ИНТРИГИ. СТИХИ

Светлая королева

Тёмною спесью наполнена пёсья стать.

Ветер поёт ей про стылость чужих болот.

Только не вспомнить уже и не угадать

Крови причудливость в смешанности колод.

Спелые звенья качающихся цепей

Ждут побирушек, карабкавшихся в уют.

Если не можешь петь, то хотя б запей.

Или забей, от тебя, ведь, лишь это ждут.

Синее лето, едва досчитав до ста,

Кончилось разом, как стадо ночных овец.

Прячется сердце, и как полнота пуста

Сеть, где напрасно пойман души ловец.

Пересчитает грошики лунный кот,

Осиротеет вечер в цветах бордо.

Как дохромать Бенедетте из точки «от»

В точку, где раньше всё было счастливым «до»?

Слово гарротой режет её гортань,

Но не признаться даже себе самой –

Скормлен зиме недоступный Тьмутаракань.

Новый канкан проплясала себе одной.

9. Сотона - Поддатый Шарманщик

Стоик 

По грузинской военной дороге

Волоча свою гузку в кутузку

Он гангреной гримасил на многих

И трусил языком по этрусски

Две манды, что на сладкое падки,

Вдруг на встречу ворча, выпив чачи:

-В сколиозе измучились матки,

Скользок ты, мы тебя отхуячим!

О, Гомер, Моргенштерн с Магелланом!

О, Мадонна с мандою манящей!

Волочкова с балОвнем Биланом!

О, Михайлов всех бабок ебящий!

И поднЯл он свой посох колосский

Зарычал словно грязная гризли:

-Окроплю вас борщом по бордосски

Не отмоетесь в термах по жизни!

Гомерично огрел геморроем,

Менелаем маленько облаял,

И ушел покорять свою Трою,

Ахиллесом нехило хиляя...

10.  Модест Лосик - Сотона

Поэт и гражданин

Щемил ковыль махровой бочкотарой

У съеденной излучиной реки.

И пел цыган пронзительной гитарой,                          

Отбрылив рябь своей большой щеки.

Заветных истуканов полутемья

Вставали гущей над стернёй росы,

Чтоб созревало вымье угощенье

Среди ромашек средней полосы.

Бежа искус пиит угрюм, но ловок,

Он всуе тщал томления аскез.

От баядерок он и поллитровок

Ногою гордой ринул в тёмный лес,

Где путь земной пройдя до половины,

Он, утонутый в мареве седин

Рыдал на пашни, хлевы и овины,

Не как поэт, а словно гражданин.

11.  Сотона - Дорогая Элли

Ad anum

По вытертой мерлушке эмпирея

Ползёт светило почивать за горизонт.

Откушавши вечернего елея,

Я сам себе эон, плерома и архонт.

Хоть мне и не с кем побеседовать на равных –

Ушла Симона Вейль, Батай и Жак Лакан…

Поганый день, как все стихи на главной,

Бесплодный и пустой, как будто мой стакан! 

Per aspera ad anum... Впрочем, к чёрту! 

Я, отражаясь в бледном зеркале Невы,

Не то про жизнь рассказываю мёртвым,

Не то о смерти говорю ещё живым.

Но как бы ни шутил со мною Кронос,

Ни рваных синусов моих кардиограмм,

Ни губчатый, видавший виды, конус

Я растревожить никому теперь не дам.

Аскеза. Мой зарок. Мой казус белли.

И пусть тоску мне целый век топить в вине,

Я ни о чём сейчас не сожалею,

В сортир смывая тот билет до ебеней,

Где чуть подгнившей вишенкой на ёлке

Меня манила перемена лобных мест... 

Зато я слово ж о п а из осколков

Сложил! Поэт я или penis canis est!

12.  Алибабаев - Апрель

"Мой винаграт"

На грудь твоя взглянув дыша,
подумал - как чиста душа?!
Тебя я страсть как захател,
аж тюбетейка мой вспател.

Прекрасна ты как винаграт,
как дыньки - круглий, ощнь слаткий!
Я увезу моя лошадка,
тибя в прекрасний мой кишлак!

