Двое в небе

Глава четвертая.

Начало тут:

https://alterlit.ru/post/74711/ 

https://alterlit.ru/post/74742/

https://alterlit.ru/post/74795/

Афродита вышла из дома, когда часы на стене звонко отбили десять. Проснувшийся город окунул ее в свой пестрый поток и понес по знакомым местам. За аптечным стеклом толстый, как Тарас Бульба, провизор Кокелюш проворно скатывал пилюли. По другую сторону, у фанерного киоска с надписью «Боржом», выстроилась очередь с бутылями и бидонами. Там бурно обменивались сплетнями и новостями. Гремел железными потрохами механический транспорт, распугивая клаксонами тихоходных гужевых конкурентов. Под вывеской «Запасные части для арифмометров» сидел увядающий частник Аметист Петрович, который плакал каждый вечер, когда подсчитывал выручку величиной с кукиш, а после облегчающих слез шел кушать мороженое-эскимо. Афродита помахала ему рукой, но Аметист Петрович только ниже опустил свой грустный висячий нос.

У театральной тумбы на нее набросился суетливый, как муравей подле конфеты, труженик штатива и диафрагмы с просьбой сфотографировать самую красивую девушку Москвы для многотиражки.

Афродита отказалась и принялась рассматривать репертуар. Кроме не раз виденных «Садко», «Хованщины» и «Леди Макбет Мценского уезда», давали оперу «Красные ухваты», балет «Битюг» и спектакль театра возможностей «Хижина дяди Томского». Спектакль Афродита тоже видела и осталась в недоумении: в какой-нибудь радиопередаче на шведском языке «Как пользоваться примусом» она бы почерпнула куда больше смысла. А на новую оперу и балет идти не хотелось.

— Театром интересуемся? — раздался позади голос со знакомой хрипотцой.

Афродита резко повернулась. Перед ней стоял одетый в нарядную голубую косоворотку Карл с трехлитровой банкой клубничного варенья подмышкой. Клетчатые брюки-гольф торгсиновского образца практически облегали его плотные ноги.

— Что вы здесь делаете?

— Чаю с тортом захотелось. Вот хожу, ищу, у кого сегодня день рожденья. Подарок приготовил. Варенье любишь?

— Люблю... Но не сейчас. Мне нужно купить продукты для завтрака.

— Могу помочь. Я по завтракам крупный специалист. А также по обедам, ужинам и полдникам.

— Строго говоря, второй день рождения сегодня у меня... Но бабушку нужно накормить.

— Сейчас накормим. Идем!

— Товарищи! — остановил их фотограф. — Вы очень фактурная пара. Разрешите, я вас для газеты щелкну?

Карл махнул рукой — валяй, и склонив голову на плечо Афродиты, застыл с широчайшей улыбкой.

Отделавшись от фотографа, они зашли в гастроном, где провели битый час. Накупивший разносолов Карл вынес оттуда две авоськи со свертками, консервными банками и бутылками. Все это он потащил домой к Афродите, которая едва поспевала за ним с банкой варенья в обнимку.

— Зачем столько? Вы будете у нас завтракать всем Автодором? — Афродита открыла двери квартиры и пропустила гостя вперед.

— Спокойствие, только спокойствие. Не последний раз видимся, — выгружая продукты, подмигнул Карл и огляделся на кухне.

Повязав фартук, он с пожарной быстротой расправился с луком и мясом, изрубив их двумя ножами в фарш. От нахальной дурашливости не осталось и следа: механик был деловит, молчалив и сосредоточен. Зашкворчало масло на сковороде, закипела вода для гарнира, и на столе выстроились ряды одинаковых, будто пушечные ядра, мясных шариков. Они мгновенно отправились на сковородку. Карл порхал по кухне бабочкой: жарил тефтели, как черт — грешников, до хрустящей корочки, и сотворял салатик, как Бог — землю, из ничего. Афродита невольно залюбовалась.

