Такая разная мистика (1)

Каждая крупная религиозная традиция дала мировой культуре одну или несколько духовных практик, строгое следование в русле которых осеняет верующих венцом святости и по сути является главной преследуемой целью их бытия. В буддизме и индуизме, это, например, тантристские и йогические практики, в исламе это в первую очередь суфизм, в иудейской религии – каббала. Православие разработало как минимум две специфических духовных практики, которые, однако, (что и должно быть) имеют много сходств с практиками прочих традиций. Речь, конечно, об исихазме и в некоторой степени, о примкнувшем к нему, но фактически сразу отброшенном церковью имяславии.

Начать следовало бы с пояснения, что вообще представляет собой та иль иная духовная практика.

Всякая духовная практика - это 1.) опыт самоограничения 2.) с целью достижения предельной внутренней концентрации на чём-либо 3.) во имя глубинной перестройки души. 

Какие самоограничения лежат в основе православной практики исихазма? Как достигается предельная концентрация внимания, и ради каких трансформаций души это делается?

САМООГРАНИЧЕНИЕ И КОНЦЕНТРАЦИЯ
Следует взять в толк, что желанным итогом и кульминацией любых духовных исканий у христиан является уподобление Иисусу Христу, который как мы знаем из вероучительных книг, был и Богом и человеком одновременно. Соответственно, в каждом крестившемся неофите бликует искорка Божия, которая при должных усилиях может разгореться в кипучее пламя и выковать личность из нашего полуживотного эго. И если этот процесс совершается и доводится до конца, происходит обожение человека (хотя много чаще бывает впадение в прелесть). Обожение  или теозис – заветная цель всех христиан, залог спасения и воскресения. На психофизическом уровне, обожение описывается как переход к состоянию полнейшего бесстрастия, духовного экстаза, обретения некоего единого чувства, позволяющего созерцать душой свет нетварный, называемый ещё благодатью. Но путь этот труден и долог…

Уже на подступах к лествице осознаётся необходимость подчинения всех энергий человеческого существа одной цели. Дело в том, что существование фаворского света, о котором свидетельствует Писание, доказывает наличие в мире неких не сотворённых божественных энергий. Из факта наличия этих энергий, запечатлённого евангелистами, выводится возможность уже здесь на Земле соприкоснуться с Божественным. Ведь у каждого из нас есть свои интеллектуальные, биологические, эмоциональные и другие энергии (в индуизме и буддизме за каждую отвечают особые участки тела – чакры). Эти энергии постоянно и одновременно пульсируют в нас, каждая - с разною силой, устраивая и перестраивая поминутно наш образ мысли и действия. Задача подвижника на ранних этапах восхождения к Богу состоит в обретении навыка обуздывать эти разрозненные энергии, направляя их все в одну сторону – к энергиям Неба, без которых реальная трансформация, реальное обожение попросту невозможны.

Для этого последовательно переступается около тридцати ступеней. Согласно первой основополагающей работе «Лествица», написанной святым Иоанном ещё в 6 веке н.э., существует именно три десятка строгих подвигов самоограничения, которые ведут к обожению. Нет смысла давать их здесь целиком, но ключевых моментов коснуться будет полезно.

Что же собой представляет практика исихазма по существу?

