Молочный заяц (часть 2)

Невольничье заклятие было создано настоящим гением. Профессор Комотт по поручению Министерства обороны работал над заклятием лояльности, которое раз и навсегда решило бы проблему дезертирства. Комотт, человек в своей увлеченности недальновидный, наивно предполагал, что заклятие будет использоваться по прямому назначению: для того, чтобы солдаты не сбегали со службы. Каково же было его удивление, когда он узнал, что его разработки сначала попали в руки государственных поставщиков невольников, а потом и на широкий рынок.

Теперь при покупке невольника не нужно было ставить хозяйское клеймо или вешать невольничий ошейник — невольник и сам не мог никуда уйти, потому что заклятие не давало ему это сделать. Исключения составляли только летуны. Их племя осенью меняло место жительства, и ничто не могло их остановить, даже заклятие. Впрочем, спустя несколько месяцев, когда тяга к перелету пропадала, невольники-летуны все равно возвращались к своим хозяевам.

Когда Якки думал о создателе заклятия, он не испытывал ничего, кроме восхищения. Могучий разум Якки с самого рождения был заточен на то, чтобы быть свободным от ложных убеждений и верований. Якки находил в чем-то забавным тот факт, что его разум остался таким же свободным, а вот воля и способность выбирать — нет.

Если не считать Якки, хуже всего приходилось двоим — Летуну и Стилету.

Летуна Вегард два осенних месяца держал в железной клетке, потому что даже сила невольничьего заклятия не могла противостоять тяге Летуна к перелету. Летун, раздираемый на части, большую часть времени метался по клетке, цепляясь большими крыльями за прутья. Останавливался он только тогда, когда заканчивались все силы, и Летуна ненадолго одолевал тревожный сон.

Стилет в клетке не сидел, но мучался не меньше. Ему тяжело было находиться в городе среди такого большого количества людей. Конечно, как и все люди его расы, он умел блокировать чужие мысли, но только не тогда, когда людей на одной квадратной миле больше, чем во всем степном крае — родине Стилета.

— Еще чуть-чуть и они оба сойдут с ума, ты же знаешь это, — сказал Якки Вегарду. 

— Дай угадаю, — спокойно сказал Вегард, поворачивая к Якки красивое лицо, которое портило только обожженное ухо, — ты предлагаешь их отпустить. Открыть клетку Летуна, поддержать его под локоток, когда он будет разбегаться, и восторженно свистеть, когда он взлетит. Стилету выдать крепкую лошадь, а потом счастливо глотать пыль из-под ее копыт, представляя себе, как наш телепат скачет по степи, шальной и свободный.

— Я ничего не предлагаю. Я просто произношу вслух то, о чем ты думаешь сам.

Вегард в притворным изумлением расширил глаза.

— Подумать только, у Стилета появился конкурент. С каких это пор ты читаешь мои мысли, Якки? На всякий случай спину у себя проверь. Если ты заразился от Стилета телепатией, может ты и крылья от Летуна подхватил?

Якки поднял каменную руку толщиной с бедро взрослого человека. Вегард не шелохнулся. Уж чего-чего, а смелости ему было не занимать. Разве только зрачки немного расширились.

Тролль это заметил, но ухмыляться не стал. Этого точно Вегард не простит. Тяжелая рука опустилась с тихим скрежетом.

— До спины не дотянусь, — сказал Якки, — гибкость уже не та.

Дремать возле догорающего костра было необыкновенно приятно. Каменное тело тролля не переносило соседства с открытым огнем, но можно было греться в тепле мерцающих углей.

Стилет тронул Якки за плечо.

— Спасибо тебе, — сказал Стилет. В его черных глазах отражались угли, и казалось, что глаза телепата светятся сами по себе. 

— Спасибо за что? — спросил Якки.

— Я слышал ваш разговор с Вегардом. Вернее, не слышал, но видел его в своей голове. Спасибо за то, что просил за нас с Летуном. Картинка, в которой я скачу по степи на крепкой лошади, была очень хороша. Лучше может быть только картина, в которой я скачу не на лошади, а на квевре.

