Кандидатская для посудомойки (часть 1)

«Да что ж такое-то? Что вам всем не так? 45-летняя умная тётя, местами даже красивая (в этом месте внутренний критик пару раз шмыгнул носом). С двумя высшими, опытом руководства проектами-компаниями, издательством-вузом-туристическим агентством в трудовой. Не мигрантка. И ведь на топовые должности не претендую. Журналистом, редактором, корреспондентом на худой конец…»

Марина выпустила в свое, висящее вторую неделю непросмотренным, резюме очередную струю дыма и неожиданно подумала, что, если добавить пару-тройку характеристик, как учили на филфаке, вполне себе персонаж любовного романа. Или нет. Хоррора. Да-да. Ужастика с кровавым, мистическим концом. Ломящий затылок слегка отпустило. Ее вообще всегда попускало, когда она позволяла себе писать.

«Ну-ка, попробуем», — Марина потянулась за ручкой, послав благодарственный привет давно ушедшей в мир иной бабушке, которая всегда говорила: «Стирать всю жизнь мужику носки? Фууу…», за то, что в еще три дня ее квартире нет и никогда не было ни мужей ни детей, с их требованиями и ее обязательствами.

Кстати. А что говорила мама? Ее черты расплылись и никак не хотели собираться в образ. Около тридцати лет прошло. «Ты думаешь, я писаная красавица? Да вовсе нет. Я шла по улице и просто улыбалась: искренне, счастливо и во весь рот. А следом толпой шли все попавшиеся навстречу мужики». Это ощущение полноты жизни впечаталось, казалось, в основание хвоста. Наверное, поэтому у нее никогда не стоял вопрос: где найти партнера для поддержания правильного уровня гормонов в организме. Они сами вились вокруг нее спермоточащим улеем. Интересно, это можно включить в графу «таланты»? Голова почти прошла. Сердце еще блуждало где-то в районе желудка, но в целом, состояние почти рабочее. Марина поплотнее завернулась в плед и вернулась к своей «анкете».

Так. Что там у нас по классике? Что скрывает? Сердце снова ударилось об пол. Оставим пока это. Чего боится и в чем винит себя? Где этот чертов лимон? Хорошо от тошноты помогает.

Да ничего она не боится. И не боялась никогда. Вон бабушка, умирая, ее попросила присмотреть за старшим братцем. «Ба, а я? А как же я?» «Ты? Ты сама со всем справишься. А Ванятка у нас нежный, заботы требует». Вот и справлялась. Смело так справлялась. С нелюбимой работой. Зато она денег приносила. Много. Хватало и на братца и всю его нежную семью. С племянником-охламоном, которого она выучила где надо и работать пристроила куда надо. Женить бы еще на ком надо, но нет, пожалуй, уже не успею. С подчиненными, соседом-алкоголиком, со своими негнущимися после наркоза пальцами.

Легкий испуг навестил, конечно, когда открывала свою фирму три года назад, но он быстро сбежал от эйфории, что вот оно, наконец, то самое, свое и по любви. И даже не очень страшно было, когда главбух показала ей листочек с цифрой с шестью нулями, на которую ее кинули.

Было стыдно, не страшно. Стыдно, что не справилась, не оправдала. Чьих, правда, ожиданий? Стыдно и виновато. Что продала бабушкину квартиру. Что оставила семью без денег, без наследства. Семью брата и ее бабушки наследства. Но что это меняет? Она бабушке обещала за ними приглядывать.

Телефон завибрировал, оторвав Марину от увлекательного процесса самобичевания. Наташка, подружка сорокапятилетней выдержки, своим вечным гайморитом громко загундосила прямо в мозг.

— Привет, любимая! Ну, как ты? Я поговорила с Маркушей.

— Денег не даст, конечно?

— Он просил передать, что нельзя быть такой непорочно-честной, как ты.

— Я как раз составляла список своих талантов. Нет? Это не сюда?

