Ярем (3)

Таня и Яншин наводили порядок в квартире матери; выкидывали старые вещи, испортившуюся еду; мыли полы и обои. Яншин сказал:
— Когда переезжаешь?
— Может вообще придётся назад его везти... Кирю.
— Всё может быть.
Яншин, схватив Таню за талию, повалил на кровать, начал целовать. Таня отвернулась:
— Кто-то вроде тоже собирался уходить?
Яншин выпустил её из объятий, сел на диване.
— Тань, ну она болеет сейчас. Как я уйду? Там же... ещё и собраться надо.
— Встал да собрался с утра.
— На следующей неделе, х-шо?..
Таня сильно толкнула Яншина ногой; улыбаясь, стала расстёгивать блузку.

Кирилл дремал в комнате на кровати. Открылась дверь. Фермер поставил на стол тарелку, ложку, хлеб, чай; положил комиксы. Сверху на комиксы бросил листок с ручкой. Затем растолкал Кирилла:
— Эт, пиши письмо своим... Домой поедешь, раз работать не хочешь.
— И телефон дайте... и позвонить телефон ему дайте и сказать, что я тут... надо сказать, что я тут... ммм... м... матери-матери.
— У нас связи здесь нет. Садись — пиши письмо.
Фермер вышел. Поглядывая на листок и ручку, Кирилл принялся за еду.

Шепкин сидел у себя в кабинете, просматривая документы, когда в дверь постучали. Шепкин отодвинул папку, пробормотал в задумчивости:
— Да-да...
На порог шагнул Зайцев, дежурный отдела. С собой он принёс бумагу:
— Заключение из экспертизы по тётке, которую под мостом нашли.
Шепкин откинулся в кресле, погладил затекшую шею:
— Чего пишут?
Зайцев вошёл в комнату, включил свет:
— Внешне всё в норме. Внутреннее показало — отёк межуточной ткани сердца...
— Давай без терминов.
— Видимо, передозировка таблетками...
— Какие таблетки? Болела что ли?
Зайцев пожал плечами:
— Что-то сердечное... «Мианед», «Анаприлин»... да их полно всяких.
— Хорошо, давай сюда.
Едва Зайцев вышел, Шепкин взялся за телефон:
— Алё, Даша, посмотри: Юбилейная — 42... Ярем Лариса Романовна, 62 года. Кто у неё участковый врач? Найди телефон и набери меня, ладно?
Шепкин выслушал ответ и положил трубку.

Фермер курил возле пылающей печки, листая письма, составленные Кириллом. За девять дней он написал пять посланий сестре, но ни одно из них фермер так и не отвёз на почту. Во-первых, ни на одном из конвертов не было адреса получателя, а во-вторых — он сам не горел желанием их отправлять.
Поначалу он ещё верил, что способен принудить «дебила» к работе силой, но чем мощнее был его натиск, тем упрямее отстаивал свою свободу Кирилл. Это озадачило фермера. И тогда ему пришло на ум, что «дебил» вовсе не так глуп, как кажется, и если это так, то подтверждение тому следовало искать в письмах.

Письма все начинались странно:
Таня, это я. Это пишет письмо тебе, пишет Кирилл Сергеевич...
...что я виноват и должен — это всегда, Таня, рассказывают другие люди. Они потом тебе говорят мол ты виноват, ты должен... Но все люди, Таня, ненасытные и никогда они поэтому не скажут «спасибо!» и не скажут «всё, хватит — ты больше не виноват, не должен». Поэтому, Таня, психолог Вера Ивановна мне говорила, что когда я виноват и должен, что это плохо, и что так живут только рабы. И говорила — нужно самому брать на себя обязанность и тогда будет ответственность... Это, Таня, так живут свободные хорошие люди...
Фермер скользил взглядом по строчкам, отблески пламени плясали поверх бумаг:
...но потом, Таня, я догадался, что это ошибка-ошибка, потому что не все люди понимают про свободу, а только те... а только те, кто готов за свободу даже погибнуть-погибнуть... И часто даже бывает, что люди делаются несчастные, когда получают свободу-свободу... А большинство людей не такие... А большинство людей как будто рабы, Таня, и ведь существуют на самом деле банки, где все всегда виноватые и с долгами. И в церкви, Таня, тоже всегда люди виноваты и должны и государство даже, Таня, тоже говорит, что надо искуплять вину и значит... ммм... и значит отдавать ему деньги.
Фермер дочитал и бросил в огонь первые три листка, выудил из конверта четвёртый:
...но только это всё они придумали свои игры... А я так, Таня, жить не хочу... не буду и не хочу-не хочу... вот... потому что они сами это придумали, а со мной не посоветовались и значит я теперь могу... могу тоже придумывать свои-свои игры... Даже против законов, чтобы они были для меня виноватые и я бы стал главный над ними... и я могу даже умереть-умереть, чтобы всё равно стать главным и... главным...

