Время измен

— Галька, Галька, — кричу я в телефон двоюродной сестре, захлебываясь от рыданий. — Знаешь, что Вовка учудил? Предал меня, подставил, как будто и не было наших тридцати лет вместе!

— Да не ори так, расскажи, не пойму толком. — Галька в нашей семье всегда считалась оплотом рассудительности

— Что рассказывать, уходит от меня Вовка, мымру себе нашел какую-то кудрявую. Представляешь, в воскресенье знакомиться приведет. Говорит, мы цивилизованно разойтись должны, друзьями остаться, чтобы перед детьми не стыдно. Урод! Мразь!

— А они что говорят, дети?

— Не знают они ничего еще, пусть сам с ними объясняется, слизень! Да и до нас ли им, давно своей жизнью живут!

— А почему уходит? Объясняет-то как?

— Объясняет? — я ощутила, как слезы с удвоенной скоростью текут по щекам, а на паркете, кажется, образовалась изрядная лужица. — Он говорит, за длинные волосы ее полюбил, прикинь, вроде, на мои похожи, когда мы познакомились. Как жить теперь, скажи! Как людям в лицо смотреть?

— Да перестань ты рыдать, сейчас же! Обойдется все, утрясется. Они все в этом возрасте скакать начинают, последние прыжки уже. Мой, помнишь, тоже ушел. Через полгода вернулся, унижался, теперь как шелковый и пушистый весь.

— Я столько не выдержу, полгода, мне сейчас надо! — я почувствовала, что еще секунда, и забьюсь в истерике, швырнув телефон в стену.

— Ша, Марин, — Галька тоже учуяла неладное. — Сейчас мы с тобой все придумаем и решим. Слезы тут не помощник.

— А что сделаешь?

— Можно! Открою тебе, так и быть, тайну свою главную, только ты молчок, обещай, поклянись даже. Здоровьем своим. Нет, лучше его, паразита твоего, так безопаснее.

— Клянусь. Нафиг мне теперь его здоровье!

— Слушай сюда. Я ж тогда, когда мой ушел, к ведунье ходила. И она мне рецепт магический дала. Если сама приготовишь — мужик навсегда твоим станет. Проверено уже, сама видишь.

— Да ладно тебе, гонишь? Не может такого быть.

— Зуб даю, ой, моего благоверного, в смысле, свой жалко. Короче, пиши рецепт и встречай сладкую парочку во всеоружии. Берешь бараний бок, две мороженые селедки, каракатицу, куриную грудку....

— Галь, я записала все. Только странная какая-то еда... ты уверена, что они от неё не сдохнут? Сама бы я такое ни в жисть есть не стала, да и готовить.

— Тебя заставляет, что ли, кто? Не ешь, если не хочешь. А так вполне съедобно, проверено.

Разговор мы закончили, и я грустно заглянула в зеркало. Оттуда на меня смотрела блондинка с короткой стильной стрижкой. Ну ладно, если и не поможет — хоть будет, чем заняться, пока я все это куплю, приготовлю. Попробую.

Всю субботу я как Золушка проторчала на кухне, занимаясь невесть чем. Ароматы, я вам скажу, были, словами не передать. В оконцовке у меня получилось огромное блюдо невнятной субстанции подозрительно-рыжего цвета. Я попробовала крошку. Съедобно, как ни странно. И даже отчасти вкусно. Ну, я тут им не нанималась разносолы изобретать. И так сойдет. Стол накрыла, правда, красиво. С клеенки такое точно не съесть.

В назначенный час прозвенел звонок. Я, конечно, постаралась: макияжек там, платьице новое, духи. На пороге топтался мой благоверный и какая-то тетка. Волосы, да, роскошные, до середины спины, как у меня в школе были. Но сама блеклая, мордочка узенькая и старая. На мышь похожа, или на крысу. И на что тут повестись можно, не понимаю я.

— Познакомься, Мариночка, это моя Ксаня!

А мне вот, честно, вообще все равно, как ее зовут. Не получится у нас дружбы домами, я уже вижу, не хочется. Но я хозяйка, соответствовать должна. Хорошо, целоваться не заставляют.

— А чем так вкусно пахнет, Мариночка? — это Вовка довольно ручки потирает.

Уселись за стол. Я им в тарелки варева этого навалила, а себе чай подвинула, на диете, мол, вегетарианской. Вовка как первую ложку ко рту поднес, так увлекся, по сторонам даже не смотрит, вот-вот захрюкает. Не кормит его мымра, что ли? А она не спешит, ковыряется с подозрением в тарелке. Правильно, не для тебя здесь готовили. Но вот отважилась вроде, проглотила кусочек. И как начала она кашлять, сейчас глаза на скатерть вывалятся, помрет, не дай бог! А Вовка, как не видит ничего, ест. Не, мне покойники без надобности.

— Вот вода, Ксаня, запейте. Руку надо вверх поднять, помогает.

Стала я ее за руку тянуть, запуталась в гриве, дернула вверх, и вся ее красота волосатая у меня в руках осталась, я аж заорала с испуга.

Ксаня тут же кашлять перестала, за голову свою с тремя волосинами схватилась, куда ей до моей роскошной стрижки! Покраснела, вскочила и к двери входной потрусила, только мы ее и видели, замок щелкнул.

Как раз Вовка порцию свою доел, опять тарелку протягивает.

— Как же твоя Ксаня? — спрашиваю, — беги за ней, парик заодно отдашь, мне тут чужого не надо.

А он равнодушно так:

— Да и ладно, пусть уходит, передумал я.

Помог, выходит, Галькин магический рецепт.

Прожили мы с Вовкой пару месяцев, и чувствую, как-то оно мне, самой, уже не нужен этот отработанный материал не первой свежести, Ксаня та всё перед глазами стоит. Посадила я мужа перед собой, да и выдала, что разошлись теперь наши стежки-дорожки в разные стороны. Баста.

А он чуть ни в ноги мне.

— Прости, — говорит, — бес тогда попутал. Нет мне жизни без тебя вовсе!

— Ладно, — отвечаю, — тогда так. Будет у нас с тобой раз в месяц День Измен. С утра субботы по вечер воскресенья. Я тут оставаться буду, а ты на дачу отправляться. И делать будем, что захотим. Даже изменять.

Вовка офигел сначала, заупрямился. Но я на своем стояла. Либо так — либо никак вовсе. Выхода ему не оставила.

В первый наш День отправилась я в ночной клуб. Да ну: шумно, грязно, молодняк прыгает, спиртное всё дешевое, паленое. Не, мне такого не надо. Я теперь те субботы в спа-салоне провожу. В воскресенье до обеда в постели книжки читаю. Потом Вовке магическое блюдо готовлю, полюбилось ему.

А Вовка в субботу рыбачит, в воскресенье на бега отправляется, Галька давно разведала. Но когда домой возвращается — молчит загадочно, глаза в сторону уводит. И я стараюсь, изображаю из себя. А волосы отращиваю, до плеч уже. Так мы острого перчика добавили в будни.