Падение с высоты. Глава 4

Глава1  https://alterlit.ru/post/33374/

Глава2  https://alterlit.ru/post/33376/

Глава3  https://alterlit.ru/post/33477/

Наступает ночь, и проваливаюсь в сон. Какой-то сюр, кошмар, мешанина — преимущественно в красных тонах. Давыд, погрузившийся в бумаги за столом в кабинете, табачный дым, заплаканные, умоляющие глаза Жени, яркое тату цветка, безликий тип в красной олимпийке, кровоточащие отпечатки ладошек у дверей квартир, балкон с кровищей по щиколотку, взгляд с балкона в жуткую пропасть, полёт с верхотуры, стремительно приближающаяся земля — всё, стоп: пробуждение в холодном поту...

Лежу, разлепив сонные вежды, потихоньку приходя в себя.

Тату цветка...
«В этом деле всё важно» — фигня какая-то. Какое значение в этом деле может иметь молодёжная татушка...

Сон ушёл, пришла бессонница. Смотрю на часы — около двух. Неохотно встаю. Подхожу к окну: сиреневые сумерки — в Питер пришли белые ночи...

— Алло, Марат? Здравствуйте! Беспокоит адвокат Соломин из Питера.
— Здравствуйте. Чем обязан?
— Мне Ваш телефон дала Евгения Иванова — моя клиентка.
— А, знаю: мама погибшей девочки Оли. Проверял этот материал. Жаль, что поздно получил его на руки. Обжаловать отказ в возбуждении дела будете? Правильно. Эта четвёрка её и угробила, не сомневайтесь.
— А откуда такие данные? Объяснение мальчика Ильи вроде как забраковали.
— Скажу честно: есть кое-какие сведения агентурного характера, раскрывать осведомителя не имею права. Видел мой человек Олю в этой компании в тот вечер. Правда, не у дома на Авиамоделистов, незадолго до этого. Так что Илья правду говорит. И мама погибшей не зря сказала, что это дело так не оставит.
— А кровавые отпечатки у дверей квартир на верхних этажах — это правда?
— Да, были мажущие следы. Их вскоре стёрли. И бурые пятна на балконе — тоже были. Я хотел дополнительный протокол осмотра сделать, в цвете сфотографировать, но шеф всё зарубил. Сказал: чего копаешь? Бросай самодеятельность. Других материалов полно. А этот — в архив. Нашли записку — хватит. Следствие закончено, забудьте.
Я через это дело с шефом и разругался, перевёлся в Казань, не сработались.
— А что из себя представляет каждый из этой четвёрки?
— Иван Придворов, который Прибор — мажор по сути. Живет на деньги крутого дяди-коммерсанта. Год назад был материал по изнасилованию, но дядя отмазал, денег потерпевшей заслал. Дядюшка с местной милицией Вась-вась, один из главных спонсоров, всюду двери ногой открывает. В том числе, и к моему бывшему шефу — имейте это в виду.
Компания Прибора тупо ширяется, в баре местном зависает — основная форма досуга. Шмаков и Данилин — придурки криминальные, дрянью приторговывают. Парни с прыщавой совестью. Девчонок под кайфом затаскивали на хату, чпокали, но заявлений, как на Прибора, не было. Везло уродам. Возможно, Олю на эту же тему развести пытались, хотя... не уверен, экспертиза ничего не показала. Скорее всего, Пинкина в компанию её заманила. Подруга Оли Инна знает суть их старого конфликта с Пинкиной, но на протокол не рассказала.
Шмаков — отморозок, раньше в спецшколе содержался. Кличка «Сволочь» — оттуда. «Землить» надо этих негодяев, в СИЗО сажать. При желании, того же Шмакова на торговле дрянью поймать можно. В тюрьме он быстро расколется, расскажет как было с Олей. Сложности в том, что никому в местной уголовке это не надо. И потом, они все, кроме Придворова, несовершеннолетние, без родителей не допросишь. Хотя Пинкиной вроде скоро 18 исполнится. Эта дура — переросток, в каком-то классе на второй год оставалась.
— А Придворову сколько лет?
— Что-то около двадцати.
— Ясно...
А кто балкон осматривал в день Олиной смерти?
— Да бог его знает. Стажёр какой-то. Смирнов его в протокол даже не вписал.
— А ногти у трупа срезАли?
— Вроде да. Но куда девали — это к следователю.
— А Смирнов идёт на контакт? Что он из себя представляет?
— Да как сказать — бездушный исполнитель. Что начальство велит — то и делает. Ладно, успехов, коллега, в этом неоднозначном деле. Если что, звоните.

Мда, разговор с Маратом ситуацию прояснил не сильно. Впрочем, где я, и где Марат...

