка: кругов ада вовсе не девять, их десять. На каждый круг — по месяцу. Поиски начались...

 

22.

Следующие десять месяцев прошли, как в тумане. Густом, вязком и безжизненном. Новые вынужденные знакомства, письма в государственные структуры, невыносимые просмотры телеграм-каналов, походы по госучреждениям. Маленький комок надежды очень быстро обрастал налётом отписок, бесполезной по сути информацией, черствостью и равнодушием чинуш, страхом и невыносимой тоской. Единственные, кто с нами был постоянно на связи, пытались помочь, искренне поддерживали — это ребята из ПСО «Сармат». Блевать хотелось, когда с экрана телевизора слышала отчёты напомаженных «деятелей» о колоссальной проделанной работе в рамках помощи семьям участников СВО. Лицемерие, хамское отношение и тотальное безразличие сквозили из каждой поры этих людишек, как с экранов, так и при личном общении. Психика к концу апреля была расшатана, нервы — ни к чёрту. Масла в огонь из соседней комнаты систематически подливал мой папа — ор шоуменов, поймавших волну хайпа, лился безудержным селевым потоком в мои уши, слушать это было невыносимо. Попытки объяснить отцу, что это не надо смотреть и уж тем более верить бесконечной лжи, были бесполезны. Перестала устраивать скандалы, просто с грохотом хлопала дверью, чтобы приглушить эту мерзость, и уходила в дальнюю комнату — там не слышно. 

В середине мая родители решили всё-таки доехать до воинской части, откуда уходил Паша. По телефону никакой информации нам не давали — не могут, запрещено. Наставили только на одном: Павел погиб. На вопрос «где тело?» внятных ответов не было. Ссылались на опросы свидетелей, бредили показаниями из дела, которое появилось чудесным образом после выезда на место какой-то нелепой комиссии. С оформлением полагающихся выплат тоже были проблемы. А когда «уставшим» и «измождённым» звонками мамы сотрудникам воинской части стало совсем невмоготу разговаривать с убитыми горем родителями, телефон «нежелательного» абонента просто заблокировали.

Доехали. Зашли в кабинет. Сидят несколько военных и куча женщин-психологов.

— ... мне не нужны психологи. У меня есть близкие, которые могут меня за ручку подержать. Сына мне верните и правду расскажите!

— Ваш сын погиб. Единственное, что вы можете сейчас сделать, и это будет правильно, взять несколько его вещей, может, игрушки любимые детские остались, и похоронить всё это. 

— Тело где? Как вы можете утверждать, что Павел погиб, если нет тела? У нас вообще есть информация, что он в плену.

— ... ну, значит в плену...

Разговор продолжать бессмысленно. Никакой конкретики, фактов, чёткого изложения произошедшего нет. Очередной тупик, из которого надо выбираться...

 

23.

Лето прошло на даче в Переславских лесах. Деревня находится в удалении от шумной федеральной трассы — по в меру петляющей дороге постройки советских времен ехать километров семь. Покрытие не супер — то яма, то канава, но это и хорошо — вероятность впечататься в задумавшегося лося или перебегающего дорогу кабанчика, сводится практически к нулю. Лисы, белки, зайцы, хорьки курсируют тоже регулярно — наехать на эту живность, конечно, менее ощутимо, но жалко. Поэтому можно сказать, что дорога полностью соответствует состоянию спрятанного мира — замедленного, неспешного, размеренного и очень чистого. Деревня, в которой находится дача, тупиковая. Здесь — только свои, никого лишнего. Микромир, маленькая вселенная, полная тишины, спокойствия и умиротворения, лишь для избранных. Посторонних нет — люди подбирались случайно не случайно, как это происходит, я уже перестала задумываться. Зачем? Ответа не будет, просто принимаю этот факт без лишних вопросов. Всё систематизировано царицей-природой и мы покорно и с благодарностью подчиняемся ей.

Настало и моё время полюбить деревенскую жизнь. Грядки, газоны и теплицы как-то незаметно выдавили из жизни клубы и тусовки. Я полюбила музыку тишины и уединения — она особенная, композитором являешься ты сам и никто больше. Эта музыка звучит безмолвием, зависшим на фермате снаружи, проникает в тебя несформировавшимся наброском робкой мелодии, разрастается внутри, систематизируется, раскладывается на партии и исполняется симфоническим оркестром фортиссимо. Она пульсирует в тебе, диапазон бесконечен и невообразим. Но эту музыку никто не слышит, только ты. Поделиться ей с миром невозможно, она закодирована и звучит только для тебя...

 

24.

В мае начались дачные хлопоты, которые позволяли забыться на недолгое время. Точнее, немного отвлечься. Мысли о главном прочно засели занозами в мозгу, удалить их было невозможно. Я уже и не пыталась, научилась с ними жить. Кусочки тревоги стали неотъемлемой частью меня, пульсировали, болели, беспокоили. Но к этому дискомфорту, оказывается, можно привыкнуть.

