Жизнь, которая никогда не заканчивается (4, окончание)

6

Я с закрытыми глазами лежу обнажённым на спине на мягком. Значит, не валяюсь где-то на улице. На голове что-то влажное и холодное, и это приятно. Нежная рука поглаживает меня по бедру, неторопливо приближаясь к паху, ласкает. Я чувствую, как напрягается орган, ответственный за коммуникацию с противоположным полом. С головы исчезает холодный компресс, зато губы ощущают сладкий плен мягкого нежного поцелуя. Язык проникает в рот и касается моего нёба, потом не спеша опускается, и я не могу ни ответить, ни уклониться. Потом поцелуи переходят на шею и опускаются ниже. Мне дьявольски приятно от этой почти забытой мягкости, а они касаются тела всё ниже и ниже, и оно напрягается готовностью к соединению. Ощущение не забытого, но столь далёкого по времени в последний раз испытываемого сексуального удовольствия заставляет всё тело напрячься. К груди прижимаются два тёплых тугих полушария плоти, потом они исчезают, и я ощущаю, как уд проникает во влажную и тёплую женскую пещерку, с лёгким нажимом раздвигая её стенки. Я двигаюсь, проникаю глубже, и боюсь прервать удовольствие. Это сон? Не могу даже предположить, какое женское тело способно находиться вместе с моим после разрыва и ухода последней пассии. Скандального, надо сказать, ухода. Решаюсь и открываю глаза.

Оседлавшие мои бёдра ягодицы крепки и умелы. Перед глазами пляшут коричневые соски с большими круглыми ареолами. Выше маленький решительный подбородок. Кто ты? Откуда? Почему мы вместе? Сейчас это не важно. Мы ласкаем друг друга. Идут минуты, а я не смею предположить, кто она. Наконец, слышу сладкий выдох и стон удовольствия. Тело прижимается ко мне, мы опускаемся навзничь, и я слушаю, как она дышит, а моё сердце ощущает частые удары другого сердца. Прихожу я в себя быстрее моей партнёрши. Женщина лежит на мне, раскинув руки в стороны, её волосы падают мне на лицо, плечи, руки.

Я целую её шею и спрашиваю:

— Кто ты? Кто ты? Кто ты?

Не знаю, кто дарит мужчине женщину, бог или дьявол, но это щедрый подарок, кто бы из них его ни сделал. И эта, похоже, точно от дьявола. Удивлён ли я? Возмущён? Собираюсь орать от ужаса? Нет. Хочу только чуть прийти в себя и вернуться к тем удовольствиям, которые мы только что прервали.

— Аня-Света, ты перепрыгнула ко мне в другое время? Ты перетащила меня ничего не чувствующим овощем в свою молодость? Где мы? В когда?

Она целует меня, а когда отпускает мои губы на волю, шепчет:

— Потом.

Боже! Какая же ты тут и сейчас! — Я не говорю этого. Рот занят поцелуем там, где я слизываю языком капельки солоноватого пота, потом перемешается на мягкую кожу рядом. Она откинула одеяло на пол, и нам ничто не мешает смотреть друг на друга. И на меня накатывает желание, которое она видит. Оно заражает её. Женщина сворачивается кошкой, прижимается лицом к моему паху, водит влажным кончиком языка по воспрявшему отростку, касается его губами, потом поднимает глаза к моему лицу:

— Как ты хочешь?

— Сзади.

— Я тоже.

Встаю с постели, чтобы подойти к краю постели, и меня встречает её готовое к продолжению соития тело. Я снова вхожу в него, и меня накрывает новая волна удовольствия.

Когда, устав, чувствую, что окончательно насытился и не могу продолжать, а глаза смыкаются, лёжа, прижимаюсь к ней, понимаю, что боюсь заснуть, а проснувшись, утратить это тело, эту женщину.

Она идеальна. Сколько ей сейчас лет? Не той Анне-Свете, которую я знал, а этой. Тридцать? Может, немного больше? Возможно ли нам остаться такими, как сейчас мы оба?

