Павел Басинский и секрет успешного научпопа

(Павел Басинский. Лев Толстой: бегство из рая. М., АСТ, Редакция Елены Шубиной. 2010)

Вот перед нами, золотые мои, буквопродукт тоже в своём роде золотой. В 2010 году авторитетное жюри вручило за него Павлу Басинскому премию «Большая книга». Собственно, архицацка эта присуждается литераторам, которые развивают своё творчество в правильном, достохвальном, по мнению дающих, направлении.

А в 2022 году Павел Басинский снова стал большекнижным лауреатом с книгой «Подлинная история Анны Карениной». Это, конечно, не то же самое, что в 2010 году, но где-то очень-очень рядом. Герои те же — Лев Николаевич, Софья Андреевна, ближний круг. А так да — в другом порядке фактов, другим объёмом.

Есть, конечно, литераторы, которые единственную свою книжку могут раз пятнадцать переиздать под разными обложками и с разным порядком текстов. Самые ушлые берут даже некие микропремии.

Но взять дважды «Большую книгу», конечно, за разные тексты, но примерно про одно и то же — это высочайший пилотаж. Говорю без порицания, но с завистью.

Но давайте посмотрим на

 

ЗОЛОТОЙ ПЕРВОИСТОЧНИК

Что же это за уникальный родник, что струится волшебной премиальной водичкой? Притом десятилетиями!

Суперсила Басинского, конечно, в том, что он Толстого – читал. Все 90 томов полного собрания сочинений. И про самого Толстого, и мемуары родных и близких, даже в рукописях, при музеях – тоже читал. Несомненно, в курсе он и содержания совсем уж факультативных статей от исследователей Толстого (можно ли их назвать толстововедами?).

Это знание на много порядков возвышает Павла Валерьевича над оравами современных беллетристов, которые Льва Николаевича разве что в виде «Войны и мира» читали, и то – в школе, и то – из-под палки.

А ещё на руку Басинскому и такое вот свойство власть предержащих чиновников или каких-нибудь кандидатов в депутаты. Назовём его «синдромом фальшивой начитанности». Что это значит? Это значит, что если вы спросите чиновника, что (или кого) он вообще любит читать, то он вам и ответит, не моргнув: «Толстого, Достоевского, Чехова».

Тут, конечно, возможны вариации, но Толстой в результатах многих таких опросов, как правило, фигурирует. Нет, возможно, спрошенный чиновник Толстого и читал. Когда-то. Он помнит, что писатель это – великий, благонравный, и признаваться ему в читательской любви можно без ущерба для репутации. Ведь признайся чиновник, что его любимый писатель – Сорокин или там Макиавелли – возмутятся бабульки, а некое высокопоставленное лицо сердито нахмурится. А Толстого «любить» - безопасно.

И точно так же безопасно и непорицаемо награждать большими наградами биографические книги о Льве Толстом. «Ух, какая книга-то большая! – думает член жюри. – Шестьсот сорок страниц! Весомо! А издал кто? Ага, Шубина! Ну, всё! Награду в студию!»

Конечно, у нас принято верить раздатчикам премий на слово. Но вот не уверен я, что они вообще читали, что награждают. А что там читать? Классика – она же безобидна, жёвана-пережёвана. А так, может, детишки заинтересуются, читать больше станут!

Вот как они думают, эти ничем не рискующие члены премиальных жюри. А между тем, как совы в известном произведении — не те, кем они кажутся, так и

 

ТОЛСТОЙ ОТНЮДЬ НЕ БЕЗОБИДЕН

В последние десятилетия XIX века и на старте века XX-го Лев Николаевич спокойствие — возмущал. Он был примерно как наш Лимонов. Только Эдуард Вениаминович по сравнению с яснополянским старцем показался бы младенцем. Ну, подумаешь, поддерживали его несколько сотен, ну, ладно — тысяч сторонников. По сравнению с «армией» толстовцев прежних времён — это так, кучка. Последователей Льва Николаевича было несколько миллионов. Притом, по всему миру. Почувствуйте разницу.

Толстой настолько смущал умы и будоражил людей, что Святейший Синод в 1901 году выпустил «определение» о фактическом отлучении этого великого писателя Земли Русской от православных богослужений. Возник скандал на весь мир, которого не хотелось никому. Но представьте, как Лев Николаевич церковных иерархов достал.

Уровень общественных симпатий к Толстому был в десятки, но, скорее, в сотни раз выше, чем у Ленина, когда тот отправился в поход за властью в пломбированном вагоне. Последователи Толстого шли на каторгу, были ссылаемы в Сибирь.