— Можно звать бабушку, — Карл перекинул через руку полотенце и почтительно склонился у стола, на котором теснились тарелки с румяными тефтелями, припущенными в томатном соусе, и рассыпчатой гречкой, щедро приправленной маслицем. Эльбрусом высилась снежная гора редиса со сметаной и зеленым лучком в хрустальной салатнице. В центре алела пиала с крабовым мясом, увенчанная веточкой петрушки. У Афродиты до боли засосало под ложечкой.

— Какие волшебные запахи! — Нина Павловна, одетая в строгое клетчатое платье с короткими рукавами и кружевным воротничком, вошла на кухню без приглашения. — Молодой человек, вы — кудесник! И у вас чудесные брюки. Похоже, что мы одеваемся у одного портного из Бристоля.

— Знакомьтесь. Нина Павловна — Карл Покрышкин, — представила их Афродита.

— Чрезвычайно рад знакомству, — Карл смущенно посмотрел на свои ноги в красно-серую клетку и на бабушку в платье ровно такой же расцветки. Живые глаза на красиво состарившемся лице Нины Павловны посмеивались. Все это время в ногах у нее путался тощий серый кот британско-дворянской породы. Блуждающие глаза кошачьего аристократа светились голодным безумием.

— А это кот Персик. Все в сборе, можно садиться.

— Какой худющий. Иди сюда, кыс-кыс, — Карл подцепил на вилку кусочек тефтели и поманил Персика.

— Нельзя! — закричали хором бабушка с Афродитой.

Но было поздно. Кот сожрал угощение с поразительной скоростью. Душераздирающее и наглое «мяяяууу», очень похожее на «давай еще», вырвалось из его пасти. Нина Павловна топнула на него и объяснила:

— Дуреет он от мяса после вегетарианской пищи.

Персик обиделся, сбегал в коридор и вернулся с таким видом, будто только что ел не он. Не получив добавки, а получив неласковое «брысь» от Афродиты, кот натурально обезумел: изогнулся дугой и, установив уши в положение «полундра», боком пересек кухню несколько раз крест-накрест. Постоял так недолго, что-то замышляя, потом запрыгнул на подоконник, оттуда—на шкаф и с верхотуры сверзился на кухонный стол. Полетела на пол посуда, подскочили от испуга дамы, застыл с вилкой в руке Карл. Персик схватил тефтель, прыгнул на плиту, раскидывая сковородки и кастрюли, оттуда — на занавеску и стал карабкаться вверх.

Карл, сидевший ближе всех к окну, не придумал ничего лучше, чем потянуть паскудника за хвост. Кот завизжал благим кошачьим матом, зашипел раскаленным утюгом, и Карлу даже почудилось, что его обозвали паршивым барбосом женского рода. Он дернул сильнее, и от когтей по занавеске поползли лоскуты. Вой усиливался, кот лез наверх с упорством альпиниста, Карл упрямо тянул его на себя.

— Хватит! Немедленно прекратите! — крикнула Нина Павловна. Карл отпустил хвост, и в тот же момент ему на голову рухнул карниз с бронзовым набалдашником.

— Хорош гусь, — констатировала Нина Павловна, глядя на кучу-малу, в которой метался, как демон, Персик и махал руками запутавшийся в тюле Карл. Непонятно было, кому адресован «гусь», но хороши были оба.

— Чудная квартирка. Как ни зайду помочь, меня здесь бьют по голове, — проворчал Карл, освободившись, и ощупал сизую шишку.

— Господи, с вами все в порядке? — не на шутку испугалась Афродита.

— В порядке. Несите инструменты, какие есть, карниз обратно повешу.

Афродита сходила за ящиком в чулан, бабушка замела осколки.

— Вот все, что нашла. Только стремянки у нас нет.

— Она мне не нужна, — Карл с места взмыл под потолок и повис там на глазах у Нины Павловны, не слишком, впрочем, удивленной. Через полчаса все было готово.

— Как вы это делаете? — только и спросила бабушка.

— Молоток, дюбели и немного сноровки.

— Я про вашу левитацию.

— Это не я, а гениальный инженер Бартини. Его разработка. Научные достижения идут на помощь советскому быту. Вот запустят механизм в серию, тогда любой желающий сможет летать и прибивать карнизы. Представляете, какие времена тогда наступят?

