Dyrogon Толкач 03.05.24 в 11:13

Меня звали Диверсантом (глава 1)

Городок, в котором родился и вырос, я покинул в возрасте восемнадцати лет по причине призыва в армию, а вернулся обратно на пятом десятке. Так бывает.

Провожали меня в армию в первых числах мая. В небольшой кафешке «гуляли» всю ночь — вино, песни, танцы, а утром всей компанией отправились к военкомату, где находился призывной пункт.

Процедура прощания прошла быстро, матушка плакала, отец обнял, похлопал по плечу и наказал: «Давай, сынок, служи, не урони так сказать, и деды твои служили, и я служил, а вот теперь и твоя очередь подошла… И это… не забывай, пиши почаще, а если представится возможность — звони, мы с мамкой будем рады твой голос услышать», — и, как мне показалось, тоже всплакнул, скупо, по-мужски, закашлялся и отвернулся, чтобы я его слёз не увидел…

Моя тогдашняя подружка, Таня Воробьева, в голос рыдала, повисла у меня на шее и долго не отпускала, рассказывала, как крепко она меня любит, и как верно будет ждать возвращения. Таня — девчонка классная, красивая и веселая, ей «к лицу» любая прическа, любое платье, она всегда выглядела эффектно и аппетитно не только для пацанов моего возраста, но и для мужчин с «налетом седины на висках».

Хотелось ли мне ее верности в момент расставания? — Хотелось! Верилось ли? — Нет, не верилось, я даже допускал мысль, что отсюда — с призывного пункта, — она может уйти не одна, а с кем-то, если и не из моих друзей, то с друзьями моих друзей…

«По машинам!» — скомандовал в мегафон офицер военкомата, и около двадцати будущих защитника Родины заняли места в стареньком автобусе, заполнив салон своими рюкзаками, чемоданами, табачно-водочными запахами и юношеской беспечностью.

Почти у каждого из моих попутчиков, с собой «было», они предлагали сопровождающему нас капитану выпить с ними за удачную службу и за скорейший дембель. Орали «Не плачь девчонка, пройдут дожди, солдат вернется, ты только жди!», дальше этих слов песня «не шла» — никто не знал продолжения. Капитан пить отказывался, но другим не запрещал.

Двое парней, сидящих через проход от меня, донимали капитана жалобами на происходящую несправедливость. Один из них жаловался, что у него больные ноги и ему нельзя в армию, просил капитана остановить автобус и отпустить его домой. Второй рассказывал про больную бабушку, за которой некому ухаживать. «Бабушка без меня умрет! Понимаете?» Капитан по-военному четко и убедительно успокаивал:

— Бойцы, не бздите! Наши армейские медики — это вам не какие-то там коновалы! Они профессора своего дела! У них есть таблетки от любых болезней. От лю-бых!!! Они вылечат вам и ноги, и руки, и бабушек, и дедушек… Через полгода всё у вас будет заебись! Слово офицера!

* * *

К областному сборному пункту, расположенному в здании спортивного центра, приехали к обеду. На входе офицеры всех «обшмонали», спиртное забрали, устроили перекличку, накормили ужином и скомандовали «Отбой!»

На другой день после обеда нас построили, и началась «торговля». Перед строем выходил «покупатель» — представитель того или иного рода войск — и зачитывал фамилии тех, кого он выбрал для службы в своем подразделении. Нескольких человек «купили» ракетчики, потом связисты забрали «своих». Моим покупателем оказался лейтенант с голубыми погонами на кителе и крылатыми парашютиками на петлицах.

Этот день — пятое мая, — я вспоминаю как один из самых знаковых дней в моей жизни.

* * *

Служба мне нравилась. Первые полгода было тяжело — карантин, учебка, режим, физподготовка, кроссы, полевые учения, — всё это требовало немалых физических усилий. Потом втянулся, стало легче. Командиром нашей спецгруппы был прапорщик Лаптев, которого никто Лаптевым не назвал, для нас он был прапорщиком Петровичем, все мы считали его и своим отцом, и инструктором, и командиром, и судьей, и адвокатом, и прокурором, и кнутом, и пряником, и тем, кого без всяких натяжек можно было назвать «ум, честь, и совесть». Всему, чему я научился в армии, я обязан именно Петровичу, спасибо ему за науку и мой низкий поклон!