Ты будешь печь лепешка мне,
тебя я буду петь стихами,
тебя я буду страстний греть
такими тёмными нощами!

Ты наражаешь мне детей,
не знаю, может два иль пять,
мы за деньгой в Москву поедем:
работать там, сюда их слать.

Потом вернёмся, будем жить
ни в чём себя не напрягая,
ни в чём себе не отказая,
тебя продожу я любить!

А если хочешь жить в Москва?
У рынка купим мы квартир.
Там будет всё - вода, сортир,
не жизнь, а сказка для тебя!

Ну что, ты скажешь мине да?

13.  Сотона - Апрель

"Весеннее"

Прокрустом охмуряясь в грусти,
как Птолемей звездой томим,
мои герундиевы грузди
жуют ажурно эндорфин.

Похищен разумом Елены,
меня внутри конь Трои ест.
Так терпсихорят Мельпомены
недостижимый им Триест,

так, эврибади Эвридики
готовы лакмусом лакрить
и обезличенностью лика
вновь берендея берендить!

Эх, эсмиральдовы субтропы,
что неподвластны горбуну,
посёрвивши Орфеем строфы,
стих изливаю про весну.

А я как Полифем по фене
камлаю молча кий куя,
как Микельангеля големы -
нашёл нежданно тропы я.

Но ты моим антагонистом,
зеркально скаля скальпы дней.
Глядишь - оу, щит, в щите лучистом -
не  разгарконится Персей!

Пусть казуисты неказисто
пленяют палиндром плеяд.
Эклизиастовы баристы
вливают в разум кофе-яд.

Махатмы больше не пегасят,
но коленкоря афедрон, 
пусть беладонны дни украсят,
коль примаверы слышен звон.

14. Ольга Орлова -Апрель

"Концерт Рахманинова"

Маленькой девочкой, всем незнакомая,
в зале огромном, присела на дальний ряд.
Сердце стучало под рёбрами тонкими,
Бродит любовь в том ряду, как мне все твердят.

Долгою паузой, свежей гармонией.
Было в антракт, выходила во двор курить.
Мне подмигнула искрящая молния,
лёгкие жадно спешил петрикор залить. 

Рядом деревья казались тромбонами,
ветви как струны дрожали моей души.
Кашляло дерево громко воронами,
ветер миксуя темп страшно, порой, грешил.

Снова я в зале, часы ускоряются.
Я отхлебну незаметно свой эликсир.
Вот уже чётко всё, жизнь возвращается,
в памяти всплыв кареглазый такой кассир...

15.  Сотона - Colibry

Парадоксы of History

На фьордах птичий вечный шум-гам,
Вальхаллы вакхи варят пунш.
И нибелунги с Карлом Юнгом
Определяют типы душ.

Иных дешевая душонка 
Целкового цены неймёт.
Не кичится кастрат мошонкой,
Идею догмит идиот.

Грифоны графские размоет
Гроза Островского, как встарь.
Ждет пара Ноев в паранойе
Одну породистую тварь.

Марает руку Амаранта
В камине жарком сгоряча.
А дети капитана Гранта
Теперь все внуки Ильича.

16.  Полковник Васин - Colibry

Пора бросить пить

Весна. Папиросками в парке березы,

Коты, изумлённые кошками, воют.

Меняются куртки, дороги и позы,

Сплетаются люди руками по двое.

Пора забывать, всё что было зимою -

Попойки, похмелье и секс для сугрева.

Лилового пони дождями обмоет,

Опоссум, проснувшись,  рванется налево

По кучкам дерьма из-под серого снега

Навстречу открывшимся женским коленям.

Рассыпется солнце по новым побегам,

Трамвай расцарапает небо оленем.

Рогатый, блестящий, он катит по рельсам

Сквозь воздух прозрачный на пастбища лета.

По столбику скачет сбесившийся Цельсий,

Щетина растет на щеках у поэта.

Жаль, я – не поэт, грустных букв подмастерье.

Дожить до  зарплаты и пить бросить мне бы.

Тебе соберу на краю у безверья

Пушистые звезды на веточках вербы.

17.  Полковник Васин - Lariko

"Ягодки - малинки"

Каждый день я сюда прихожу, 

Сняв мундир и ослабив ремень. 