После его смерти в 1910 году Россия и весь мир испытали серию потрясений. И случилось невероятное — Толстой стал «безобиден». Хотя слова «безобидный Толстой» для современников прозвучали бы оксюмороном.

И вдруг стало можно давать за исследования жизни Толстого большие премии, даже не читая, на доверии. Ибо времена поменялись, и бывший потрясатель основ стал засиженным мухами скучным дедушкой со стены кабинета литературы.

Если вы думаете, что биографическое исследование Басинского посвящено тому, как скучный бородатый дедушка питался морковными котлетками в живописном имении, то вы очень сильно ошибётесь. Перед нами буквопродукт о роковых страстях мятежного человека, который в возрасте сильно за восемьдесят взял, да и

 

СБЕЖАЛ ИЗ ДОМА

История побега Льва Толстого из Ясной Поляны известна. Но есть нюанс. Известна она поверхностно, на уровне каких-то общих знаний: «Пушкина убили на дуэли, Гоголь сжёг второй том “Мёртвых душ”, Толстой убежал из дома». То есть, подавляющее большинство знает сами факты, но понятия не имеет, какие предпосылки за ними стояли. И лишний раз рассказать об этом — дело, наверное, благое. А если сам рассказ будет увлекательным — то большой респект автору.

«Лев Толстой: бегство из рая» — чтиво, в общем-то, познавательное. Наверное, научпоп и должен так выглядеть. Мы, как не специалисты и не толстововеды, безусловно, узнаем что-то новое.

Например, вот очень трогательная информация из первых уст, из письма Льва Николаевича сестре Татьяне:

«…Соня в минуты дружбы называет меня пупок. Не вели ей называть меня «пупок», это обидно. А я так люблю, когда ты и Соня называете меня Дрысинькой…»

Рассказаны и показаны мотивы основных героев этой драмы. Например, мы начинаем прекрасно понимать Софью Андреевну. И почему она «изменившимся лицом бежит пруду», и каково ей было вести хозяйство, возможно, самой сложной в мире семьи. А родить тринадцать детей каково? А жить с мужем, переживающим духовные озарения невиданной силы — думаете, легко? Да нет же. А пережить предательство супруга, с которым душа в душу прожили большую часть из сорока восьми лет — это что такое вообще?

Ну, да. Потому и сочувствие читателей (и особенно читательниц) — безусловно, на стороне Софьи Андреевны.

Потому что «пупку» и «Дрысиньке» Льву Николаевичу сочувствовать невозможно. Он иногда, чего скрывать, отчебучивал-с.

«Однажды Толстой пришел в Румянцевскую библиотеку. Федоров пригласил его в хранилище, чтобы он сам мог выбрать нужные книги. Толстой оглядел длинные ряды высоких шкафов со стеклянными дверцами, набитые книгами и тихим голосом задумчиво сказал:

— Эх, динамитцу бы сюда!

Возмущению Федорова не было предела! Всегда спокойный, добродушный и приветливый, на этот раз он весь горел, кипел и негодовал», — вспоминает их общий знакомый».

А вот, как Лев Николаевич, оказывается, отзывался о коллегах-предшественниках:

«Вот был Пушкин. Написал много всякого вздора. Ему поставили статую. Стоит он на площади, точно дворецкий с докладом, что кушанье подано… Подите, разъясните мужику значение этой статуи и почему Пушкин ее заслужил».

Да, духовные метания гения показаны в значительном объёме. Но знаете, что... Почему-то все эти духовные перевороты не вызывают в нас сочувствия. Похожи они на блажь избалованного старика.

Конечно, Басинский работает тонкой кистью. Он не пишет прямым текстом: «Вот блажь, вот дурь!» Разумеется, нет. Но определёнными нюансами, полутонами, намёками он усыпляет всякое возможное сочувствие Льву Николаевичу. Его жалко, как спятившего старика. А то, что он — глыбища и матёрый человечище как-то не очень чувствуется.

Хотя, может, Басинский это и не специально делает. Но всё равно — кажется, что не симпатизирует он Толстому. И в этой транскрипции в образе великого писателя остаются лакуны, непонятности, шероховатости, которые не то отпугивают, не то могут служить поводом для насмешки.

Например, почти полное непонимание вызывает Толстой как гуру. На позднем этапе своего жизненного пути Лев Николаевич считал собственность злом, норовил избавиться от всего своего имущества, мечтал подарить человечеству авторские права на все свои тексты.