— Вы сотворили два чуда за одно утро. Занавеску только жалко. Давайте все-таки позавтракаем тем, что осталось, — улыбнулась Нина Павловна.

— Мне пора, — сказал Карл, — что-то домой захотелось. Склоняю перед вами очень-очень бедную мыслями голову. — и, не слушая уговоры, удалился через дверь.

Той же ночью на злополучной кухне, когда бабушка и Афродита уже забылись крепким сном, от порыва ветра затрепетали новые занавески фисташкового цвета и напугали тоскующего на подоконнике кота Персика.

***

В мутном банном свете прокуренной комнаты склонился над ватманом человек лет сорока с зачесанными наверх смоляными волосами. Надорванные карманы его элегантного в прошлом пиджака топорщили початые пачки «Беломора». Мужчина без остановки курил и что-то увлеченно рисовал на чумазом от грифеля листе. Ночь, темная, как каргопольский деготь, укрывала его от многоголосицы суетливого мира. Лампа на столе под шелковым с бахромой абажуром, открытое настежь окно, тишина, помноженная на безмятежность, благоприятствовали процессу. Работа спорилась. От точных движений порхающего карандаша унылая черно-белая гладь бумаги, похожая на татарскую степь зимой, превращалась в объемный рисунок крылатого механизма.

Инженер отхлебнул из чашки с крепчайшей смесью чая и кофе со сгущенкой, откинулся на спинку плюшевого кресла и улыбнулся, довольный результатом. Сложив ватман в большой конверт, тщательно прижал самоклеющийся клапан.

— Вы к этому еще не готовы, но года, скажем, через двести шестьдесят два вашим потомкам это пригодится, — проговорил он с усмешкой в окно и надписал на конверте: «Открыть в 2197 году».

В ту же секунду в дверь постучали. Это не был вежливый полуночный стук, но бесцеремонный грохот. Так стучат судебные приставы, потревоженные потопом соседи и раздосадованные рогоносцы. Ни тех, ни других, ни третьих Роберт Людвигович Бартини не ждал. Слегка озадаченный, он спрятал конверт в сейф, прошел на веранду и открыл двери.

На крыльце стояли трое в синих фуражках с бордовыми околышами. Хлопнуло пунцовое удостоверение сотрудника народного комиссариата внутренних дел.

— Роберт Людвигович? — зная ответ, для проформы, спросил предъявитель с плоским лицом и широким вогнутым носом.

— Да.

— Капитан Хамзин. У нас к вам есть несколько вопросов.

— Завидное любопытство в столь поздний час. Но проходите, почтеннейшие.

Сотрудники вошли, оглядывая захламленный книгами и чертежами чуланных размеров кабинет. Стопки бумаг и папок выпирали из стеллажей и горами лежали на полу. По соседству с портретом Маркса и бюстом Ленина валялись какие-то металлические узлы и приспособления. Повсюду лежал седой пепел, темнели немытые чашки. Пепельниц, сделанных из самых неожиданных предметов, вроде детской мыльницы «Утенок» или распиленной ракушки наутилуса, можно было насчитать больше десятка. Беспорядок такого масштаба мог учинить либо сумасшедший, либо чрезвычайно увлеченный человек.

Роберт Людвигович впечатления сумасброда не производил. Черные его глаза смотрели внимательно и спокойно, а в движениях не было избыточности и суеты, свойственной психически нездоровым людям. Он степенно прошел за свой стол и предложил всем садиться. Двое из ларца — периферийный юноша со сдобным крестьянским лицом и массивный чекист-центурион, затянутый в портупею, — расчистили место на диване, а капитан уселся в кресло напротив:

— Мы пока без ордера. Но считаю необходимым, товарищ Бартини, со всей строгостью предупредить вас об ответственности. Мы осведомлены о важности ваших работ для советской авиации. Поэтому пока, подчеркиваю, пока пришли поговорить. Но от вашей честности может зависеть ваша карьера. И не только...

С легким иностранным акцентом хозяин произнес:

— Помоги нам Аллах избежать непреодолимое и преодолеть неизбежное.

