Опрокинув стаканчик коктейля из сока моркови, настоя рогов сайги и сбора таёжных трав, отец Алипий набросил на плечи флисовую толстовку, повесил на шею флеш-плеер с записями «Аквариума» времён перестройки и, неслышно выйдя во двор, пустился трусцой вдоль улицы. Было раннее августовское утро. Мучаясь одышкой, Отец Алипий нёс своё необъятное тело по отсыревшей за ночь поверхности тротуара к безлюдному в эти часы парку на берегу Истры. Его голова, казавшаяся огромной из-за густой окладистой бороды и копны посеребрённых волос, забавно покачивалась пока он бежал, — так кивают морды собачек-брелоков, которых водители любят ставить на приборные панели своих авто. Хозяйка одного из коттеджей, занятая сервировкой стола к завтраку, увидев с веранды двухметровый корпус священника, живо сучивший локтями при беге, широко улыбнулась и выронила серебряную ложечку, которой намеревалась класть сахар в чай. Прыгнул в сад едва устроившийся на гребёнке забора канатоходец-кот, встревоженный шорохом веток, низко склонявшихся над тротуаром и тем заграждавших марафонцу дорогу. Даже похмельем болевшие алкаши не подали голоса, когда он, замерев подле них, отирал лоб и шею на светофоре. Оттого и предрассветная тишина в старом парке, куда он вбежал, не была странной, хотя обычно в шестом часу тут пели птицы и гулял ветер. Отдохнув малость, отец Алипий стянул с плеч толстовку, выставил перед собой руки и пошёл приседать, памятуя о наказе фитнесс-инструктора полнее нагружать икры. Сердце искало привычный ритм. БГ всё наушничал:
Прекрасный дилетант на пути в гастроном,
Того ли ты ждал, того ли ты жда-ал?..
Самая объёмная антология мысли мудрейших, сколько труда не вкладывай в её изучение, не даст чёткого объяснения случаю. Причина проста — понять, исследовать природу случая невозможно, ибо случай как Дух, «дышит где хочет». Так, по воле случая, вихор на макушке священника, походивший должно быть на перо в голубином хвосте, спровоцировал молодого ястреба к нападению. Ястреб снялся с дерева и кольнул отца Алипия в голову.
— Гос-споди Исусе! — пробормотал ужаленный, отшатнувшись.
На ладони, когда она коснулась затылка, остался кровавый потёк. Сплюнув неласковое слово, Алипий взялся было за толстовку, готовый бежать обратно, как вдруг странный образ открылся ему. Держится перед ним зыбкий мираж: опоясанный цепями и лентами трансвестит со сшитыми веками и искажёнными злобой бровями тащит на поводке дрожащее пятилапое существо, похожее на пса с грубо оторванной головою. Лохмотья вывороченной шеи волочатся по асфальту так, что ведомая тварь, не зная о них, без конца спотыкается и валится набок...
Отец Алипий, ещё учась в семинарии усвоил, что враг рода человеческого являет себя в поступках и что видеть чертей наяву — гений святых. Себя же он не мог причислить к святым, потому что не имел на то оснований, он и в Бога-то верил нечасто. И вот — такое знамение.
Перекрестившись, отец Алипий несмелым шагом двинулся бесам навстречу, а, подойдя, принялся обшаривать рукой воздух, чтобы увериться в том, что видит бесплотных. Но плечо, которого он коснулся, было по-человечески крепким и Алипий наш вздрогнул, спросив:
— А-а! Ты?..
На что трансвестит, обернувшись, заметил:
— Я такая один, парниша! Снять хочешь? — и, кокетливо изогнув спину, потряс одной из своих фальшивых грудных желёз.
— Свят! Свят! Свят! — срыгнул привыкший к молитвам рот попятившегося священника.
Сам патриарх, если бы знал, быть может, хвалил бы за ревностность веры отца Алипия, так он изменился с тех пор. Впрочем, чего стоит вера, купленная мистическим опытом? Чтобы человек мог обрести действительную веру, вокруг него не должно быть ничего чудесного. Мало того, верующий не должен получать извне каких бы то ни было подтверждений в истинности или ошибочности делаемых им шагов. Так что не видениям, рисующим Запредельное, нужно верить, но рассудку, в парадоксах Его являющему взорам чад божьих.