Единственное, что можно считать негативным моментом в моей службе — за два года я ни разу не был дома. За нарушение воинского устава, приказом командира части был лишен отпуска. Суть моего проступка состояла в том, что с двумя своими сослуживцами, Саней Чекуновым и Петрухой Ханиным, я отлучился в самоволку для встречи с местными красавицами, чьи мамки были кубанскими казáчками, а отцы — пра-пра-правнуками атамана Платова. И так случилось, что нескольким ровесникам наших девчонок показалось, будто их подружки-станичницы намереваются этой ночью смешать свои графские «кровя́» с какими-то там сибиряками. Слово за слово, девчонки разошлись от греха подальше по домам, а мы немного помахали кулаками, защищая честь сибирских князей Борятинских перед десятком местных потомков графьев Платовых…

Приехал усиленный наряд патрулей и нас — троих служивых, — увезли в комендатуру. Местные пацаны разбежались, а одного своего оставили. Ну как своего — в процессе следствия выяснилось, что он не был потомком Платова, а был обычным бичом, неизвестно как оказавшимся среди «высоких договаривающихся сторон». Во время конфликта он случайно упал, сломал себе шею и умер… Так тоже бывает.

Отсидели мы на гауптвахте по десять суток и благодаря нашим командирам, вместо корячившегося каждому из нас реального срока в дисбате, были наказаны лишением отпусков.

* * *

Примерно за месяц до дембеля передо мной нарисовалась дилемма — командование воинской части предложило мне продлить службу по контракту сроком на два года.

Я долго обдумывал плюсы и минусы этого предложения, но все мои думки сводились к пословице «И хочется, и колется».

Самое большое «за» заключалось в том, что служба мне нравилась. По натуре я, как говорил обо мне прапорщик Петрович, человек «черно-белый». Для меня почти не существовало оттенков в отношениях с людьми, в обычной, повседневной жизни я всех окружающих видел как в советском лозунге «Человек человеку друг, товарищ и брат», но любая напряженная ситуация воспринималась мной в очень упрощенном виде — вот я, а вот мой враг. Всё! Либо я, либо он! Для бойца ВДВ — это хорошо, а для жизни на гражданке такие тезисы, как утверждал Петрович, не катят.

Подумал я подумал, и принял решение подписать контракт о сверхсрочной службе, сроком на два года.

* * *

Два года пролетели быстро. Задачи, которые ставились перед нашей группой, выполнялись четко и в полном объеме. Мы получали многочисленные благодарности и, иногда, небольшие премиальные суммы за выполненную работу. Такие премиальные были весьма и весьма кстати, чтобы в перерывах между «командировками» можно было пригласить даму в приличный ресторан, или, как шутили мои сослуживцы — купить себе что-то нужное, например — зубную щетку, или лезвие для бритвы.

* * *

На гражданке я не видел себя в роли токаря-фрезеровщика третьего разряда, поэтому по окончании двухгодичного контракта продлил его еще на пять лет. Но даже эти пять лет в финансовом плане не сделали из меня потенциального покупателя недвижимости в виде приличной квартиры для будущей долгой и счастливой семейной жизни.

С некоторым сожалением я пришел к выводу, что ничего не умею делать так хорошо, как драться, стрелять и убивать.

На прощанье мы с Петровичем посидели у него в «бункере» — этакое бетонное сооружение на территории нашей десантной базы, где и проживал Петрович со своим верным другом, котом Борисом…

Петрович напутствовал:

— Серега, никогда не забывай про разумный страх, а то ты парень лихой, знаю я тебя, насмотрелся на твои «подвиги». Разумный страх должен присутствовать у каждого нормального мужика. Быть «бесстрашным» — это неправильно! Мы просто обязаны обладать чувством разумного страха и чувством ответственности, которую испытываем за своих близких, за данное нами слово, за свои поступки. Тяжело тебе будет на гражданке, там противника невозможно так сразу распознать, на лбу у них не написано, кто за нас, кто против нас, а кто вообще ни сном, ни духом… И это… что еще хотел сказать — пока не убедишься, что перед тобой действительно враг — не спеши его валить, подумай хорошенько. Но если уж принял решение, то вали без колебаний, чуть замешкаешься — ты труп, а он победитель…

Правильные слова говорил Петрович, очень правильные.