Стою на переходном балконе 13 этажа того самого дома, откуда произошло падение Оли. Вид сверху — жуть. Именно с этой верхотуры и сам летел вниз в сегодняшнем ночном кошмаре...

Наугад звоню в одну из квартир на 12 этаже. Дверь открывает нечто в замусоленном халате и с полотенцем на голове. Морщинистое лицо с кустистыми бровями, под которыми — колючие глазки. Смотрит недоверчиво. Прямо гоголевский Плюшкин. Сложно определить пол и возраст:
— Ну?
— Здравствуйте. Давно здесь живёте?
— Ну. Чё надо?
— Девушка с балкона этажом выше упала 20 апреля, разбилась. Знаете?
— Ну.
— Скажите, крики, шум на лестнице были в тот вечер? В дверь звонили? Вы не видели на стене рядом с дверью, пятен, похожих на кровь?
-Ну. А вы что, из милиции?
— Нет.
— А чё интересуетесь? Какие пятна? Много тута шушеры всякой бегает-орёт, кровищей брызжет — все стены загадили, наркоманы всякие. Вам-то што, если не из милиции? Ходят, звОнят — пятна им подавай...

Существо захлопывает дверь. Вот и поговорили...

На приёме в кабинете у следователя Смирнова Георгия Валентиновича. Флегматичный худощавый носатый брюнет в мундире с капитанскими погонами. Брезгливо морщась, изучает моё удостоверение:

— Ну да, помню этот материал. Гибель Ивановой Оли. И что Вы хотите — искать чёрную кошку в тёмной комнате, как её мама? Самоубийство в чистом виде. Предсмертная записка изъята, написана почерком погибшей. Девочка сложная, в психбольнице лежала. По заключению судмедэкспертизы, все травмы — от падения с высоты. У неё и раньше попытка суицида была. Нет тут насильственной смерти.

— А как же показания мальчика Ильи — про Придворова, Шмакова, Данилина и Пинкину? Илья видел Шмакова с Олей на балконе, после этого она оттуда упала.

— Фантазия ребёнка. Проверены эти показания. Эти четверо в своих объяснениях это отрицают. В баре в это время были. Персонал «Аризоны» подтвердил их алиби. И потом, мальчик не называл фамилии, только приметы, одежду описал. Он и раньше видел во дворе эту компанию, при других обстоятельствах.

— А почему так далеко от стены дома труп обнаружен — как будто вытолкнули её?

— Может, оттолкнулась перед падением. Следственный эксперимент надо проводить, манекен сбрасывать. Без возбужденного дела невозможно, сами знаете.

— Ногтевые пластины у трупа срезали?

— Вроде да. Но где этот пакет — не помню. В вещдоках где-то. Та же тема: нет уголовного дела — экспертизу этих ногтей не проведёшь.

— Ну допустим, самоубийство. А мотивы-то какие? Разве у неё было угнетённое состояние накануне смерти?

— Ну мало ли: с родителями вроде конфликтовала. Не помню я всех подробностей, что Вы от меня хотите? У меня дел уголовных в производстве два десятка, и материалов разных целый ворох. Всё помнить — мозг взорвётся. Я, что ли, за неё предсмертную записку писал? У неё же была безответная любовь. Пубертатный период — хлебнула джину какого-нибудь, дало девушке в голову, вот и решила счёты с жизнью свести. Вроде Закатова показала о её задумчивом, странном состоянии накануне смерти.

— Маме Оли она говорила другое.

— Ну я её передопрашивать не буду. Материал закрыт. Надо Вам — обжалуйте постановление об отказе в возбуждении дела прокурору, в суд — пожалуйста. Даст руководство указание — я проверку возобновлю.

— А балкон 13 этажа кто осматривал в тот день?

— Не помню. Может я, а может кто-то из участников осмотра по моему поручению. Слышал я про эти «пятна крови». Да, фото балкона черно-белое, но никаких пятен там нет. Важнее было труп внизу осмотреть. Лифт потом сломался, я не могу людей туда-сюда на такую верхотуру пешком гонять.

— Пуговицу от куртки и порванную цепочку — на балконе изъяли?

— К чему клоните, зачем вся эта ловля блох? Что важнее — оторванная пуговица или предсмертная записка? Раз Вы бывший прокурор, поставьте себя на моё место. На чём мне предъявлять обвинение Шмакову — на лепете мальчика Ильи и оторванной пуговице? Чьих рассказов наслушались? Мамы?

— Не только.

— Ну тогда опера Ганеева, наверное. Марат — идеалист и правдоискатель. Через это и вылетел с отдела. Он и накрутил эту маму. Знает он, видите ли, что убили бедного ребёнка. И мама знает.
Вы же сами юрист, и прекрасно понимаете: знать и доказать — это разные вещи — разводит руками Смирнов...

Продолжение следует