Знаки и необъяснимые послания не прекращались. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю их значение, но в то время мне не хотелось верить своей интуиции. Старалась трактовать всё по-своему, переиначивать, окрашивать в нужные мне цвета. 

В середине месяца на протяжении двух недель ко мне на участок регулярно прилетала птичка-трясогузка. Это довольно пугливое создание вело себя очень странно, её поступки были совершенно не характерны для поведения остальных особей. Моя новая подружка садилась на забор, когда я находилась на улице одна, начинала чирикать, привлекая к себе внимание. Потом, осмелев, пернатый комочек стал спускаться на грядку, в которой я делала посадки. Заглядывала мне в глаза, подходила на расстояние ближе вытянутой руки, продолжая неугомонно чирикать.

— Ты что-то хочешь мне сказать? 

— Фью-фью, чирик-чирик... — поворачивает маленькую головку, топчется на месте, но смотрит прямо на меня, не отводя взгляд.

Всё, совсем крыша поехала. Я на полном серьёзе веду разговор с птицей, в надежде расшифровать её чириканье.

— Паша, это ты? Что ты хочешь мне сказать?

— Фью-фью, чирик-чирик... 

— Я не понимаю тебя...

Протягиваю трясущуюся руку, внутри всё сжимается. Касаюсь её грудки пальцами — не улетает, просто делает маленький шаг назад. Понимаю, что это не просто птичка. Объяснить невозможно — я просто знаю это. За нашим общением со стороны наблюдают дочки, которые пытаются медленно и незаметно приблизиться к нам. Птичка, заметив это, незамедлительно вспархивает на забор, продолжая чирикать. Как только девочки отходили от меня, моя подружка возвращалась на грядку, продолжая своё повествование. Если я уходила на другую часть участка, трясогузка незамедлительно следовала за мной. Она даже залетала в теплицу — всегда находилась рядом. Через две недели птичка исчезла и больше никогда не прилетала.

 

25.

Говорят, время лечит, затягивает раны, стирает из памяти события прошлого, но главное, притупляет любые чувства. Ненависть и обиды постепенно покрываются налётом безразличия, ярость угасает, радость и восхищение бледнеют, окрашиваясь пастельными цветами обыденности и стабильности, любовь прекращает накрывать безумством и диким животным желанием. Говорят... У всех так. Но только не в моём случае. Последняя без устали изматывала меня. Любовь не только не затихала, а по каким-то непонятным причинам усиливалась, разрасталась, распирала изнутри. Ей не нужны были подпитка и подогрев, она жила своей ни от чего не зависящей жизнью. Симбиоз, в котором я была в проигрыше. Попытки начать глушить это чувство не приводили ни к чему, анализ происходящего не поддавался логике. Время не притупляло, а только усиливало эмоции несмотря ни на что, вопреки здравому смыслу. Тоска становилась невыносимой. Неизвестность и неопределённость, как зубная боль, изматывали мой организм. Бессилие что-то изменить через тонкую коктейльную трубочку вытягивало из меня жизнь. Спасала ночь. Наполненная мечтами, позитивными мыслями и каким-то необъяснимым осязаемым тёплым светом, который заполнял меня, как только я закрывала глаза. Фотография Паши на дисплее телефона каждую ночь находилась на подушке рядом. Пусть пока так. Скоро должно всё измениться. Я подожду. И дождусь...

 

26.

Солнечный и тёплый день 19 июня не предвещал ничего необычного. Утренние огородные хлопоты, поездка за продуктами в город, заезд в церковь и библиотеку за книжками для младшей дочки, постоянные и уже такие необходимые созвоны и переписки с Еленой Николаевной. За пролетевшие три месяца я настолько прикипела к родителям Паши, что просто не представляла своё существование без них. Чувствовала, что им тоже необходимо моё присутствие, во всяком случае пока. 

Вышли из библиотеки, переходим дорогу, раздался звонок от Лены.

— Оля, звонили из «Сармата». Украина косвенно подтвердила пленение Павлика!

Слёзы радости моментально застлали глаза, тело на несколько секунд стало невесомым — я перестала его чувствовать, ментальный крик улетел словами благодарности к Создателю. Господь нас услышал! Все молитвы, запросы, письма, хождения по организациям не были напрасны — Паша жив, и это самое важное, что может быть сейчас во всей необъятной Вселенной. Во всяком случае для меня.

Все последующие дни были наполнены ожиданием обмена военнопленными. 6 июля поменяли очередную «партию» наших ребят, Паши среди них не было — слишком мало прошло времени с момента появления его в неофициальных списках. «Партия» — какая ужасная и дикая формулировка! Но важен результат. Пусть называют, как хотят, только поскорее вернут моего Пашу на Родину. Понимание того, что он может вернуться с расшатанной психикой или инвалидом, не имело для меня никакого значения. Я ничего не боялась и была готова ко всему. Лишь бы вернулся, лишь бы живой. Вместе мы справимся со всеми трудностями, пройдём через любые испытания и будем счастливы.