Дальнейший текст был неразборчивым, потому что места на листке писавшему стало недоставать и он сокращал целые фразы и предложения. Не дочитав послания, фермер побросал все бумаги в печь.

За неделю Шепкин успел обойти всех соседей умершей. Он искал её сына. Когда он беседовал с соседкой, на лестничной клетке ему встретилась Таня — вместе с Яншиным они как раз возвращались с прогулки. Заметив нервозность во взгляде тёть Светы, Таня поняла, что должна заплатить ей за доставляемое неудобство. Видимо и соседка почувствовала то же самое, потому что на другой день, стоя возле гроба на кладбище, она прошептала Тане на ухо, что перед смертью, её мать одалживала две тысячи рублей.
Таню несколько раз вызывали в местное ОВД, там она отвечала на вопросы следователя, что-то писала под диктовку. Когда, в минуты совместного отдыха они с Яшей делали покупки в торговых центрах или ходили по квартирам, торгуя фирменным барахлом, её не покидало тяжёлое чувство: казалось, её обманывают. И это относилось не только к Яншину. Как будто целый мир неустанно работал над тем, чтобы ввести её в заблуждение. Но в чём именно заключалась ложь, она никак не могла понять.
Позже она вновь сошлась с соседкой на лестнице. Впрочем, теперь Таня почувствовала, что встреча была не случайной. Она уже знала наверняка, что та поджидала за дверью, чтобы столкнуться нос к носу и завести разговор о деньгах. И снова Тане пришлось давать взаймы. Она поняла вдруг, что однажды денег в сумке может не оказаться, и от этой мысли по рукам побежала дрожь.
На следующее утро, когда в компании, где они работали с Яншиным, проходил тренинг «продажников» и они, взявшись за руки, всей группой прыгали на месте, два постоянно испытываемых ею в последнее время чувства — чувства тревоги и лжи, — достигли предела. Она едва не разрыдалась перед всеми, а потом целый день искала повода, чтобы поссориться с Яншиным. Вечером позвонили из ОВД — Таня должна была долго отвечать на вопросы следователя. Это ещё больше её растревожило, так что всю ночь потом снились какие-то суды, справки и заговоры.

Сумерки опускались рано. В три часа уже наступал вечер. За фермерским домом прямо под открытым небом возле вкопанного в землю фанерного столика составлены были старые облезшие диваны и кресла. Поверх драпировки лежала грязная полиэтиленовая плёнка. Возле столика в специально выкопанном углублении запалили костёр. Рабы, гревшиеся возле него, повставали с мест, когда кухарка Люба, худая немногословная женщина средних лет, вынесла из дома кастрюлю с борщом в облаке пара. Работники разобрали глубокие миски и теперь, выстроившись в очередь, уносили их к огню после того, как кухарка совершала над каждой магический обряд с занесением и опрокидыванием половника. Разлив суп, Люба занялась водкой. Каждому причиталось по 200 грамм. Обсасывая мослы, рабы с вожделением поглядывали на стол. Кто-то уже курил, кто-то ковырялся в носу и в зубах. Фаяз неудачно укусил кость и держался за щеку. Хозяин, выйдя из дома, жестом подозвал его к себе. Бросив ложку, Фаяз засеменил к крыльцу. На бегу он трясся как марионетка. Фермер сказал:
— Эт, ну что будем возиться с этим... дальше-то? Родственнички его трубку не берут.
— Отмудошить его надо, Алексеич. И все дела.
Хозяин вздохнул:
— А тебе сразу отмудошить. Почитай, какие он письма строчит... Дурак-дураком, а соображает, эт, по-своему конечно. Не-е... надо думать.
— Как по-другому, если он языком не понимает. Орден что ли ему дать, за выпендрёж?
Фермер, помолчав, качнул головой и произнёс с нескрываемой иронией:
— А-а, иди ешь, ладно... Орден.
Фаяз побрёл назад, к столу. Фермер, сощурившись, посмотрел ему в спину.