И это, друзья, очень странный гуру с миллионами последователей. Я понимаю, что некорректно сравнивать, но представьте себе духовного отца любой секты, который не только не отбирает у адептов квартиры, но сам норовит им всучить безвозмездно свою жилплощадь. Не то, чтобы я — циник. Но Волга впадает в Каспийское море, а духовные «лидеры» действуют только так и не иначе. И понятно, что Толстой был другим, искренне верившим, но остаётся непонимание — а почему он так делал?

Басинский честно пытается ответить, но исчерпывающего ответа не складывается. Какого-то элемента в этой головоломке явно не достаёт и

 

ЗАГАДКИ ОСТАЮТСЯ

А Басинский, в общем-то, и не пытается ответы найти. Он пишет — да, в согласии с официальными источниками, мемуарами, письмами. Новых гипотез не создаёт — то ли не рискует, то ли даже не задумывается об этом.

И как-то так получается, что всё, о чём нам Павел Валерьевич рассказывает, уже было поведано. Много раз в течение ста лет. И наш оратор, получается, «вкрадчивым голосом» плетёт «общеизвестное». По-хорошему, я бы предположил, что перед нами реферат, написанный искусственным интеллектом. Но в 2010 году ИИ-технологии не имели сколько-нибудь широкого распространения.

Что до увлекательности — её подобие есть на старте, чтобы затем существенно остыть, а ближе к финалу, когда перечисляются все девять толстовских завещаний, перейти в некое подобие нудности.

А ожидал-то я не такого. Какого-то поворота я ожидал, нового взгляда или хотя бы ракурса. Чтобы захватило дух. Чтобы воскликнуть «ух ты!»

Вот вы знаете, у нас ведь есть авторы хорошего, качественного научпопа, которые, в общем-то, умеют донести непростую, даже скучную информацию до читателя в интересной форме. Но им, этим ребятам, никогда не видать литературных архипремий. Пусть даже их научпоп будет увлекательней триллера. Почему так? Потому что они — не Басинский.

Павел Валерьевич свой премиальный научпоп пишет на добротном, в основном удобоваримом уровне. Но где же, где то качество, которое делает его Басинским, а не рядовым, никому не известным научным «попсовиком»?

В чём разница-то? Неужели в том, что научные «попсовики», случается, набираются творческой наглости и строят новые гипотезы? А Басинский вот — никаких гипотез не строит. Все его теории (по крайней мере, в этой книге) уже были кем-то и когда-то высказаны. В этом, что ли, секрет успеха? Не творить ничего своего, оригинального?

Понять такой подход, конечно, можно. Лучше синица фактов в руке, чем журавль гипотез где-то там. Да и какую новую теорию можно вывести на основе известных, изученных фактов?

Что ж, давайте попробуем это себе представить и

 

ЗАЙМЁМСЯ КОНСПИРОЛОГИЕЙ

В 1883 году Лев Толстой очень сблизился с неким аристократом Владимиром Чертковым.

«Блестящий конногвардеец», как назовет его Лев Львович, всех обворожил», пишет Басинский.

Чертков абсолютно покорил сердце живого классика. Очень быстро он стал самым близким человеком Льва Толстого. Софья Андреевна, естественно, бесилась. А Лев Николаевич, будучи уже сильно не молод, готов был по первому свистку ехать за Чертковым в соседнюю деревню или даже губернию. Да хоть куда! На излёте дней жизни Льва Николаевича Чертков убедил его отдать ему права на все произведения. И Толстой отдал.

«Как и все «чертковцы», он называл Черткова «Батей», — сообщает нам Басинский.

Хорош гуру, да? Целует руку ученику, зовёт его «батей».

Потому что, видимо, Чертков и был настоящим гуру. А Лев Николаевич, судя по всему, неофитом — ну, да не будем обижать классика…

Интересное начинается дальше. В 1897 году Черткова высылают в Англию. И вот, как он, цитируя Басинского, там устроился:

«Проживая в местечке Крайстчерч в 150 км от Лондона, на вилле, купленной ему матерью, Чертков организовал там типографию и начал строительство хранилища рукописей Толстого. Хранилище это, в отдельном доме, было оборудовано по последнему слову архивной науки и техники. При помощи газовой печи и специальной вентиляции в нем поддерживалась постоянная влажность и температура. Оно было снабжено противопожарной системой и электрической сигнализацией. Никто ночью не мог прикоснуться к ручкам огромной кладовой без того, чтобы в доме Черткова не поднялся оглушительный звон. Сама железобетонная кладовая была сделана настолько прочно, что даже в случае землетрясения она провалилась бы, но не разрушилась».