— Не перебивай меня. А то я собьюсь с мысли. О чем мы говорили? Да. Так вот. Маркуша. Я сейчас тебе буду говорить. Я, как бы, не очень понимаю что. Но я постаралась запомнить. Маркуша сказал, чтобы ты банкротила фирму и подавала в суд на своих партнеров. Вот.

— Какой к хренам собачьим суд? Там по договору подсудность не российская. Ты понимаешь во сколько это выльется? И ничего ты не докажешь. А главное не должны пострадать мои клиенты и моя репутация. Квартиру я продала. Но этого мало. Мне деньги нужны, Наташ.

— Господи, какая дура! Ладно. План Б. У меня есть для тебя работа. Только не ори. Пожалуйста. Вот просто выслушай меня. Молча.

— Что, опять учить английскому твой выводок?

— Я сказала молча. Выводок, если ты вдруг забыла, уже три года живет и учится в Англии. Вакансия бонны-гувернантки со знанием иностранных языков закрыта. Но мы с Маркушей ищем семейную пару, которая бы ухаживала за нашим домом в Суррее. Не хотела бы ты…

— Кого вы ищете?

— Игнатьева, ты когда своего Диккенса в подлиннике читала, не встречала такое слово хаузкиппер? Вот его и ищем. Готовить ты умеешь. Стирать правильно наши вещи я тебя научу. Убираться. Детей в школу отвозить, из школы забирать. Уроки с ними делать. Зарплату мы платим хорошую. Вся обслуга ест с нами с одного стола. Живет с нами в одном доме. Мы, правда, все-таки семейную пару хотели, но Маркуша сказал, ввиду исключительных обстоятельств… Все, любимая, я побежала, на маникюр опаздываю. Чудная девочка. Я тебя к ней отведу. Хотя нахрен тебе будет маникюр…

***

Марина потушила бог знает какую за день сигарету и поплелась на таможенный досмотр.

IELTS она сдала на 9, разрешение на работу в Великобритании сорганизовал Наташкин миллионер, братцу и племянничку сказала, что сняла домик в деревне, будет диссертацию дописывать.

Что там говорила очередная чуфырь-эзотеричка, когда она в панике металась между банками, астрологами и экстрасенсами в поисках денег: «Это все твоя гордыня. Она тебя сжигает. Смирись, Мариночка! Прими с благодарностью все, что с тобой происходит!» Так себе цель на ближайший год, но другой пока нет.

 

Прошло три месяца.

Марина с удивлением обнаружила, что ей нравится готовить. С азартом она выискивала какие-то новые рецепты, смешивала несмешиваемое и ужасно радовалась, когда капризные и избалованные Наташкины отпрыски просили добавки. Прочие хозяйственные обязанности были не столь приятны, но Марина обозвала их привычным ей словом «долг» и запретила себе эмоционировать по этому поводу. Со школьными уроками тем более не было никаких проблем. Хозяева были довольны. Правда, иногда ей казалось, что Наташка ревнует ее к детям, которые теперь просили Марину рассказать им на ночь сказку или отвезти их на пикник.

Если бы не похотливые взгляды Маркуши, которые она периодически ловила на своей заднице, все вообще было почти прекрасно. Денег, которые ей платили, хватало на погашение оставшихся в Москве кредитов. Брат с племянником не досаждали. Очевидно, им пока хватало тех сумм, которые она время от времени им подкидывала.

С благодарностью за происходящее было пока сложно, но некий мрачный покой Марина обрела. И даже иногда ее снова стали посещать какие-то образы и рука сама собой тянулась за ручкой.

***

Марина посмотрела на часы. У нее было ровно полтора часа перед тем, как ехать за детьми в школу и она решила завернуть к Инге на ставший уже традиционный кофе по-московски.