* * *

Съездил в Москву, встретился с бывшим сослуживцем Толиком Степневым, он пригласил на дачу и под коньячок прочитал небольшой ликбез на тему «кому ты нужен на гражданке и где искать работу». Сам Толик владел небольшим автосалоном, доставшимся ему от тестя.

Суть ликбеза сводилась к тому, что без первоначального капитала ничего своего организовать не получится. Передо мной маячило лишь три пути: один — сразу лезть в криминал, второй путь — идти в ментовку, что по сути тот же криминал. И третий вариант — «в контору».

— Контора возьмет тебя без вопросов, но особо губу не раскатывай — перспектива роста там нулевая, будешь так же как и у Петровича бегать с автоматом по горячим точкам…

— Слышь, Толик, в народе болтают, что у разведчиков хлеб с маслом и черной икрой за еду не считают, может к ним попробовать? — Спросил я.

— Серега, да ты че? — Удивился Толик. — Туда по объявлениям не берут, туда только они сами могут пригласить, и то не любого, а только после вышки ВДВ, с улицы к ним стучаться — это несерьезно. Ну разве что они заберут к себе Петровича, а он потом тебя подтянет… По другому — никак.

— Н-да… — Оценил я свои перспективы.

— Короче — думай! — Подвел итог нашей беседы Толик. — Если остановишься на криминале, то я могу поговорить с нужными людьми, чтобы ты не быком на рынке оказался, а где-то в крупном бизнесе зацепился — в службе безопасности, телохранителем, на крайняк — в инкассации. Зацепись, оглядись, а дальше сам смотри, куда грести… Если нужны бабки — могу на первое время подкинуть, разбогатеешь — отдашь.

— Спасибо, у меня пока деньги есть, а вот если поможешь с работой — буду благодарен.

* * *

Толик позвонил через два дня, продиктовал телефон человека по имени Гриша Седой, к которому мне сто́ило обратиться, и пожелал удачи.

Съездил, встретился с Гришей Седым, крепким, коренастым мужиком лет под сорок, похожим на американского президента Билла Клинтона.

В финансовом плане Гриша обещал если и не золотые горы, то что-то около того. На мой прямой вопрос о степени криминала в моей будущей работе, ответил витиевато, дескать, большого криминала нет, просто надо будет встречаться с людьми и объяснять им, что они незаконно владеют заводиками, портами, параходиками, какими-то другими активами, и это при том, что как раз он — Гриша Седой, является единственным юридически законным владельцем названных предприятий, о чем имеется бумага с подписями и печатями…

Если предложение Гриши Седого перевести с литературного на общечеловеческий язык то выходило, что мне предлагается впрячься в Гришину банду рейдеров и подключиться к наведению порядка в некоторых районах ближнего Подмосковья. «Наведение порядка» надлежало понимать так, что денежные потоки от деятельности названных предприятий должны изменить свое направление и начать течь в Гришин карман.

Подумал я, почесал затылок и согласился, но попросил время, типа испытательного срока в полгода, понравится — остаюсь на постоянку, не понравится — расходимся, что называется, «краями», никто никому ничего не должен… Грише такой вариант понравился, он выдал мне авансом пачку долларов для «съездить домой, отдохнуть от армии, расслабиться с девочками» и наказал через десять дней прибыть к нему в кабинет для дальнейших уточнений по моей работе.

В этот же день я улетел в Сибирь к родителям.

* * *

Матушка за эти годы сильно сдала, здоровья едва хватало на поход в магазин, отец перенес инфаркт, на второй этаж с трудом поднимался… С бывшей подружкой Таней мы встретились около универмага, она узнала меня, окликнула… Посидели в кафешке с непроизносимым китайским названием, выпили по кружке совершенно отвратительного по вкусу кофе. Таня поинтересовалась, какой у меня автомобиль. Я сказал, что мой автомобиль марки «ГШ-18».