Она почувствовала, что я проснулся, но не открывает глаз. Спрашивает:

— Хочешь остаться так навсегда?

Я хочу. И прижимаюсь теснее. Так, чтобы нас нельзя было оторвать друг от друга.

Это сон. Это не может быть реальностью. Я не верю и боюсь выйти из него в пространство реальности.

 

7

Что же это было?

Наша горячая встреча с Анной-Светой, секс, какого не было у меня никогда в жизни, на самом деле или очередной морок от колдуньи, решившей вдруг вспомнить молодость? На место готовности любить и слиться в единое с милой и любимой приходит сначала сомнение, а потом страх. Где я: дома? у неё?

Приоткрыл глаза, вижу вместо привычно облезлого потолка моих хором лёгкую невесомую, воздушную ткань полога. Полога? Такой есть только у моей волшебной соседки Анны-Светланы! Значит, оставила меня у себя? Если секс был тут, как я мог его не заметить?

А вот и её голос. Не молодой, старушачий:

— Ну, ты как, роднуля! Помнишь меня? Хороший сосед лучше близкого родственника. Плохо тебе? Голова раскалывается или жив, птенчик?

Ну, птенчик. Я им был лет... много назад. Сразу и не соображу, сколько. Так мама звала. А чувствую себя вполне сносно. Голова тоже в норме. Я медленно поворачиваю её направо, и ухо уходит в пуховое облако подушки. Перед носом со лба падает жаба и смотрит в мои глаза недоверчиво, но без злобы. Подмигиваю ей. Здравствуй, старая зелёная шлюха! Конечно же я очень устал, мне необходимо время, чтобы окончательно прийти в себя. А вот посмотрим, какие в моей буйной голове появятся планы. Поэтому отвечаю голосом разобранной на части черепахи:

— Ой, бабушка Аня-Света! Голова раскалывается! Принеси мне чего-нибудь попить.

Горло у меня как ободранная труба. И, кстати, не помню, а черепахи что-нибудь говорят?

Похоже, у Ани-Светы настроение доброе:

— Счас на кухоньку схожу и сделаю тебе чаёк с вареньицем. А ты пока полежи, отдохни. 

Какое-никакое время у меня есть. Под одеялом я точно сам на сам, то есть голый. У кровати на полу лежит одежда: в одной куче и халатик полосатый, и джинсуха японского похода.

Надо Аню-Свету спросить то, о чём вчера даже и не думал, когда по Хакодатэ прогуливался. Об одежде. Нет, о другом думать надо: а как это рюмку я пил в халате, а в Японии оказался в своём джинсовом костюме? А это самое важное? Да пусть она даже меня переодевала перед походами туда-сюда. Или свистнула, и одёжка сама прилетала. Похер. А в углу вон и кроссовки мои. Одеваюсь быстрее мысли, как солдат-первогодок. Джинсы-рубашка-халат сверху, обувь на ноги. Крадусь коридором к рабочему кабинету бабушки. Скрипнула дверь, а там эта человекообразная зараза со своей дубиной. Что, одного раза тебе не хватило? Дублом машешь и шипишь? Не боимся. Раз справились, второй тоже не испугаемся. У входа рыцарь стоит с мечом в руке. Рву за ручку меч к себе. Не до фехтовальных мне тонкостей. Какие там выпады? Железяка тупая и тяжёлая. В общем, дубина, а не оружие. Думаешь, я буду по-благородному: сверху, вниз, наискосок? Получи по кумполу и отвались.

Обезьяне и точно хватило одного удара по голове. Что делать, не только люди стареют. Человекоподобные в этом отношении не лучше. Оттаскиваю млекопитающее к шкафу и запихиваю вовнутрь в пустое отделение. Туда же дубину. Хорошо делали мебель в прошлом: прочно, надёжно и с размахом. Сова сидит на своей жёрдочке. Отвернулась, типа ничего и не видела, И вообще, не интересуют её дела человекообразных. Очень правильная позиция.

