Кандидатская для посудомойки (часть 2)

Часть 1: https://alterlit.ru/post/48357/ 

 

Марина еле доплелась до Ингиного магазинчика. Нервное напряжение давало о себе знать. Еще этот чемодан дурацкий.

На крыльце она с изумлением обнаружила саму Ингу, мирно дремавшую на крыльце в объятиях Джона, который, мгновенно учуяв Марину, сладко потянулся, едва не свалив хозяйку со ступеньки.

— Привет, Мэри!

— Только не говори, что вы меня тут дожидались, а не любовались на луну в облаках в три часа ночи.

— Джон сказал, что ты пыталась зайти днем, очень нервничала и, наверное, вернешься ближе к полуночи, — зевнула Инга. — Заходи, будем кофе пить. Чемодан занеси в кладовку.

У Марины не было сил удивляться. Она молча забросила пожитки, куда велели, а себя в кресло-качалку на кухне. Джон улегся рядом, участливо подставив спину под ее зябнущие ноги.

К концу второй кружки термоядерного кофе Марина заговорила.

— Мне негде жить, мне не на что лететь в Москву. И еще мне нужно восемь миллионов. Это если вкратце.

Джон неодобрительно чихнул, а Инга налила Марине третью кружку и, немного подумав, вытащила из буфета корзиночку с маффинами.

— До открытия магазина еще два часа, ты как раз успеешь с подробностями.

Марина уложилась в час.

— Мэри, я правильно понимаю, что твой племянник ни в чем не виноват и его, как это сейчас говорят, прессует полиция, чтобы отжать бизнес?

— Инга, ты чем меня слушала? Я сто раз тебе повторила: мальчику подбросили наркоту, когда он отказался отдать свой бизнес начальнику районного ОВД по-хорошему. Не знаю, зачем ему приспичил маленький магазинчик сантехники, может, сынку своему хочет подарить или любовнице, мать его ити.

— Не матерись, это ухудшает твою карму.

— Иди знаешь куда со своими заморочками. Мне сейчас не до высоких материй.

— Именно от этого все твои проблемы, Мэри. Ты постоянно вмешиваешься в чужие судьбы, забывая о своей. С чего ты решила, что должна выворачиваться наизнанку, искать деньги… Да, а миллионы-то эти пресловутые как нарисовались?

— Как, как… Мальчик решил открыть свое дело. Решил быть, как тетя. Взял кредит. Получил товар под реализацию. Теперь и счета, и товар арестованы. И выплату кредита никто не отменял.

— Мэри, дорогая. Это не твоя проблема.

— Как не моя? Ребенок…

— Он давно не ребенок. И тем более не твой.

— Что значит, не мой? — Марина аж захлебнулась негодованием, — Если бы не я, мой братец вырастил бы из него какого-нибудь…

— Хватит, Мэри. Ты себя слышишь? Ты не имеешь права вмешиваться в чужую жизнь. Чтобы близкие тебе люди, да на самом деле, любые люди, ни делали, это их выбор. Тебя бесконечно, по кругу, учат-учат, а ты с шашкой наголо создаешь себе проблемы и с ними же и борешься. Когда-нибудь Мирозданию надоест, и оно тебе придумает что-нибудь похлеще долгов и кредитов.

— Я должна помочь Никите.

— Твоя гордыня и гипертрофированное чувство долга уже убило одну любовь и одну неродившуюся душу.

— Ты не займешь мне на билет до Москвы?

— Неа. Джон Первый был самым пэристым сэром в графстве, но все фамильное состояние развеялось еще при его дедушке. Как видишь, мы трудимся, чтобы раздобыть себе пропитание, — хихикнула Инга, подталкивая Марину к кладовке.

— Но я могу тебе предложить кров. Вот тут отлично встанет раскладушка, не так ли Джон? — Марина даже прислонилась к стеночке, пытаясь понять: к кому из джонов она сейчас обращается. — И с удовольствием возьму тебя на работу. Мне давно нужна помощница. Тем более такая: грамотная и писучая.

***

Обязанностей по новому месту службы оказалось невпроворот. Инге все время от нее что-то было надо. Марина конспектировала какие-то бесконечные видео лекции с ютьба, научные доклады, медицинские справочники, учебники по психологии и психотерапии; сортировала и приводила в порядок записи сеансов, которые Инга проводила со своими клиентками… «О, Боже, она еще и таролог и мастер по цигун, —вздыхала Марина, — мало мне рисования мандал и восстановления чакр».

Джон второй поддерживал ее, как мог, и даже на прогулку просился деликатно и ненавязчиво. Да, выгуливание дога тоже отныне входило в ее обязанности. И это, пожалуй, единственное, что хоть как-то примиряло ее с окружающей действительностью, позволяло отвлечься от бесконечных мыслей, крутившихся в ее, как ей казалось, ежедневно распухающей все больше и больше голове.

В последний день первой недели из отпущенных Никите двух Марина спустилась к завтраку пораньше, чтобы гарантировано застать Ингу дома, которая в последнее время так и норовила куда-нибудь улизнуть и оставить ее наедине с делами.