Стилет засмеялся собственной шутке, а Якки прикрыл веки, чтобы не видеть сумасшедших глаз телепата.

*** 

Ловкач второй час учился жонглировать семью предметами и настроение у него было прескверное.

Начинал он очень хорошо. Два предмета. Четыре. Шесть. Деревянные кольца послушно взлетали и опускались в руки, но стоило только Ловкачу добавить седьмое кольцо, как все шло прахом.

Когда Ловкач в очередной раз получил по макушке одним из колец, вышедших из подчинения, он зашипел и в ярости зашлепал хвостом по земле.

— Садись, передохни, — Якки достал из поясной сумки флягу с водой и протянул ее Ловкачу.

Тролль сидел рядом с клеткой Летуна.

— Ты чего опять торчишь возле клетки? Спит наша бедная птичка, так что перья себе никак не попортит, — Ловкач взял флягу и принялся шумно пить.

Летун как будто услышал, что говорят про него. Проснувшись, он встал и расправил крылья. Крылья были огромные и занимали большую часть вполне просторной клетки. Лицо Летуна искривилось. Он медленно подошел к дверце клетки и потрогал замок. 

— Сейчас начнется, — Ловкач нахмурился и начал собирать кольца. — Никак, бедолага, не поймет, что хлопай крыльями — не хлопай, ничего кроме перины не получится.

Ловкач смотрел на то, как Якки что-то тихо втолковывал Летуну, а тот постепенно складывает крылья.

Окрик тролля догнал Ловкача, когда тот уходил.

— Пожонглируй еще, Ловкач. Летуну нужно отвлечься.

Ловкач не стал сопротивляться даже для вида. Наконец-то удалось поймать нужный ритм и седьмой предмет послушно встал в строй с первого раза.

***

— Мне нужно чем-то заменить номер Летуна, — мрачно сказал Вегард. — Нам разрешили выступать в амфитеатре перед Королевским дворцом. — Я помню, что обещал не ставить твой номер до тех пор, пока ты полностью не восстановишься, но у меня нет выбора.

— Проверим, есть ли он меня, — легко откликнулся Якки.

Якки думал об Улле. Она смогла найти его три года назад в западной провинции, когда цирк Вегарда давал представление в кампусе местного университета.

Улла тогда была потрясена выступлением Летуна. Летун с огромными крыльями цвета заката носился над головами восхищенных зрителей, выполняя сложнейшие фигуры. Маленькое смуглое тело блестело от пота, и так же блестели от пота лица зрителей. Зрители боялись, что во время одного из кульбитов Летун не успеет вовремя затормозить и разобьется.

Улла не знала, что Летун, как и все остальные артисты цирка, не свободен. В тот день Якки не выступал, Вегард разрешил ему восстановиться. Тролль лежал в траве, впитывая каменным телом солнечное тепло, когда к одному из шатров подошла Улла. Она хотела лично выразить Летуну свое восхищение, но через несколько минут она забыла и про Летуна, и про полеты. Улла увидела Якки, лучшего друга своего отца, а потом и ее друга.

— Я ищу тебя уже семь лет, — Улла говорила быстро, вцепившись в Якки так, как будто боялась, что тот опять пропадет навсегда. — Я прошерстила все тюрьмы, все богадельни и сумасшедшие дома. Кладбища и больницы я прочесала еще раньше.

Потом она рыдала, когда поняла, что Якки не сможет уйти с ней. Улла поднялась с земли и ушла. Через час она вернулась вместе с Вегардом.

— Мы с Вегардом заключили сделку, — сухим голосом сказала Улла. — Мы совершим обмен. Я ему приведу кого-то удивительного, а он отдаст мне совершенно обыкновенного тебя.

— По-моему, не слишком выгодная сделка, — улыбнулся Якки.