Капитан напрягся:

— Что? Почему Аллах? Какой Аллах?

— Разве сын муллы не знает, какой такой Аллах?

Хамзин побледнел, как смерть. Точнее сказать, пожелтел, как алыча. Он повернулся к дивану и резко скомандовал:

— Шмякин, Иерихонтов, погуляйте во дворе! Я позову, — и сменив начальственный тон на слегка заискивающий, когда подчиненные вышли, спросил:

— Откуда вы знаете?

— Я это вижу, как вы видите этот стол.

— Прекращайте ваши фокусы.

Хамзин, усиленно скрывавший свое родство с неблагонадежным служителем культа, привычным движением карателя сунул руку в карман, где помещался небольшой и удобный пистолет Коровина. Головокружительных кульбитов и ухищрений стоила Хамзину эта должность, а тут — пожалуйте бриться. Его злые с монгольскими складками глаза сузились.

— Это необязательно, — Бартини кивнул на оттопыренное галифе капитана, — доставлять вам неприятности мне не нужно. Я лишь хотел обозначить некоторые точки соприкосновения в предстоящем разговоре. А теперь к делу. У меня очень мало времени.

Говорил он крайне убедительно, отрывисто произнося слова и жадно сжимая паузы между ними. Капитан достал из нагрудного кармана портсигар и, неспешно закурив, спросил:

— А вы знаете, о чем мы будем говорить?

— Вам нужна некая тайна. Но ее нет, уверяю вас.

Хамзин криво ухмыльнулся:

— Кто ищет, тот найдет. Над чем вы сейчас работаете?

— Над тем же, что и всегда: чеканю на мгновениях признаки вечности.

— Можете сказать конкретнее?

Бартини встал из-за стола, прошелся по скрипучему полу, заложив руки за спиной.

— Я попробую объяснить, чтобы вы поняли. Как сыну священнослужителя вам должно быть известно, что суфии, принявшие зухд, или православные аскеты, поднявшиеся на высокую ступень святости, очищенной от скверны, начинают прозревать, то есть видеть разумом, прошлое, настоящее и будущее одновременно.

— Как это?

— Религия — это не только опиум для народа. Вам об этом пытался донести ваш несчастный батюшка, от которого вы отреклись. Суфии и аскеты посредством духовных практик независимо друг от друга осознали, что у времени нет прошлого, настоящего и будущего. Это все одно и то же. Оно в некотором смысле похоже на дорогу: не пропадает, когда мы прошли по ней, и не возникает сию же секунду, открываясь за поворотом. Вот, собственно, это я и пытаюсь доказать с точки зрения современной физики.

— Меня больше интересуют ваши практические разработки.

— Какие именно?

— Летающий человек.

— Проект закрыт в связи со смертью подопытного.

— Когда вы его видели последний раз?

— Три года назад под Новгородом. Проект был свернут, пропеллер демонтировали вместе со шкивом. Подопытный отказался принимать участие в тренировках по идейным соображениям. А чертежи вживленного в него устройства пропали после устроенного им пожара.

— Есть сведения, что ваш «Пион-1» жив. И летает без всякого пропеллера. Как вы это можете объяснить?

— Жив? Чувствительно признателен за хорошие новости. Как объяснить? В устройстве для левитации использован привезенный мной из Индии гравитант. Так я назвал найденную в одном из храмов идеальной формы сферу, возможно, внеземного происхождения. Она позволяет раздвигать пространственно-временной континуум и придавать времени ускорение, меняя при этом координаты тела по желанию его владельца. Выглядит это так: подумал — взлетел. Но он этого не знал и навыком этим не владел.

— Как погиб «Пион»?

— После скандала с куратором из вашего ведомства он безобразно напился и уехал на дрезине в Ленинград. А перед этим сжег все конструкторское бюро. Была организована погоня. Когда его догнали и зажали с двух сторон, он прыгнул с Мстинского моста в реку. Я был тому свидетель. Он кричал, что может летать и после обрезания, хотел мне продемонстрировать. Но рухнул камнем в Мсту и пропал. Тело так и не нашли.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...