— Круто! — оценила мой армейский пистолет Таня и долго исповедовалась, жалуясь на судьбу за то, что она, злодейка, подсунула четверых мужей — исключительно козлов, жадных, вонючих и ревнивых уродов. В конце своей исповеди спросила, не хочу ли я вспомнить молодость и взять ее с собой в Москву, где мы сможем «зажечь» с ней по-настоящему…

— Нет, — ответил я, — не хочу. Позвал официанта, отдал ему стодолларовую купюру за два наших кофе. Купюра, отданная мной официанту, показалась Тане завышенной, и она потребовала у официанта сдачу.

— Сдачи не надо! — сказал я официанту и попрощался с Таней…

Вернулся в Москву в назначенный день. Гриша кратко изложил мне мои обязанности и предложил по всем вопросам обращаться к начальнику своей службы безопасности — Руслану. Как и положено всем начальникам СБ, Руслан был под два метра ростом и почти такой же ширины, во все офисные двери проходил только боком, плашмя не помещался — мешали бицепсы. Он выдал мне ключи от автомобиля «Мерседес С-320» с номерным знаком «003» и объяснил, что я буду возить и охранять третьего человека после Седого в иерархии фирмы, в круг моих обязанностей входили некоторые представительские функции — по команде шефа мне надо будет открывать ему дверь, оказывать помощь его жене в переносе покупок из магазина к машине и из машины к нему в квартиру.

Мысленно я сделал себе комплимент: «Поздравляю, Серега, ты стал лакеем!»

* * *

Моего шефа все на фирме называли Немцем, хотя «в миру» он был Валерием Анатольевичем Сенцовым. Мое первое мнение о нем — придурок. Он мог подойти к человеку сзади, приставить ему между лопаток палец и скомандовать «Ханде-хох!» С учетом криминальной специфики фирмы, после команды Сенцова многие поднимали руки вверх, а некоторые, наоборот, приседали. Разговорчивостью Немец не отличался, поскольку я Москву знал плохо, он ограничивался командами — «Прямо!», «Направо!» «Здесь налево!.. Эх, блять, проехали», «Разворачивайся!» Пару раз в месяц Валерий Анатольевич пускался во все тяжкие. Командовал:

— К блядям!

— Куда именно? — Просил я уточнений.

— Сережа, я же русским языком сказал — к блядям! Это значит, что ехать надо туда, где есть приличные бляди и бассейн.

К моим обязанностям лакея, добавилась обязанность путеводителя по злачным местам, где водятся «приличные бляди». Я попросил начальника СБ установить на Мерседес навигатор, и после его установки уже не Немец отдавал мне команды, а я ему. Он требовал ехать «на вторую контейнерную», я просил уточнить:

— Адрес?

Немец открывал ежедневник и уточнял адрес:

— Южный порт, улица не указана, там найдем.

Я забивал адрес в навигатор и мы ехали под песни Лесоповала — это была любимая группа Немца.

* * *

Худо-бедно, отработал я у Гриши Седого более трех лет. За это время в моей работе мало что изменилось, ну разве что мы с Немцем пересели с легкового Мерседеса в джип Тойота Ленд Крузер. Отношения мои с шефом улучшились до степени «дружеских», он часто доверял мне секретную информацию, касающуюся нашей фирмы и лично Гриши Седого. Я расценивал такие доверительные сведения, как проверку меня на «вшивость» и относился к ним по принципу — услышал и забыл.

Сам я за это время несколько раз оказывался в роли человека, спасшего жизнь своему шефу. Один раз он злоупотребил спиртным и его пытались убить в заведении «с приличными блядями». Я «на пальцах» объяснил двум добрым мо́лодцам, что бить моего шефа — это плохая идея.

Второй раз он провалился под лед на зимней рыбалке — хоть и с большим трудом, но мне удалось его вытащить на берег.

Платил Гриша очень хорошо, мне и на прожитье хватало, и родителям помогал, и на черный день откладывал… Ну, и святое дело — на дам денег не жалел… Услугами «порядочных проституток» не пользовался, пробовал, но «не пошло» — как подумаю, что час назад она под черным лежала — всё желание пропадает… Это не брезгливость — я в африканских джунглях сырых ящериц жрал, полутораметрового жареного удава на четверых умолотили, и еще мало показалось… Нет, это не брезгливость, это что-то другое… Немец, которому я как-то по пьянке излил душу, пошутил, что это расизм.