А меня интересуют те полки, на которых бутылки с цифрами стоят. Если логика подведёт, то пропаду. А совпадёт, то жизнь светит неплохая и, главное, бесконечная. Распахиваю знакомый шкаф. Быстрее, пока Аня-Света не пришла! Да, стоят все целые в рядок от одного до ста. Надо потом, если жив буду, подобное же отделение шкафа дальше посмотреть. Авось там и дальнейший ряд последовательности. А что в других? Если даже только в соседнем, то ещё плюс сто лет будет. А ведь бабушка явно в оригинале постарше. Так, тут есть ноль или нет? Отодвигаю единичку, и, как в магазине, — вот она! За единицей прячется. Бутылочка моя — в пыли, с бумажкой, на бумажке — ноль. Хватаю две рюмки и ставлю на стол. В одну наливаю из бутылки с нолём, в другую — из шестидесяти пяти, по возрасту моему на сегодня. Шестьдесят пять — на середину стола. Пусть видит. Нулёвку — быстро в буфет, двери закрыть. Теперь можно сидеть в кресле и ждать Аню-Свету. Успокоиться и ждать. Что я теряю, если не выйдет? Ерунду. Оставшиеся десяток лет до конца. А приобрести могу вечность. Или почти вечность. А каждое секундное движение стрелки на часах как шаг к инфаркту.

Сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда послышались шаркающие шаги старухи. Наконец раскрылась дверь, и она вошла с подносом. На подносе чайник, сахарница, чашки, вазочка с печеньем. Джентльмен должен встать и помочь? Или не должен? Иду на дрожащих ногах, подхватываю поднос из её рук. Ставлю на стол. Она занимает кресло напротив, около той, нулевой рюмки.

— Уже позаботился о напитке? Для меня, конечно, шестьдесят пять — комплимент. Ладно, давай будем в одном возрасте. С другими твоими годами рисковать не будем. Ты же и сам не помнишь, думаю, где был в каждый день каждого своего года пораньше. Уже понял, что переносит тебя в тогда, когда было тебе веселее и счастливее всего? Вот и пришлось мне ловить твою тушку в момент, когда ты вернулся в подходящем состоянии: уже дома, но ещё физически на час-другой в том возрасте, в котором можно употребить. Не сильно устал? Может, потом попробуем, что там у тебя сейчас в смысле состояния организма? Сейчас вопросы ещё есть?

— Значит, пить те, где цифра больше фактического возраста, не стоит?

— Да, не стоит. Налью, только если ещё тебя угробить соберусь. Ошибёшься если, можешь так рассыпаться на кости, что возвращать будет нечего. Разве зарыть где-нибудь на клумбе.

Мы пьём чай, улыбаемся друг другу. Я смотрю на это старое тело напротив, понимаю: или она, или я. Но я моложе. Протягиваю руку к рюмке, предлагаю:

— Компанию составишь?

— С удовольствием! Что рука дрожит-то? За здоровье!

Мы чокаемся. Она с улыбкой выпивает. Я составляю компанию. И потом с отвращением наблюдаю, как распадается её тело. Это страшно. Сначала звучит предсмертный крик. Потом тело скукоживается, и куски плоти летят на пол и растекаются вязкими лужами. Нервы не выдерживают, и я выскакиваю в коридор. Не знаю, сколько времени не возвращаюсь. Может, час, может, два. Когда нахожу в себе силы нажать на дверь и войти, передо мной стол с остатками нашего чаепития, а на полу чёрные пятна потёков. Я в середине комнаты оглядываю шкафы, расположенные вдоль стен. Их десять. В каждом сто бутылок. Даже интересно, доберусь ли я до последней?

Будет ли моё существование бесконечно, или я уйду только потому, что устану от жизни? А может ли быть вечная жизнь? Пока не знаю.