«Надоел мне их идиотский файв’о’клок, Мэри. — Инга почему-то упорно называла ее Мэри. — Ох, как надоел за столько-то лет. А с тех пор, как Джона нет с нами… — Джон, огромный старый дог, недоуменно поднял левую бровь. — Да не тебя, балда, — хохотала Инга, привычно поглаживая собаку, — Джона Первого, да пребудет с нами душа его вечно. А нет его с нами, почитай, лет десять. Он-то блюл традиции пэрского рода. А мне уже ни к чему. Так что давай, вари, милая. Вон, арабика в шкафчике у вытяжки. И не жалей, не жалей кофе-то. В Москве у себя, чай, не жалела».

К Инге ее привела Наташа, когда знакомила с местными достопримечательностями. Суеверная Наташка три раза перекрестилась прежде чем стукнуть в затейливый Ингин дверной колокольчик, больше напоминавший корабельную рынду.

— Ты чего крестишься? Привиделось что?

— Не лишне будет, с ведьмой сейчас тебя буду знакомить.

— Да ты совсем тут обангличанилась, подруга! — засмеялась было Марина, но осеклась от Наташкиного выражения лица.

За те минуты, пока они поджидали на крыльце хозяйку, Наташка успела рассказать про «ведьму» все. Что она давным-давно живет на острове. Сама невесть откуда. И неизвестно как охомутала самого богатого сэра в графстве, который вскорости помер. «Не иначе она его извела.» — снова закрестилась Наташка. Ровно в день похорон у фамильного склепа, где должны были похоронить Ингиного сэра появился огромный пес. Он никого не подпускал к склепу, пока не увидел Ингу. С тех пор он всегда рядом с ней. И дома, и на работе. И вообще везде. «На работе? — удивилась Марина. — Зачем такой состоятельной тетке работать?» «Она говорит, что у нее миссия такая тут на земле. Пойдем, сама увидишь».

Дверь распахнулась и на пороге появилась миловидная высокая женщина неопределенного возраста, в которой Марина не нашла ничего ведьминского кроме угольно черного гигантских размеров дога. Огромный пес вальяжно подошел к ней и, как-то по-щенячьи взвизгивая, принялся облизывать руки.

Инга громко расхохоталась: «Джонни, прекрати. Ее собака придет к ней еще не скоро. Муладхара и свадхистана закрыты наглухо, пару точек Даймонда надо бы простучать. А в остальном все очень даже ничего. Пойдемте, девочки, кофе пить!»

Позеленевшая Наташка и совершенно обалдевшая Марина вместе с догом протиснулись в тесный магазин. «Лавка, скорее,» — подумала себя Марина с нарождающимся где-то на уровне пупка любопытством огляделась.

Громоздившиеся тут и там полки были завалены всякой эзотерической литературой на всевозможных языках. С потолка свисали четки, всякие буддийские штучки, которым Марина и названия-то не знала. На стенах красовались картинки с какими-то разноцветными геометрическими фигурами, похожими то ли на звезды, то ли на снежинки.

Потом Марина узнала, что эти фигуры называются мандалами. Инга рисовала их почти каждый день и даже один раз заставила Марину к ней присоединиться. Результат получился так себе с точки зрения Марины, а Инга как раз была очень довольна, но почему, не сказала. Нет, говорили они много и обо всем. Но вот о самой Марине, ее чакрах, прошлом, настоящем и будущем, — нет. В остальном Инга оказалась удивительной собеседницей: объездившей весь мир, перечитавшей кучу книг и знакомой, кажется, со всеми интересными людьми планеты. Она так смешно, а с другой стороны, мудро и глубоко рассказывала свои истории, что Марина буквально оттаивала около нее. И сама не заметила, как так получилось, что стала забегать к ней чуть ли не каждый день.

Телефонный звонок застал Марину в полуметре от калитки Ингиного магазинчика.

— Теть Марин, мне кранты.

— Никита? Откуда у тебя этот номер?

— Да какая разница. Думаешь, все кругом идиоты и свято верят, что ты сидишь в Калуге, чахнешь над диссером?

— Ты как с теткой разговариваешь, хам малолетний?