Кончался рабочий день. Яншин отвозил Таню домой; ехали вдоль проспекта; спорили:
— ...ну с чего ты это решила?
— Думаешь, я фантазирую что ли? Мать когда уже похоронила, а они всё звонят. И вопросы, главное, одни и те же...
— Вот ты панику разводишь, где не надо.
У Тани зазвонил телефон, она сунула руку в сумочку. Прежде чем снять трубку, продемонстрировала Яше дисплей. Номер звонившего был помечен как «Следователь». Таня сняла трубку:
— Татьяна... это из...
— Да-да, здравствуйте, вы у меня записаны.
— Да, хорошо. Татьяна, есть новая информация. Вы когда можете подойти?
— У меня работы много сейчас...
— Понимаю-понимаю. Мы можем машину прислать к дому. Давайте послезавтра с утра мы подъедем, часов в восемь?
— А какая информация новая?
— Вы приедьте, и я вам всё расскажу. И про результаты экспертиз. И про остальное.
У Тани вдруг задрожал голос:
— Послушайте, я в командировке, давайте... Мне надо дела уладить... Я в понедельник подъеду, хорошо?
— Татьяна, а вы где сейчас?
Не ответив, Таня положила трубку, а затем, подумав, вообще выключила телефон; вынула батарею. Звонок её очень встревожил. Яншин прочёл это по её лицу и спросил:
— Чего ты?
— Яш, поехали за Кириллом.
— Зачем? Он же...
Таня не дала ему договорить:
— Они на меня думают, что я как-то виновата...
— Да в чё-ом?!
— Откуда я знаю?
— Ну а причём тут Кирилл тогда?
— Они его ищут... Я им сказала, что тип не знаю, где он... А они могут последние звонки мои прослушать. Соседка кстати ещё настучать может. Я уже боюсь просто. Замучалась ей деньги уже давать, вся на нервах...
— Да не-е... Они просто данные собирают про мать про твою. Покопают и успокоятся.
— Да-да, тебе легко говорить.
— И что ты им скажешь? Что ты врала раньше? Всё равно же они поймут...
— Я не знаю. Яш, ну, поехали!
— Всё будет тип-топ, Танюх.
— Почему ты только о себе всегда думаешь?
Яншин изобразил улыбку:
— Потому что-потому что... Танька порет чушь...
Несколько секунд молчали. Таня сказала:
— Останови...
— Не истери, г-рю, сейчас это... мммм...
Таня повторила:
— Я и не ору. Останови, я сказала.
Её голос стал по-настоящему злым. Яншин остановил у обочины, и Таня сразу схватилась за ручку двери. Дверь была заблокирована.
— Открой.
— Та-ань.
— Да открой, ну!
Яншин открыл двери. Таня выбралась из машины, быстрым уверенным шагом пошла к автобусной остановке. Яншин, постоял с минуту у тротуара и уехал.

