Второго — день Комарово

А я люблю вставать из-за стола,

когда ещё не убрана посуда,

но в Комарово основное блюдо

три года, как уже не подают.

Повсюду заколочены дворы,

железом, будто жестяные банки.

Чего боятся? Я же спозаранку

напялю джинсы с рваной раной

и уйду.

Перевалюсь через стальной плетень

и вниз

к заливу,

но по дороге обнесу свисающую сливу,

не искушала чтобы — откушу.

Услышу шаг — очкарик по воде,

всплесну ладонями: «О боже,

как нынче странен стал прохожий».

И буду о джинсу тереть плоды

неспелой сливы. Искривились лица?

А он, причмокивая станет есть, светиться,

да из ладони вынет гвоздь —

чтоб нацарапать номер на граните:

«Звоните...

Нет.

Звони, раз некому,

зови меня.»

И лампочку на память вложит в руку,

смущаясь,

что скрутил из фонаря,

с зарёю, на Курортном переулке.

Под мышку сунет старенькие шлёпки,

чтоб по воде не шаркать, как уёбку,

не растревожить за забором пустоту.

В кармане лампу я кручу — то вкл, то выкл,

и мне б за ним пойти, но я зассу.