— Короче. Если я через две недели не найду восемь миллионов, меня пристрелят. Или посадят. И я не знаю, что лучше.

 

***

В минуты опасности Марина группировалась. Ее мозг, визжа и рассыпая снопы искр на поворотах, генерировал один вариант, как помочь Никите, за другим. «Надо достать деньги. Восемь миллионов — не кот начхал. Еще адвокаты понадобятся. Юристы. Взятки в ментовку. Снова деньги. Где? У кого занять?» — мысленным взором она бегала по записям в телефонной книжке. «Как в той сказке: у этого брала, у этого тоже брала. Этот не дал. И просить бесполезно. Хотя… Занимать на спасение бизнеса — это одна история, а на вызволить мальчика из тюрьмы — совсем другая! Стоп. Начать надо с Маркуши. Только не Наташку просить с ним поговорить, а самой. Для него это не сумма, а дети — святое! Да. Трезво, четко, без эмоций, со сроками возврата.» — Тут мозг немножко струхнул. Потому что он не очень понимал, как, собственно, отдавать будем. В Москве по-прежнему висел непогашенный кредит. Но, Марина, дала ему увесистого пинка: «Мы попросим мою зарплату вперед!» «Насколько долго вперед?» — робко поинтересовался мозг, но Марина уже его не слушала. Она бежала за детьми в школу, а потом домой, к Маркуше, уверенная, что все получится.

«Девять. Пора. Маркуша сказал, что как раз к этому времени освободится. Какое счастье, что Наташка умотала с подружками в какую-то пафосную едальню», — думала Марина, поднимаясь на третий этаж в кабинет Марка. Дети давно уже спали. Прислуга разошлась по своим комнатам. В доме было тихо и сумрачно.

— Какая же ты сука, Игнатьева! — встретил Марину гайморитный Наташкин визг, едва она открыла дверь.

— Наташка? Что ты здесь делаешь?

— А что ты здесь делаешь, позволь тебя спросить?

— Мы с Марком договорились встретиться. По делу. Никита мой вляпался в очередной раз. Я хотела…

— Опять своей семейкой прикрываешься? Лещинского у меня увела, теперь Марка хочешь? Не позволю.

— Андрея? А он-то здесь каким боком?

— А таким. Это я в него первая влюбилась. Я. А ты ему голову заморочила, а потом бросила. Он из-за тебя в Лондон не поехал. Ты ему всю карьеру сломала.

— Наверное, не очень корректно говорить о сломанной карьере хозяина крупнейшей в России медиа-компании. Наташ, давай поговорим спокойно. Я знать не знала, что ты пылала такой страстью к Лещинскому. Какие у вас могли быть общие интересы? Ты и познакомилась-то с ним у меня на какой-то тусовке. Помнишь?

— Ну да, ты же и представить себе не можешь, что мужику помимо ваших высокоинтеллектуальных разговоров может быть нужно что-то еще. Ласка, к примеру. Забота.

— Наташа! Андрей — единственный мужчина, которого я любила. Я даже была готова купить стиральную машину, чтобы она стирала его носки, а это очень о многом говорит. Ну да, в Лондон не поехала, у меня брат с Никиткой на руках были. И мне как-то не приходило в голову, что женившись на мне, он должен взять на содержание еще и их. Ну все, успокаиваемся, подруга. Ты перебрала, мне кажется, в своем ресторане. Давай сделаем вид, что этого разговора не было.

— А ты знаешь, Марина, что он чуть не спился, узнав о твоем аборте?

— Ты ему рассказала?

— Ну, конечно, я ему рассказала. Думала, одумается, забудет тебя, суку такую. В общем, ты уволена Игнатьева. Вещи я твои собрала, возьмешь у ворот. Адьос!

— Ты же шутишь сейчас, да? Наташ, ты, правда, пьяна. Лещинского приплела. Марка ревнуешь. Завтра тебе будет стыдно за все за это.

— Вон отсюда или я позову охрану. И не жди, что я заплачу тебе за последний месяц.