Три раза щёлкнул замок под ключом и дверь в комнатке Кирилла открылась. Откуда-то из глубины дома донёсся голос фермера:
— Эт, иди-ка выпьем...
Кирилл привстал на кровати; нагнулся, выискивая взглядом говорившего. Голос звучал ласково:
— Выходи-выходи давай.
Кирилл прошёл в кухню. Фермер открыл сейф и, стоя спиной к Кириллу, возился с какими-то документами. Кирилл видел внутри железного ящика за его плечом охотничью винтовку и коробку с патронами. Когда фермер защёлкнул на сейфе замок, в его руке мелькнула медаль «За вклад в развитие агропромышленного комплекса России — 2005». Кирилл поднял глаза и пробубнил:
— Я ммм... я н-не пойду дрова-дрова... н-носить...
— Да не будешь ты носить... Грм! Эт, иди, медаль повешаю... за боевой характер.
Кирилл подобрался ближе. Прикалывая к свитеру Кирилла медаль, фермер искал доверительную интонацию:
— Такие дела, Кирилл... Мне надо уехать на пару дней сегодня. Эт, свадьба у друга. Ты последи за моими, чтобы всё ровно было... Поможешь мне?.. А? Покомандуешь ими? Вишь, и медаль у тебя теперь...
Кирилл, молча, поглядывал на продолговатый сейф в углу комнаты, потом закивал головой:
— Когда мама уходила на дежурство и оставляла меня... и оставляла меня с котом- с котом, я тогда мыл пол и убирался... сам-сам.
— Да я знаю, что ты способный. Пойдём — покажу.
Фермер повернулся к двери, распахнул её перед Кириллом и тот добровольно прошёл вперёд.

Рабы готовили почву к зиме: боронили, сыпали удобрения. Фаяз издали заметил фигуру хозяина, с ним шёл и Кирилл.
— О! Дебила ведут. Рыжий, пойдёшь на двор счас, займёшься мешками.
Ржавый с трудом разогнул спину; выискав взглядом далёкие силуэты, сказал хмуро:
— Всё-таки уломал.
Подойдя, хозяин, обнял Кирилла за плечи; поставил перед собой:
— Так, орлы! Я сегодня уеду в город, оставляю вместо себя Кирюху! За главного. У него медаль, поэтому... — фермер коснулся медали на груди Кирилла и его глаза засмеялись — поэтому надо его слушать... Чё он скажет, всё выполнять. Ясно? Ну, всё Кирилл, давай. Руководи.
Фермер хлопнул Кирилла по плечу и пошёл к дому. Рабы переглянулись между собой, во взглядах читались презрение и весёлость.

Фермер готовился уезжать. Он погрузил в «буханку» часть урожая и отчётные документы, осмотрел мотор и колёса и уже несколько минут грел двигатель. На своих плечах Кирилл приволок последний мешок из дома и погрузил его в кузов. Хозяин сказал:
— Захвати ещё эту... как её... фигню эту, на окне там найдёшь. Палычу подарю.
На крыльце Кирилл столкнулся с кухаркой, та закончила со своими делами и теперь шла домой, в деревню,
— До свидания, Игорь Алексеич.
— Давай. До скорого...
Уже возле самого забора кухарка остановилась:
— Вы, раз в город собрались, купите продуктов. Там специй нет, мука заканчивается, дрожжи. Да! Ещё маслобойка же поломалась...
— Хорошо, Люба.
Рабочие втроём переворачивали на лопатах зерно в хранилище. Даже из окна им не видно было бы, что происходило наружи.

Кухарка спускалась с холма к деревне. Воспалённое солнце укутывалось рваными облаками. Было холодно. Кирилл, войдя в комнату, отодвинул занавеску. В окно видел он, как фермер ходил по двору возле заведённой «буханки», то и дело поглядывая в сторону дома. Значит спешил. Кирилл взял с подоконника станнер, подаренный Яншиным, вынул его из коробки.
— Кирилл! — позвал фермер с улицы.
Кирилл отвлёкся, глянул за окно — фермер, бросив окурок, пошёл к дому.

Вечерело. Жёлтое такси с намалёванным на борту Пегасом свернуло с асфальтированной трассы на просёлочную грунтовку, понеслось вдоль перелесков. Сквозь реденькие стволы деревьев Таня увидела фигуры людей, что-то было в них странным. Когда выехали из рощи, стало ясно, что это конный отряд ролевиков: рыцари и богатыри в кольчугах, дети, загримированные под хоббитов, эльфы с картонными крыльями, солдаты, крестьяне, светские дамы...

Кирилл взбирался на холм. Позади осталась роща, теперь он шагал через коротко остриженное поле прямиком к фермерскому дому. Что-то блеснуло в сухой траве, это был «колпак» с колеса. Кирилл поднял его, нацелился, метнул вниз — диск поскакал с холма в заросли.