— Фуфловая сделка, — сказала Улла, всматриваясь Вергарду куда-то между бровей.

***

Чем целостнее становился Большой, тем больше времени Мьелькхаре проводил в амбаре.

— Ты боишься, что я ему тоже подсуну шалфей под нос, когда он проснется? — спрашивала Улла у Мьелькхаре, а тот смеялся, подрагивая ухом.

— Якки наверняка будет от тебя без ума. Я расскажу ему, как ты заставил меня прийти к больной корове, хозяева которой после того, как корова поправилась от моих снадобий, первый раз угостили меня молоком. Как мы смеялись, помнишь? Наше первое законно полученное молоко.

Утром дня, когда землю покрыл первый иней, Улла проснулась от того, что на грудь ей прыгнул Мьелькхаре. Его тельце дрожало, и эта дрожь немедленно передалась Улле.

— Большой? — спросила Улла, хотя сама прекрасно знала ответ. Схватив сумку, она выбежала из дома.

Дверь амбара содрогалась от ударов. Большой заново пришел в этот мир, и ему сильно не нравилось место второго рождения.

— Глупая ведьма, — прошептала Улла, роясь в сумке, — думай быстрее, что делать, если Большой вырвется на свободу.

Когда дверь амбара сорвалась с петель, Улла отступила на несколько шагов назад и застыла.

Большой стоял в проеме двери. Встающее солнце освещало его массивное тело, покрытое кожистыми пластинами песочного цвета. Горячее дыхание паром вырывалось из щелеобразных ноздрей и поднималось к огромным острым рогам.

Желтые глаза, почти спрятанные под выступающими надбровными дугами, смотрели на Уллу. 

Когда Улла нашла медальон с одноразовым невольничьим заклятием, Большой уже двигался на нее.

Ведьма подняла медальон над головой и начала произносить слова заклятия, холодея от мысли, что может не успеть, но Мьелькхаре ее опередил. Он прыгнул к Большому и успокаивающе затрещал.

Большой фыркнул и потянулся носом к крошечному на его фоне молочному зайцу.

Через какое-то время пораженная Улла опустила руку с медальоном. Она могла поклясться на чем угодно, что прямо сейчас на ее глазах древний вымерший ящер общается со сделанным из старья зверьком.

— Ты объяснил ему, куда мы идем и зачем? И он пойдет с нами по доброй воле? — тихонько спросила Улла.

Молочный заяц утвердительно качнул головой.

Улла только сейчас поняла, насколько она замерзла.

***

Вегард всегда считал, что номер Якки — самый ироничный. Мудрый, тонкий Якки, чей разум был сильнее всех, кого Вегард встречал, на арене цирка изображал тупого тролля.

На Якки скидывали бревна, которые тролль раскидывал как веточки, в него метали китобойный гарпун, в него стреляли из пушки.

Вот пушки Якки боялся больше всего. Его каменное тело обладало способностью сращивать все трещины, но даже оно не было способно на чудеса.

Якки знал, что если Улла не придет к началу этого представления, то для него оно будет последним.

— Ждешь свою ведьму? — Вегард не смотрел на Якки, он смотрел на то, как идет подготовка королевского амфитеатра к цирковому представлению.

— Я ее всегда жду, — сказал Якки. — Я ждал ее, когда после школы она забегала ко мне рассказать обо всех своих удачах и неурядицах, я ждал ее, когда во время учебы в университете она приезжала ко мне два-три раза в год, чтобы рассказать о длинноволосых магах с соседнего потока.

— Да ты прямо любящий дядюшка, — Вегард вздохнул. — Посмотрим, выполнит ли она свое обещание. И выполню ли я свое.

После этих слов Вегард повернулся и посмотрел на Якки в упор. 

— Я все понимаю, — сказал Якки. — Ты не можешь простить мне уход Мавки.