— Ингуся, ты же знаешь «Альму», наш самый крутой медиа-холдинг?

— И тебе доброе утро! Давай без излишних приседаний?

— Давай. Раздобудь мне телефон Андрея. Лещинского, ее владельца. — Марина сосредоточенно чесала Джона за ухом, стараясь не встретиться с Ингой взглядом.

— Какой же ты упертый баран, Мэри! Непробиваемое желание достичь результата. Из твоей силы воли можно мечи ковать просто. Телефон на стикере прилеплен к твоему ноутбуку.

— Как это? Ты знала, что я буду искать его номер?

— Это было несложно.

 

***

— Андрей?

— Танечка, привет! Прости, я сейчас не могу. Давай вечером созвонимся, хорошо?

— Андрей, это Марина.

— Марина?

— Марина. Марина Игнатьева.

— Сударыня, этого не может быть, потому что быть не может. Всего вам…

— Подожди, не вешай трубку. Это я, я, Андрюш.

— Мэри?

— Да. Андрюш, моего племянника кинули на восемь миллионов… Так вот. Мало того, Никиту вот-вот посадят за незаконное хранение наркотиков, меня партнеры развели на много денег, пришлось банкротить фирму и идти к Наташке в домработницы, теперь она решила, что Марк ей со мной изменяет, и выгнала с работы без выходного пособия. А моя чуфырь-эзотеричка уверена, что это все из-за тебя. То есть, из-за меня, но и из-за тебя тоже. В общем, ты не мог бы со мной встретиться? Ну что ты молчишь?

— Перевариваю. Больше всего вопросов вызывает факт измены, конечно.

— Пожалуйста… Я не отниму у тебя много времени.

— Ты знаешь, Игнатьева, в своем предпенсионном возрасте я почти перестал удивляться, но тебе, как обычно, удалось встрепенуть все мои способности. И я даже, так и быть, готов уделить тебе пару минут своего драгоценного времени. Приезжай сегодня часам к семи к Националю.

— Я не могу к Националю. Я в Лондоне.

— Просто какое-то сакральное место, право слово. Ну ок, звони, как вернешься.

— Это будет очень не скоро. Ну что ж, прости, что побеспокоила.

— Подожди, я сейчас посмотрю на свой график. Так. У меня выставка во Франкфурте в понедельник. Чисто теоретически я могу полететь через Лондон. В воскресенье тебя устроит?

— А пораньше никак нельзя?

— Ишь, зачуфырилось у нее в одном месте. В субботу. По-другому не получится. Я напишу тебе, когда будет какая-нибудь конкретика. Все, давай, привет, у меня совещание начинается.

 

***

Марина неспешно перевернулась, подставив на удивление теплому ветру с Ангары другой бок, и снова принялась перебирать в памяти события годовой давности.

С Лещинским она встретилась в назначенную субботу. Он постарел, это бросалось в глаза. Изменился взгляд. Стал тяжелым, неуютным. Ей очень хотелось его обнять, но она справилась с собой, просто сухо клюнула в щеку. Они обменялись парой то ли шуток, то ли любезностей, обсудили общих знакомых, литературные новинки и сплетни из мира искусства. Потом довольно надолго замолчали, исподтишка наблюдая друг за другом.

«— Андрей, я.., — у нее никак не получалось начать, — прости меня. Подожди, не перебивай. Мне трудно даже думать о том, что я хочу тебе сказать. Все какие-то пафосные слова в голову лезут… Я виновата, очень виновата. В том, что запретила себе тебя любить. Я думала, что правильнее не идти на поводу своих чувств. Что я нужна брату, его семье, племяннику. Бабушка наказала мне заботиться о них. Я не решилась ее ослушаться. Я очень хотела, правда, Андрей. Но не смогла. Если тебя это утешит, мне было больно. Мне и до сих пор больно. И невыносимо жить с этим чувством вины. И еще невыносимее от осознания того, что ни брат, ни племянник не стали жить лучше или счастливее от моей заботы. И за ребенка тоже прости. Наташка сказала, ты в курсе. Я узнала уже после того, как мы расстались. И не посчитала нужным поставить тебя в известность.

— Господи, Маринка! Как ты жила-то со всем этим? Все-таки вы, женщины, точно с другой планеты. Я давно простил тебя. Давно. Еще тогда. Я тебе больше скажу. Жизнь — очень мудрая штука. И правильно она сделала, что развела нас. Мы бы поубивали друг друга. То, что между нами было, называется страсть, Мэри. Это болезнь. Это — не любовь. В страсти не живут, в ней разрушаются в пепел. Я совершенно счастлив с со своей женой. Быть может, ты бы назвала ее серой курицей, но мне с ней спокойно, с ней не надо все время ходить по лезвию. Не поверишь, но я тебе даже благодарен. Если бы мы расписались и уехали в Англию, я бы прожил всю жизнь унылым, застегнутым на все пуговицы дипломатом. Не наигрался бы в любимые игрушки. Не научился бы красиво падать и не очень красиво подниматься. Не написал бы книгу, не издал десятки талантливых авторов. Стал бы не самим собой, а 3Д копией своего родителя, мир праху его».