Вопросов, собственно, два. Первый: зачем ссыльному аристократу сейсмоустойчивый бункер, как какому-нибудь Гитлеру? И второй: вы серьёзно верите, что вот это убежище по последнему слову прогресса оборудовала Черткову мама? На, играйся, любимый сыночек, да?

Здесь, в подземельях Крайстчерча, активно печатаются запрещённые в России сочинения Толстого. Чтобы затем перебросить их в Россию.

Не знаю, как вам, а мне принадлежность Черткова к британской разведке не просто кажется вероятной, а режет глаза. Конец XIX века — время «Большой игры», необъявленной мировой войны двух сверхдержав. Странно было бы, если бы этот самый Чертков шпионом не являлся.  

Подозрителен мне стал и личный врач Толстого Душан Маковицкий. Вот что пишет Басинский:

«В Крым, при содействии друга Черткова, толстовского последователя в Словакии Альберта Шкарвана, приезжал Д.П. Маковицкий, впоследствии ставший одним из самых близких Л.Н. людей».

В компании Маковицкого Толстой, собственно, и бежал из дома. Здоровье графа австро-венгерский доктор берёг паршиво, проворонил воспаление лёгких, не обращал внимания на симптомы. В мемуарах каялся. И я вот ему не верю, хоть режьте.

Если принять за данность наличие британских агентов в окружении Льва Толстого, то открываются удивительные вещи. В переписке с графом состоял, например, махатма Ганди, который англичан, на самом деле, сильно выручил. Заразив идеями «непротивления» миллионы индийцев, он фактически позволил британцам убраться в 1946 году из Индии бескровно. Хотя ярость против них кипела — и за голод в Бенгалии, и за многовековой грабёж, и за кровавое подавление восстания сипаев. И не было бы Ганди — случилась бы резня.

Не буду делать выводов про Ганди, но почерк — тот же, что и в случае Толстого. Впрочем, не принимайте эту конспирологию всерьёз. Это всего лишь беглые версии, без претензий. Но вопросы возникают, даже не у толстововедов. И вряд ли Павел Басинский над ними не задумывался. Но, видимо, реферативно-компиляторный метод повторения общеизвестного более эффективен в плане признания и получения премий, чем творчество и всякие там гипотезы.

Рецензия не резиновая, закругляемся, друзья. Но хотелось бы обратить ваше внимание ещё на один

 

ЗНАЧИМЫЙ МОМЕНТ

Вернёмся к персоне Черткова. Софья Андреевна мужа к нему – ревновала. И вот как это, по Басинскому, происходило:

«Ревность всегда была отрицательной чертой С.А., но прежде она вызывалась всё-таки женщинами, которые как-никак, а могли же нравиться Л.Н. как мужчине, а теперь мужчиной, Чертковым. Поэтому ревность вызывает в разгоряченном мозгу С.А. самые постыдные для Л.Н. картины».

В другом месте приводятся образчики «женоненавистничества» Толстого. Но, в конце концов, приходит к выводу Басинский, не мог же создатель Наташи Ростовой быть таким вот... ну, вы поняли. Или мог...

Такой вот вывод или не вывод.

Ну, что тут сказать? Факты, думаю, не вымышленные. Но и в «неправильного» Толстого верить, думаю, не надо. Разум Софьи Андреевны, матери тринадцати детей, был помрачён ревностью. А агент, к которому она ревновала, просто работал свою работу.

Хотя тому же несчастному Петру Ильичу Чайковскому хватило и куда меньшего состава преступления, чтобы его вдруг причислили к меньшинствам, и даже каких-то там фильмов понаснимали.

Думаю, что в данном случае это был эксперимент, пробный шар. «А что, если запустить такую вот инфу? Ну-ка, как отреагируют? Оп-па! Премию дали!»

А Лев Николаевич, как ни крутите, а краеугольный камень русской культуры. Вынь его, она и посыплется. И Чайковского потому полощут. И ещё одна шубинская авторесса Крамского пыталась приплести к «радужному» сообществу. То есть, попытки есть. И не то, чтобы невозбранные, а даже обильно превозносимые и награждаемые.

А Басинского, скорее всего, использовали втёмную. Он просто писал всё, что знает. А знает много.

#новые_критики #павел_басинский #лев_толстой #аст #реш #буквопродукт