— Если бы не ты, Мавка до сих пор была бы здесь, со мной! — Вегард заорал. — Вспомни, как ты рассказывал мне, что любимую женщину нельзя держать под заклятием, что никакое заклинание лояльности не может заставить человека любить по-настоящему, а Мавка любит! Дай ей свободу выбора, говорил ты, и тем ценнее будет ее любовь. Я дал ей свободу, и она ушла в тот же миг, как действие заклятия прекратилось.

Якки молчал, вспоминая Мавку из народа огнеедов. На прощание она дохнула в лицо Вегарда огнем, но Вегард успел отвернуться, так что ожог получило только ухо.

— Я знаю, что ты можешь не выдержать это представление, — сказал Вегард, успокоившись. — И это не месть, как тебе может показаться. Наш монарх будет сегодня на представлении, и ему не терпится увидеть знакомого философа. Если хочешь знать, Улла пришла и привела с собой удивительного зверя. Он прекрасен. Люди столбенели, когда Улла вела его за собой словно послушного теленка. Если ты выживешь, я еще подумаю над возможностью обмена. О, как она билась за тебя, как она обвиняла меня в нарушении слова, но я напомнил ей о том, что не обещал ей совершить обмен сразу по ее приходу.

***

Представление шло.

Стилет, мучительно морщаясь, угадывал загаданные числа и предметы, лежащие в карманах.

— Якки выдержит, не бойся, — уверенным голосом сказала Улла молочному зайцу, который тихо сидел в сумке. — Он увидит меня среди зрителей и выдержит.

Якки увидел Уллу сразу. Его острое зрение горного жителя заметили все — и нервное выражение ее лица и чье-то ухо, торчащее из сумки.

Перед началом номера он улыбнулся и с явным скрежетом поклонился. 

Когда на тролля принялись валиться бревна, зрители улюлюкали. С каждым новым попаданием от Якки отлетали кусочки камня, но он держался.

— Если развалишься, — закричала Улла, — я соберу тебя из того, что сумею набрать в сумку. Будет маленький Якки.

Якки не услышал слова Уллы, но прочитал их по губам. Он улыбался в тот момент, когда ему в грудь прилетел снаряд.

Тролль больше не держался, он позволил снаряду войти в каменную грудину и разрешил осколкам себя быть свободными.

Один из осколков перелетел через защитный ров и вошел аккурат в шею Вегарду, чуть пониже обожженного уха.

***

— Со смертью хозяина невольничье заклятие снимается, — скучным голосом объявил городской глава, давая знак открыть клетку Летуна.

Летун был последним, кто присоединился к небольшой разношерстной толпе. Артисты цирка Вегарда стояли вокруг кучи серых камней, оставшихся от Якки, и молчали.

Улла рыдала, уткнувшись лицом в мех Мьелькхаре.

Ловкач осторожно погладил молочного зайца за ухом.

— А ведь Якки все-таки не зря носился со своей свободой воли. Ушел все-таки, и нас всех освободил.

Улла потрясенно смотрела на смеющегося Ловкача, и от его смеха в груди что-то разжималось.

Она смотрела на то, как Летун обнимает на прощание своих друзей и, хлопая огромными крыльями, взлетает в небо, не забыв совершить несколько кругов над телом Якки.

Она смотрела на замершего Стилета, к которому из конюшни шел Большой.

— Ты воскресила квевра, — сказал Стилет. — Последний из них умер много тысяч лет назад, но память о них до сих живет среди моих соплеменников. Он еще красивее, чем в моей голове.

Перед тем, как Стилет вскочил на квевра, телепат наклонился к тому, что осталось от Якки, и прошептал:

— Спасибо тебе за сбывшуюся картинку.

Был бы Якки рядом, Улла подошла бы к нему, уткнулась лбом в твердую грудь и сказала:

— Мы будем по тебе скучать. Я и Мьелькхаре.

Анна Бурденко: Молочный заяц

Подписывайтесь на нас в соцсетях:
  • 168
    20
    761

Комментарии

Для того, чтобы оставлять комментарии, необходимо авторизоваться или зарегистрироваться в системе.