Ну, быть может, и не столь гладкими фразами они все это говорили, но смысл примерно был такой.

Больше с тех пор они не виделись, но общались довольно активно. Андрей дал команду своим юристам заняться делом Никиты. Причем, по вполне демократичным расценкам. Те довольно быстро раскопали видеозапись с камер магазина, где было отчетливо видно, кто и как подложил наркотики.

Потом они нашли подходы к пресловутому начальнику ОВД, и дело волшебным образом оказалось прекращено за отсутствием состава преступления. Те же юристы помогли порешать вопросы с Никитиным кредитом и поставщиками. Да, за это нужно будет платить, и много, но в рассрочку, вполне посильными суммами.

Как только племяш почувствовал себя в относительной безопасности, он тут же разругался с ней в пух и прах. Конечно, это она спровоцировала ссору, подробно, как обычно, рассказав ему, кто тут молодец, порешал все вопросы и развел руками все беды и к кому он в своей несостоятельности бежит, если припекло. Она ужасно переживала, но не торопилась мириться. От тюрьмы она его спасла, дальше пусть сам вместе с папенькой своим. Чудно, но Никита оказался вполне толковым экономистом. Не зря она столько в него вложила. Бизнес потихоньку вставал на ноги. И ее все меньше и меньше мучала совесть, что она не может им помогать, как прежде.

Пока у нее не закончилась британская виза, она жила у Инги с Джоном. Вела все Ингины дела и неожиданно обнаружила, что ей это начинает нравится. Слегка копирайтила, немного рерайтила, брала какие-то небольшие переводы. А потом Инга уговорила ее завести свою страничку в Инстаграме. «Ты даже себе не представляешь, сколько людей не умеют готовить», — говорила Инга, — «У тебя чутье, ты умеешь делать магию с самыми простыми ингредиентами. А самое главное, ты прикольно об этом рассказываешь. Научись делать красивые фотки и все, ты — кулинарная звезда!»

Она долго отбрыкивалась и сопротивлялась, пока не поняла всю прелесть этой истории. В соцсети она ник «ХотКук», а вовсе не МаринаИгнатьева. У ХотКука нет никаких бабушек, племянников, предрассудков, обязательств и половой принадлежности. Хоть на голову встань без штанов, всем все равно, так даже интереснее, больше лайков. Ее страничка набирала обороты, а у нее самой, как кролики, плодились идеи: рецепты кухонь мира, рестораны vs забегаловки, лайфхаки от ленивых домохозяек, интервью от знаменитых шефов…

Всех ее заработков почти хватало на погашение кредита. А когда настала пора возвращаться в Москву, ей совершенно случайно подвернулась вакансия гида-переводчика на Ольхоне.

Несомненным плюсом было то, что они предоставляли сотрудникам бесплатное жилье. Зарплата, правда, была не очень, но почему-то это ее совсем не расстраивало. Инга веселилась от души, узнав, где она собирается работать: «Там совершенно невероятное Место Силы, дорогая! Это знак, вот увидишь». Она же совсем не думала ни про какие мистические совпадения. Байкал был на нужном удалении от нее прежней, только и всего. По дороге в Иркутск за три дня, проведенных в Москве, ей удалось выпросить в банке кредитные каникулы, так что и этот вопрос был закрыт.

 

***

Из воспоминаний Марину выдернул странный звук: как будто где-то плакал ребенок. Она прислушалась. Нет, показалось. Взглянула на часы и засобиралась: через час ей вести туристов на экскурсию. Слева, в валунах снова настойчиво запищало. Марина нехотя пошла на звук.

В расщелине между острыми камнями застрял маленький черный котенок. «Как же ты сюда попал, милый! Давай, я тебе помогу. Только, чур, не царапаться и не кусаться», — сердобольно квохтая, Марина подцепила тщедушное тельце и выволокла его на поверхность. «Ну, все, беги к мамке, страдалец! Больше не падай, а мне пора!» Котенок, не удостоив ее благодарственным взглядом, уселся на травке и принялся яростно облизываться.

Утром следующего дня Марина проснулась от громкого храпа. Вчерашний котенок развалился на ее подушке и делал вид, что он тут на законных основаниях.

Марина честно три раза относила его назад к камням. Котенок всегда возвращался под утро: молча и неотвратимо.

«Что ж ты такой настырный-то? Ну, окей. Только жить будем по моим правилам», — котенок спрятал улыбку в усы. — «А как тебя зовут? Мурзик? Васька? Пушок? Снежок? Ага, последние два особенно хороши для черного, гладкошерстного, дикого кота… Давай, знаешь, как сделаем? Вот, какое первое слово мы с тобой услышим-увидим-прочитаем, так и называться будешь. И без обид».

«Эвхаристо!» — эхом стукнулось об отроги Шаманки, закрутилось вокруг бурятских сэргэ и тихо присело Марине на ухо. Греческие туристы вываливались из уазика где-то неподалеку, благодаря богов Олимпа, что не погибли от тряски. Марина согнулась пополам от хохота. «Да ладно! Эвхаристо — это чересчур! Будешь просто „Харя“!»