Мы уже выяснили, что для обращения души к Богу нужна сцепка продуцируемых энергийных потоков в пучок. Но это многосложный, долгий процесс, к которому нужно ещё подойти.  
Всё начинается непростым, а часто и прямо болезненным разрывом отношений с прежней мирской жизнью. Это первое из налагаемых самоограничений. Впрочем, уход от мира никогда не бывает полным: человек, не обрывая взаимосвязей с окружением, умом и духом отдаляется от суетливой толпы, словно доказывая себе всю серьёзность намерений. Но притом в поле доступа с одной стороны должны оставаться те, кому по плечу роль наставника, с другой - те, кто готов обучаться теозису сам. То есть мир для подвижника как бы отступает на задний план, но не уходит совсем.
Далее наступает черёд покаяния, иль того, что ещё в православии зовут метанойей, переменой ума. Человек переживает спектр глубоких негативных чувств, сознательно воспроизводя мотивы самообвинения и самоуничижения. Этот сценарий служит делу уже не внешнего, но внутреннего освобождения от суетных помыслов, а самое главное – делает ум чутким, податливым, и значит готовым для трудного духовного восхождения. Человек концентрируется вглубь себя, низводит ум в сердце.
Заодно с тем в процессе покаяния монах начинает входить в молчальное состояние, необходимое для беспрестанного творения Иисусовой молитвы: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго». Речь в данном случае не только о поддержании ума во Христе, но об охране ещё мало исследованного молитвенного состояния от любых внешних посягновений, поскольку оно пока ненадёжно и поначалу кажется почти пресным. Современный исследователь исихазма С. С. Хоружий пишет: “Здесь существенны все мельчайшие детали. И то, что текст молитвы имеет определенную длину, и то, что он включает в себя определенные слова. Краткость Иисусовой молитвы сочетается с невероятной полнотой содержания, включающего в себя в сжатой форме все богословие, все христианское вероучение. И путем непрестанного повторения этой молитвенной формулы, при страже внимания совершается уникальная аккумуляция и фокусировка энергии, достигающая такой степени, когда начинаются качественные превращения, или, как физики скажут, «фазовые переходы»…”
Говоря о длине произносимой формулы, Хоружий имеет ввиду и особый ритм дыхания, появляющийся у молчальника от поклонов, увязываемых с молением, и сами специфичные телодвижения его: молящийся сидит на коленях, кланяясь головой пупку – центру тела. Принято думать, что описанное положение, позволяет  «удерживать ум в сердце», то есть собирать многие энергии человека в единое целое и путём произнесения молитвы отсылать их Богу. Такая молитва называется в православии умной. На высоте умного молитвы органы пяти чувств создают нечто вроде ансамбля и поскольку целое всегда больше суммы частей, качественно меняют всё восприятие, позволяя (но не гарантируя!) молящемуся созерцать чистый свет благодати всем его существом.
При длительных упражнениях необходимое состояние духа поддерживается уже одной беззвучной молитвой, без участия физиологических факторов (поза, дыхание, поклоны). Монахи могут заниматься бытовыми делами, исполнять любые обетования и не выходить из молчального состояния. Оттого-то практика и получила столь странное именование – исихия, т.е. священнобезмолвие.
Схожий набор инструментов, что вполне закономерно, задействуется мусульманством, буддизмом, индийскими и многими другими культами, хотя взгляды на божество порой в корне разнятся. Мало того, ровно та же модель концентрации применяется и в тоталитарных сектах, правда там это делается для введения человека в зависимость от каких-то страстей с полным присвоением сектой его эго в дальнейшем. Православие же - как нормальная истинная религия - проповедует трезвение, то есть самоограждается от прелестей неверных духовных устремлений, призывая к трезвой оценке всякого опыта, то есть к рефлексии. Наряду с неусыпным контролем внимания монах должен все время себя проверять, не сбился ли он с пути, не соблазнился ли какой прелестью, не ложен ли тот странный свет, что он видит?

ТРАНСФОРМАЦИЯ
Следующим важным этапом восхождения в духе будет «умное делание». Оно прибавляет к описанным мною чуть выше практикам пребывания в священном безмолвии новый свод самоограничений, каждое из которых особым образом перестраивает существующий энергийный спектр человека, а вместе с тем кардинально реформирует его личность. Целью такого внутреннего переустройства на каждой ступени лествицы является либо устранение некоего порока, соблазна, страсти, либо напротив - обретение той или иной добродетели. Но подлинный смысл здесь ещё глубже: он состоит в обучении подвижника сложной науке духовной трансформации. Подвижник не только ищет необходимую внутреннюю гармонию для возможного резонанса с энергиями божества, но и неустанным трудом перестройки себя демонстрирует полную и абсолютную разомкнутость в стремлении к Господу. Однако, - повторю снова, - религия совсем не синоним магии. Она не даёт никаких гарантий. Духовная трансформация не может произойти без синергии с благодатью, но не всегда искания монахов вознаграждаются свыше. Существует лишь группа туманных намёков, помогающих думать, что всё состоялось. Дело в том, что последний шаг на пути обожения предполагает такую конфигурацию энергий человека, которая близка или прямо воспроизводит каноническую для православия структуру «взаимопроникновения без смешения» (перихорезис), отражённую даже в догмате о Троице.

Резюмируя, важно отметить: в сути умное делание строится как союз 2 динамичных начал:

1.) акцента на самоконтроле  
2.) и широкого круга культурных напластований в области смыслов, касающихся произносимой молитвы.

К самоконтролю следует причислить все виды внимания. Это и практика трезвения, внимание ума, «стража сердца», бдительность, бодрствование и т.д.
К смыслам, связанным с Иисусовой молитвой, следует отнести и, например, христоцентричность произносимой формулы, и концепции имяславия, а равно методы, интервалы в произношении, возможные формулировки, даже самые интонации и фонетическое звучание при переводе на разные языки и многое-многое другое.

Как видно, обожению необходимо посвящать жизнь без остатка. Это достойная цель, но сколькие из нас рискнут воплощать её? Очень и очень немногие. А потому теперь от традиционного православного исихазма хотелось бы шагнуть в сторону иных практик, может быть не совсем духовных, но тоже по-своему выводящих к горизонтам сознания, и – что важнее – являющихся своеобразным комплексом упражнений в науке духовного восхождения…  или так называемого священного безумия поэтов.