Кирилла нагнало такси. Из салона выскочила Таня, обняла брата:
— Киря, как ты?.. Давай-ка, собирайся, поедем домой сейчас.
Кирилл остановился и молча стоял на месте, думая что-то. Потом сказал:
— Н-нет, я не поеду... Я дяде Игорю обещал... Он уехал и назначил меня, Таня, главным-главным... И я теперь буду ждать, когда он вернётся ммм... ммм... вернётся из города.
Вместе пошли к дому. Таня продолжала скороговоркой:
— Ну не-ет, Кирь, нам пора уже всё! Вещей у тебя вроде нет, давай в такси и без разговоров...
— Я н-не могу-не могу — перебил Кирилл, — отсюда уехать, пока он... пока Игорь Алексеич не приедет после выходных-выходных. Потому что он разозлится и... ммм... заругается-заругается...
Таня силой пыталась тащить брата к машине. Когда это не получилось, стала упрашивать:
— Ну, Кирилл, ну поедем... пожа-алуйста, Кирилл.
Кирилл протиснулся к воротам, с детской решимостью произнёс:
— А пока поэтому... я не могу... и не могу отсюда уехать-уехать!..
Таня побежала за ним в дом. Ещё несколько секунд таксисту слышны были её отчаянные просьбы, угрозы:
— Кирилл, быстро я сказала!.. Ну-у, Кирилл!
Потом звуки стихли за дверью.

Спустя какое-то время, таксист выбрался из машины, обошёл её, пнул по колесу и направился к дому. У двери прислушался. В доме продолжался диалог, но уже в спокойной манере. Таксист постучал и сразу вошёл внутрь.
Таня с Кириллом разговаривали в кухне. Из сеней таксист подслушивал их.
— ...а ты, Таня, останься-останься здесь... и...
— У меня работа, Кирилл! И за квартиру платить надо!.. На мне итак долг висит за два месяца! И о тебе там тоже есть кому переживать!
— Но вы, когда уезжали-уезжали... вы должны были сказать м-маме, что я остался здесь и буду-буду работать на ферме... И ты, Таня, тоже оставайся со мной, чтобы г-готовить и получать деньги пока ммм... не приедет из города Игорь Алексеич-Алексеич!
Таня вместо ответа опустилась на стул. Помолчали.
— Хорошо, когда он вернётся?
— Он, Таня, вернётся завтра или послезавтра, вот-вот...
Таксист отворил дверь. Увидев его, Таня спохватилась:
— Вы извините. Не думала, что так затянется. Давайте я вам чаю пока... Кирилл, где чайник у вас?
— Девушка, я бы с удовольствием... — оборвал таксист — Но мне ещё назад ехать. У меня времени в обрез. Вы готовы?
Таня с упрёком взглянула на Кирилла. Кирилл вынул из серванта деньги, протянул таксисту:
— А вы лучше уезжайте домой, потому что всё равно Таня-Таня назад не поедет-не поедет...
— Не поедете? — переспросил у Тани водитель.
Обозлённая Таня молча развела руки, спросила:
— Сколько я вам должна?
Таксист, приняв деньги у Кирилла, повернулся к двери:
— Тут хватает... До свидания.

В пять часов утра в ворота постучали. Кирилл открыл дверь, это была кухарка. Она попыталась войти:
— Здрассьте! Чего это вы спите?
Кирилл не дал ей пути, встал в проёме:
— Я знаю, что сказал... ммм... Игорь Алексеич сказал вам работать, но пока не надо сюда приходить-приходить...
— Как так — «не надо»? А кормить-то кто будет вашу ораву?
— Пока... и пока я с... с-самый-самый главный, я буду готовить обед, завтрак и... и... и ужин-ужин сам-сам.
Кирилл захлопнул дверь перед её лицом, повернулся с намерением уйти. Кухарка, остолбеневшая от возмущения, заговорила с улицы:
— Здрасьте-приехали, какой самостоятельный! Давай-открывай. Нечего мне тут. Освоился...
Несколько раз она с силой ударила по жести. Кирилл открыл, но едва кухарка шагнула за ворота, толкнул её:
— Мне Игорь Алексеич... дядя Игорь сказал, что, пока его нет, я с-самый главный... и... и... чтобы я командовал! И пока он не вернётся, я один... я один буду готовить-готовить...
— Да что ты говоришь! Так, а ну вот я щас позвоню ему!
Пока кухарка копалась в карманах куртки, Кирилл запер ворота и ушёл в дом. До рассвета на улице было тихо.