По цветущей поляне брожу,

Где малина накрыла плетень. 

Мудрая Наталья! В омут мирозданья 

Мы нырнём с тобою 

Дружно

Рифмой звеня. 

Милая сестричка, маленькая птичка,

А с тобой вспорхнём ввысь,

Где синь-синева. 

Вы прекрасней античных богинь,

И талантливей в тысячу раз. 

А учуяв ваш трепетный Инь,

Бьёт копытом мой верный Пегас. 

Дорогая Элли! В вихре карусели 

Потеряем крышу  - чёрт с ней! -

После найдём. 

Катя Кеншироуд  - нам не нужен повод,

Голыми купаться сбежим под дождём. 

Вы колдуете рифмами так,

Что теряю я сон и покой. 

Сжальтесь, нимфы, я вечный ваш раб,

Оставайтесь навеки со мной!

Олечка Орлова! Между нами снова 

Каверы экспромтом 

Тонко

Свяжут узор.

Страстная Виола! Ты, как горгонзола,

Праздник для гурмана,

Изысканный стол.

Ольга и Татьяна,

Нина и Ирина,

Инна, Егердышка, Настя  - 

Всех вас люблю!

Хочется взаимно - 

Чтобы необидно,

Всем целую ручки и песню пою!

18.  Лиза Виолонова - Полковник Васин

Абзац

Бери меня, как пяльцы в клещи рук,

Едва коснётся зарево верхушек.

Дели меня на отблеск и на звук

На сеть повторов двинутых кукушек.

Акустика безмолвия проста -

Ядро о стенки бьётся, не смолкая.

Лепи меня, как пролежни моста

И шишки, пальцы в мокрое макая.

Заря кровит, а значит, ливню быть.

Абзац судьбы, он может жить любым...

~

Лежит, как на ладони, горизонт.

Искусно вышит, выхвачен свечами.

Зависнув в небе, раскрываю зонт

Естественности. Трость была в начале.

За далями тревожными - заря,

Атласная волна, багровый отблеск.

Четыре шара солнечных парят,

Единственную считывая повесть -

Там, в этой повести - ни лучика, ни зги,

Абракадабра странного на смелом.

Беги под сенью зонтика, беги,

О, дева, по волнам золы и мела!

Неровностями бредит сна квадрат,

Ему в пределах строгих линий тесно.

Молю, о, боль души моей, как брат:

Единственная, там тебе не место!

Не вместо, а в довесок - вязь твоя.

Там - зонт и ты, а здесь - дожди да я.

19. Дорогая Элли - Полковник Васин

Силуэт 

Я падал в невинный шёлк недлинных воспоминаний,

И сон этот шёл и шёл по воздуху именами.

Для каждого - силуэт, и каждому - тень в довесок.

И всё таки, слаб поэт, запавший на поэтессу.

Но так же поэт силён - как шёлк этот лёгкий, странный,

Где сразу её нашёл, в далёких и диких странах,

В узорах наскальных рун, меж волн

густоты эфира,

На паперти, на пиру царя, короля, эмира...

На твёрдое падать - жуть. Забрызгал собою спальню.

Вишу, и в неё гляжусь, как в отблеск маячный дальний,

Что был, и уже погас. Но будет. 

Не всё приснится

Бесследно и мимо глаз - 

останется на ресницах.

20.  Последние транки и Грыжа - Полковник Васин

Фьюють..

Закатилась ночка за сопку слева,

Вышла слива солнца на редкость яркой.

Звали Веру Снежною Королевой,

Хоть была девуля в селе дояркой.

На заре коровкам ласкала сиськи,

Молочко парное - детишкам в радость.

На закате мужа любила тискать,

И однажды, дура, перестаралась.

Задоила до смерти, придушила,

А проснувшись утречком, ахренела:

- Ты пошто холодненький, чепушила?!

Был мужик, и фьюють - пропал, аки не был..

21.  Полковник Васин - Последние транки и Грыжа

Радостно

Март. И проталин везде заплаты —

Всё безразмерней и всё черней...

