Маленький Вылка

olifant: Маленький Вылка (часть 1) (alterlit.ru)

olifant: Маленький Вылка (часть 2-я и последняя) (alterlit.ru)

Чум
Мама раздвинула занавески и утреннее солнце, заглянув в окно чума, разбудило Маленького Вылку.
— Завтракать? — потянулся он на ворохе шкур.
Мама, отрицательно помотав головой, сложила ладони «домиком» и кивнула на дверь.
— Что там? — наморщил лоб Вылка.
Она засмеялась и вновь показала на дверь, сделав при этом круглые глаза.
— Дайте же человеку, хоть в выходной, выспаться, — застонал Отец.
То, что сегодня воскресенье, в стойбище знал он один. Под Новый год Отец выменял у газовиков календарь и с тех пор отмечал крестиком каждый прожитый день.
— Чаю хочешь? — заворочалась проснувшаяся Бабушка.
Маленький Вылка, зевая, перекатился на спину и по очереди натянул на ноги высохшие за ночь кисы. Легко вскочив, снял с крюка на стене кухлянку и, юркнув в неё, как был, без шапки и рукавиц, выбрался наружу. Мама уже ждала, сметая с крыльца ночной совиный помёт.
— У-у-у, — показала она пальцем на дальний конец стойбища. И засмеялась.
Вылка обомлел. Старый «дровяной чум», где хранили хворост на зиму, за ночь преобразился, окрасившись в тёмно-багряные цвета. Теперь дровник напоминал окровавленную китовую кость, сброшенную с небес в тундру.
— Ы-эх? — подмигнула Мама.
— И красиво, и страшно, — восторженно прошептал Маленький Вылка.
Хотел было подойти поближе, но Мать, ухватив за воротник, не пустила.
Почёсываясь и кряхтя, вылез наружу Отец. Улыбнулся было зябкому осеннему солнцу и замер, увидев «дровяной чум».
— Пресвятая Богородица! — испуганно закрестился. — Что это? Сгинь, сгинь!
На крики, босиком, в одной пижаме из беличьих шкурок, прибежал Дядя.
— Догадываюсь, чьих рук дело, — переминаясь с ноги на ногу, мрачно заявил он. — Пойдём-ка, проведаем кое-кого.
Старик Назар встретил гостей лучезарной улыбкой.
— Достаточно просто сказать «спасибо»... — начал было Назар, но осёкся, взглянув в суровые глаза Дяди и Отца.
— Ты зачем это сделал?
— Как зачем? — заволновался Старик Назар. — Зима же на носу. Повалит снег, пурга затеется. Поди не забыли, как чум занести может? Ни в дверь, ни в окно не вылезти. Прилетят вертолётчики на выручку и что? Тундра белым бела. Не найти нас среди сугробов.
— А красный дровник издалека заметят, — догадался Вылка.
— Смотри-ка, — Назар начал успокаиваться, — малец сразу сообразил.
— Чем красил?
— Так ещё летом корзину багряника нарвал. Как знал, что пригодится.
— Почему ночью?
— Не спалось... И что за допрос? — опять занервничал Старик Назар. — Будто я убил или ограбил кого. Вообще больше ничего не скажу.
— Ладно, — пообещал Дядя, — после поговорим.
И ушёл, нарочно громко хлопнув входной шкурой.
— А мне понравилось, — шепнул Маленький Вылка Назару.
— Ещё бы, — ухмыльнулся тот. — Я сегодня, как все спать лягут, ещё и нужник покрашу.

Вожак
Перед перегоном оленей на зимние пастбища, Отец решил подковать вожака.
— Не дай Бог, разобьёт копыто и захромает, — убеждал он Дядю. — Что со стадом будет? Разбредутся олешки кто куда, да и сгинут в тундре.
— Давай подкуём, — согласился тот. — Только как поймём, кто из них вожак?
И Дядя задумчиво оглядел рогатое стадо.
Задача, действительно, оказалась не из простых. Часть оленей, погружённых в собственные мысли, переминалась на месте, пережёвывая жвачку. Некоторые, пытаясь согреться, тёрлись друг о друга боками; другие бесцельно ходили из конца в конец загона, расталкивая товарищей; третьи, разминая застоявшиеся ноги, вяло приседали. Двое молодых самцов, затеявших свару, так переплелись рогами, что не могли расцепиться и неподвижно стояли, глядя налитыми кровью глазами.
— Жаль, что нельзя самим старшОго назначить, — сказал Дядя. — Мне вон тот по душе.
И указал на пегого оленя, пританцовывающего перед важенкой.
— Эх, тундровики, — подошёл Старик Назар. — Запомните, самый старый и есть в стаде главный. У кого опыт — у того и власть. Всё, как у людей.
— Поспорил бы, да неохота, — отмахнулся Дядя.
— Поверим Назару на слово, — решил Отец.
Он влез на изгородь и немедленно обнаружил вожака. Тот стоял особняком и мрачно рассматривал людей. На седой морде красовалось несколько шрамов. Крупные жёлтые зубы скалились в недоброй усмешке.
— Матёрый, сволочь, — вздохнул Дядя. — И рожа злая.
— Рожа, как рожа, — нахмурился Отец, раскручивая над головой плетёный тынзян. — Раз уж решили, отступать не будем.
***
Домой возвращались разгорячённые успехом.
— ... он как заревёт, — хохотал Дядя. — Аж уши заложило!
— А я ему ра-а-аз ногой по печёнке, — вторил Старик Назар.
— Большое дело сделали, — потирал прокушенную руку Отец.
— Убьюуууууу!!! — ревел из загона подкованный вожак.