В сезон, пока рабы жили в вагончике, каждое утро начиналось с чего-нибудь горячего. Саня и Ржавый вдвоём сидели возле старого телевизора; отдуваясь, пили чай из грязных кружек. Вошёл Фаяз. У него вырос флюс на полщеки. Окружение приняло деланную его усмешку за выражение растерянности, когда он сказал,
— Хорош. Пошли строиться...
Отставив кружки, рабы вышли из вагончика. На дворе с бумагой в руке стоял Кирилл:
— Игорь Алексеич написал дела на листке. Поэтому сегодня в субботу надо сделать круглое зеркало... и... и... его повешать его в вагончике... чтобы было светлее и... ммм... и было л-лучше.
Повисла пауза. Ржавый загоготал, за ним прыснул и Саня. Фаяз коснулся щеки:
— Какое к лешему зеркало? Сегодня уборка и стирка...
— Но... ммм... ммм... чтобы убираться было приятно... бывает нужно ещё, сделать и повешать в комнате зеркало-зеркало...
— Как мы его сделаем-то? Ты дурак, что ли? Покажи список.
Фаяз сделал было шаг навстречу Кириллу, но Ржавый одёрнул его, зашептал на ухо:
— Федя, молчи! Счас снимем движок с веялки, присядем где-нить вдвоём до вечера, а зеркало я и так достану!
Подумав, Фаяз дал команду:
— Саня — останешься тут. А мы с Ржавым, так и быть, пойдём за «зеркалом-зеркалом»...
И все стали расходиться. Кирилл скомкал и бросил список на пепелище костра. Таня, кусая яблоко, следила за ними с веранды. Доев, подобрала с земли гонимую ветром бумажку, так называемый «список дел». На ней не было ни слова.

Саня вытаскивал из вагончика лежалые пыльные вещи. Среди сваленного на полу мусора стоял Кирилл:
— Это всё надо теперь... надо теперь отмыть-отмыть и... и... ммм... почистить керхером-керхером надо.
— Да? Где ты его увидел-то? Керхером!..
В вагончик заглянула Таня:
— Выходите кушать минут через двадцать.
Саня пошёл к двери, но Кирилл ухватил его за одежду. Пытаясь вырваться, Саня запричитал:
— Ну, тебе-то какая разница, етишкина жизнь?! Ты тут вообще не живёшь!..
— Вы слышите? — спросила Таня.
Кирилл втолкнул Саню внутрь, замычал:
— Надо-надо вымыть... Потому что-потому что это... ммм... новое правило, как будто молитва-молитва Богу... И это значит теперь надо всегда повторять... Каждую неделю и каждый день-день.
Таня, тая улыбку, вышла из вагончика вслед за братом. Кирилл положил руку на её плечо. Таня сказала:
— Что-то ты строгим стал, Кирь
Кирилл наклонился к шее сестры, вдохнул:
— От тебя вкусно пахнет... пахнет, Таня...
Таня смущенно засмеялась:
— Просто кто-то проголодался.

Ржавый и Фаяз вошли в сельский магазин. Ржавый держал в руке моток медной проволоки. Фаяз отвёл толстую продавщицу в сторонку, что-то пошептал ей. Затем медь взвесили на весах и обменяли на бутылку водки с нехитрой закуской. Быстро рассовав всё это по рукавам и карманам, рабы двинулись к краю деревни. Ржавый всё время вглядывался вперёд, говорил:
— Счас увидишь... в крайнем доме, который горел той осенью. Оно, правда, подгнило чуть-чуть... ну, так... немного.
Неудачно поставив ногу, он оступился и едва не упал — из рукава выскользнула бутылка водки. Фаяз поднял и убрал её к себе:
— Остор-рожней ты, разобьёшь!..