* * *

Я уж думал, моя жизнь так и останется до самой старости пресной, скучной и без адреналина, но нет, в аэропорту Домодедово встретил своего армейского «отца-командира» — Петровича. Я отвозил в аэропорт Немца с женой, они улетали на юга́ «за ультрафиолетом», и уже на выходе встретил Петровича. Он был одет как обычно, очень просто, с небольшим рюкзаком через плечо… Такой радости я не испытывал уже несколько лет. Обнялись, у меня даже в горле запершило…

Поехали ко мне, по пути в магазине купили пива — крепче пива Петрович ничего не пил, — и еды. Первое, что сделал Петрович, зайдя ко мне в квартиру, поднес палец к губам, типа «тихо!» нажал на наручных электронных часах какую-то кнопочку и, глядя на часы, прошелся по квартире. Часы обнаружили два жучка́, оба работали на передачу аудио-сигнала, в одном, как сказал Петрович, батарейка была совсем дохлая, а в другом свежая.

— Умные часики, — оценил я. — Только как они батарейки распознали?

— Элементарно, Сережа, на одном жучке уровень сигнала определяется в ноль целых, семь десятых процента, а в другом — девяносто два процента. Пока эта штука здесь — он указал на свои часы, — мы можем говорить, не опасаясь, что нас кто-то услышит, сейчас твои жучки заблокированы, но когда я уйду, знай — всё что говорится в этой квартире, известно тому, кто установил эти жучки. Сам не лезь, не снимай их, просто знай, что они есть.

— А в машине можно посмотреть? — Спросил я.

— Я как только сел в машину, сразу глянул, аудио и видео там нет, только геолокация…

— Что это значит?

— Геолокатор — это тоже жучок, но он у тебя в навигатор вшит, тот, кто это сделал, может отслеживать твою машину, даже если ты на ней улетишь на Луну, — пошутил Петрович.

Посидели на кухне, я ему про свою житуху кратко рассказал, он мне еще короче про свою — «Воюю потихоньку, что мне еще делать?»

Петрович рассказал, что пару лет назад сменил «масть», теперь он разведчик:

— Операции почти те же, правда, разработка и планирование на порядок выше, ну и ориентация на загранку.

— Петрович, забери меня к себе, мне мое лакейство уже вот где сидит — я провел ребром ладони по горлу.

— Не лезь поперёд батьки в пекло, — пошутил Петрович. — Я как раз хотел поговорить с тобой на эту тему. Много говорить не могу, но хочу спросить главное — на тебе есть двухсотые?

— Честное пионерское, двухсотых нет… Есть несколько трехсотых, но там ничего такого — живут пока…

— Как с формой, поддерживаешь себя?

— Не скажу, что прям так уж, но каждое утро минут десять-пятнадцать разминка — это святое, и пару раз в неделю железо таскаю — здесь поблизости небольшая качалка есть.

— В ти́ре как?

— С тиром хреново, на фирме иногда с пацанами в карьер выезжаем, а так чтобы как раньше, от бедра в глаз — для этого нет условий, да и оружие не то…

— Сережа, тогда мы с тобой давай сделаем так — я тебе ничего обещать не буду, не я принимаю решения, но ты физподготовку подтяни — пробежки каждое утро включи, а то смотрю, брюшко отрастил. Грушу поколоти, приведи в порядок кулаки и дыхалку… Возможно, повторяю — не точно, а возможно, — ты понадобишься мне в одной интересной командировке. Ну и само собой, для твоих нынешних командиров — мы с тобой не встречались. Телефонами обмениваться не будем, когда что-то прояснится — я тебя найду. А сейчас спасибо за угощение, мне пора. Не провожай, я сам найду выход.

— Петрович, дык давай отвезу куда скажешь, — предложил я.

— Не надо, Сереж, я пешком пройдусь, воздухом подышу, а то в самолете возле меня дама сидела, от которой я духами на год вперед провонялся. Отдыхай! И не забивай голову разной ерундой… Все будет хорошо!

Мы пожали друг другу руки, и Петрович ушел. Свое пиво он даже не пригубил.

 

Продолжение следует  https://alterlit.ru/post/65106/

Подписывайтесь на нас в соцсетях:
  • 84

Комментарии

Для того, чтобы оставлять комментарии, необходимо авторизоваться или зарегистрироваться в системе.
  • Комментарии отсутствуют