Снегоход
Возвращаясь из Центрального стойбища, Отец с Дядей наткнулись в тундре на брошенный снегоход. Совсем новый, словно только что сошедший с витрины, он беспомощно лежал на боку среди высохших стеблей пушицы. Братья вылезли из нарт. Застыли, разглядывая явившееся чудо.
Мертвенно бледное полярное солнце, отражаясь, плавало в лаковом вишнёвом капоте. Невесомые снежинки сверкали на отделанном волчьим мехом сидении. Матово мерцало, чуть тронутое изморозью, лобовое стекло. 
— Кевлар, — благоговейно прикоснулся Дядя к гусенице снегохода.
— Дорогая вещь, — уважительно кивнул Отец. — Не дело такую машину без присмотра оставлять. 
Вдвоём, навалившись, поставили снегоход на лыжи.
— Надо бы хозяина поискать, — неуверенно предложил Отец.
— Конечно, поищем, — откликнулся Дядя, безуспешно пытаясь завести мотор.
Оба нехотя и негромко несколько раз прокричали «Ау», затем, не сговариваясь, привязали обретённое сокровище к нартам. Напоследок Отец выломал куст ирги, сделав нечто вроде веника.
— След замести, — пояснил он. — Мало ли...
***
— Глядите-ка, — встретил их в стойбище Старик Назар, — никак мотонарты Толика-пьяницы нашлись?
— Толика? — Дядя, задумался, вспоминая.
— Да знаешь ты его. Тракторист с Аксарки. Он уж месяц, как покупку по друзьям обмывает. А недавно на Центральном стойбище так перебрал, что поехал домой, да на ходу уснул и из снегохода выпал. Свалился в сугроб и даже не проснулся. Замёрз бы, не начни на всю тундру храпеть. Товарищи же его, с кем Толик пил, решили это медведь ревёт и с ружьями, да острогами двинулись косолапого кончать. Что только водка с людьми не вытворяет? — вздохнул Старик Назар. — Напьются и давай куролесить. Тверёзый человек, медведя услышав, дома хоронится и чум покрепче запирает. Пьяный же...
— Чёрт с ним, с пьянством, — перебил Дядя. — Дальше что?
— А ничего. Толика спать уложили, а снегоход в тундру уехал. Наутро пошли искать — не нашли. Теперь он с дружками по округе рыщет. Сегодня с утра у нас были. Напоили оленей, перекусили на скорую руку и дальше ускакали.
— Придётся вернуть, — Отец погладил сверкающий бок снегохода.
— Вернуть, — передразнил Старик Назар. — Вернуть никогда не поздно. Давайте-ка, ребятки, аппарат ко мне в чум закатим и в подвале укроем. Зря, что ли, копал? Пусть там до осени стоит. Летом в чёрный цвет перекрасим, обивку на седле поменяем, лентами украсим, оленьи рога на капот привяжем. Мать родная не узнает, не то, что Толик-пьяница.
— А спросят, где взяли? — занервничал Дядя. — Документа на машину-то нет.
— С рук купили, — не раздумывая ответил Назар. — Под самое Вербное Воскресенье заявилась на стойбище бабёнка с Пельвожа. Вёрткая такая, востроносая. Ростом невелика, волосы крашеные и на щеке родинка, на манер оленьей лепёшки. Муж у неё мотористом на сейнере ходил, да в последнем рейсе угорел. Трёх детишек осиротил. Вот вдова и везла снегоход супруга-покойника на рынок «Оленевод» продавать. Да вот беда, когда моторист богу душу отдал, то рыбаки, как морской устав велит, его скоренько в мешок зашили и с грузом на ногах в воду сбросили. Не догадались обыскать умершего. А у него при себе и паспорт был, и на чум со снегоходом документы. Всё в море кануло. Бабёнка, раз такое дело, нам машину за пяток олешек и две корзины муксуна уступила. Бабушка ей ещё старые нарты, по доброте душевной, отдала.
— Матерь Божья, — благоговейно сложил ладони Отец.
Дядя же обнял Назара и, достав из-за пазухи тяжёлый знак «Почётный Оленевод», приколол награду на грудь старика.
— А документ на него имеется? — хитро прищурился тот.
— Тут дело такое, — подмигнул Дядя. — Под самое Рождество заявился на стойбище...
И оба расхохотались. Довольно ухмыльнулся Отец. Засмеялась вернувшаяся с вечерней дойки Мать. Захихикал прибежавший с выпаса Маленький Вылка.
— Чаю хочешь? — выглянула из чума улыбающаяся Бабушка.