***

Память проявится, как стигматы,

В гомоне первых весенних дней.

Столб атмосферный нажмёт на плечи.

Влагой солёной блеснут глаза.

Я вспоминаю такой же вечер,

Где-то лет сорок тому назад:

В многоэтажке панельной нашей,

Звонко, как первый ручей в снегу,

Мама кричала в окошко:

— Саша!

Ну-ка, скорее домой!

— Бегу!

К маме я мчусь. И пространство режут

Лёгких ботинок моих ножи.

Сзади — лишь ветер весенний свежий,

А впереди вся большая жизнь...

Вёсен четыре десятка — мигом.

И просвистела, как ветер, жизнь.

Детство — на полке, истлевшей книгой.

Детство, прошу тебя, хоть приснись.

***

Прошлое памятью мягко греет.

И, как подарок — награда сна:

— Саша, а ну-ка, домой скорее!

— Мама, бегу!

И радостно.

22.  Сотона - sevu

Эксгумация.

Раскосыми очами минотавра
Гомеровский Конфуций удручён.
Где лаовей чернее даже мавра-
Там вновь и снова неспокоен сон.

О, Дева с полок Махабхараты,
К тебе взывает одой ноунейм.
Тобой, взволнованный когда-то,
Сметаморфозил  в старый пень.

Прийдёт весна, цветы растают,
И нишце вспрянет ото сна.
Его года богатством станут,

Ярилом грудь освещена.

23. Евгений Староверов - Алибабаев

Соседка и я

Среди селян прослыл я мудрым Старцем,

Суть - виды повидавшим Мудрецом.

Есть малость тех, кто кличет самозванцем,

Но большинство - духовным Образцом!

Я нынче пробудился раньше света -

Из липкой мглы ещё не выполз день.

И по пути к избе, из туалета,

Соседку перегнул через плетень.

Давно немолода, но сохранила

Незримый след от красоты былой.

И всякий день, с улыбкой хитро-милой,

Она следила скрозь плетень за мной.

Мои глоза - брильянты в три карата,

Косились в неохватный небосвод:

«Чумацкий шлях» *, стремительным домкратом,

Летел во тьме. С ним я. И огород…

***

― Тому лет двести, в «Нариманских» шузах, блукал я по стране, красив и смел.

В Филях мне подносил абсент Кутузов. Кипренский мой портрет запечатлел.

Обучен мной стрельбе из пистолета был Пушкин, за тогдашних 100 рублей.

Мои консультативные советы план декабристов сделали наглей.

Стихи мои знал наизусть Жуковский. Я пару опер Глинке написал.

И от восторга взвизгнул Айвазовский, когда докрасил я «Девятый вал».

Меня лечил от диареи Боткин - болезть отстала, перейдя в запор.

Мы с Менделеевым бодяжа водку, поймали «белку» - тремор до сих пор.

Десятилетья канули в закаты,

Седой лобок изрядно поредел.

Большевики, декреты, наркоматы,

И я средь них! Как прежде. В гуще дел.

Нёс продразвёрстку в закрома отчизны. Создал основу плана ГОЭЛРО.

Гнобил врагов народу ненавистных, к штыку привычно приравняв перо.

За мной красноармейские колонны, шли на погибель, не неся потерь.

Подарок Фрунзе - красные кальсоны, ношу всегда по праздникам теперь.

Танцуя с саблей, я отрезал ногу себе случайно. В рану капнув йод,

Пришил на место ногу, слава Богу, Семашко мне, но задом наперёд.

Лечился я в Москве, как партработник. Походка необычной стала. Но!

В Кремль ковылял настырно на субботник, чтоб с Лениным вдвоём таскать бревно…

Прервав меня, соседка распрямилась:

― Интиму-то дождусь ли, старый пень?!

Да что с тобой не так, скажи на милость?!

Ты ж в сотый раз мне гонишь эту хрень,

А где же нежность?! Где же страсть, дядь Жень?!!

И молвил я, жалеючи сердягу:

― Лады! Про птиц послухай виршик мой... ―

И вот сижу на грядке враскоряку

От оплеухи бабы шебутной.

* «Чумацкий шлях» - ета Млечный Путь