hiitola victor 04.08.22 в 10:11

Падение с высоты. Глава 9

Светловолосая девочка не спеша поднимается по лестничной спирали. Оборачивается, движением головы приглашает идти следом. Иду за ней... Лестничная площадка с отчётливой цифрой «10» на стене. Девочка подходит к двери, ведущей в сторону переходного балкона. Открывает дверь, исчезает за нею. Цифра «10» на стене площадки размывается и стекает кровавыми потёками. Иду в ту же дверь следом за Олей, зову её. Но в полутёмном тамбуре пусто: окурки, шприцы, стены, расписанные непотребством. Оли нет... Что-то блестит на полу. Приглядываюсь — золотая сережка и брызги крови. Кровь не только на полу, но и на стене — вся стена в красных брызгах.

Отморозок в красной олимпийке снова прыгает на чьём-то растерзанном теле. Лежащий мужчина поворачивает рыжеволосую голову, его лицо искажено мученической гримасой. Он стонет всё громче — в такт прыжкам своего мучителя. Всё громче и громче.

Звонок! Звонок? Звонок. Стряхиваю остатки сна. Смотрю на часы — 5 утра. Беру трубку. Кому я понадобился в это время, да ещё в воскресенье...
— Слушаю.
— Виктор Николаевич? Это Пискарёв.
— Какой нах Пискарёв? (сорвалось — да простит читатель).
— Николай. Ну, Вы дело брата моего ведёте — Аркаши Пискарёва, по двести двадцать восьмой, за хранение марихуаны арестовали, помните?
— И что?
— Беспокоит судьба брата. Как там мой брат?
— Жив-здоров, велел кланяться. Условно получит, не переживайте.
— Слава богу. Знаете, всю ночь ворочался, ждал утра, не хотел беспокоить. Потом не утерпел — решил позвонить. Извините, что рано.
— Да нет, что Вы. Без проблем. Воскресенье, пять утра, самый раз. Обращайтесь если что...

Кладу трубку. Ни один адвокатствующий не застрахован от общения с такими вот чудаками. Как там брат, как там брат. Помирает, блять, ухи просит...

Ладно, проехали. Забыто. Осиливаю привидевшееся во сне.
Цифра 10 — десятый этаж? Брызги крови и сережка в тамбуре...
Отморозок в красной олимпийке, убивающий какого-то рыжеволосого мужика...
При чём тут мужик?

Кряхтя, встаю. Всё равно, разбудили. За окном — тёмно-унылое сентябрьское утро...


Сидим с Пашей Сидоровым в том самом кафе-полуподвальчике, ждём тюремного «кума» с отчётом о проделанной работе.

Полосыч как всегда появляется тихо и незаметно, как из-под земли. Подсаживается к нашему столику, и сразу выдаёт интересующую информацию:

— Значит, дело было так. В тот злосчастный день шла девочка Оля в библиотеку. По дороге встретила эту четверку. Пинкина (так фамилия жертвы сексуального террора?) подрулила с распростертыми: ба, какие люди. Джинчику не желаешь, Оля? К нам и Вадик скоро присоединится — наш с тобою хороший знакомый. Ну, наивная Оля и клюнула, сделала первый шаг к смерти, всколыхнулась в душе первая любовь. Пошатались впятером по микрорайону, пива-джину похлебали. Потом Прибор шепнул что-то Пинкиной, та к Оле: а слабо с нами за компанию ширнуться — полетать? Никогда не пробовала? Оля: а Вадик? Да подойдёт твой Вадик, никуда не денется. Ну так как, слабО?
У Оли натура решительная, актёрская, джин выпитый в голову ударил: а не слабо, пошли. Поднялись на площадку десятого этажа того самого дома на Авиамоделистов. Там тамбур глухой — наркоманы часто собираются. Вот тут Прибор и наехал на Олю: покажи-ка свой цветок на причинном месте, что для хахаля наколола. Да не тушуйся, покажь, все свои. Ну давай, не ломай из себя целку. Ну хошь свой прибор покажу, у меня там тоже наколото, а ты мне цветок. Дальше началась грязь: Прибор полез Оле лапищей под юбку, Сволочь — под топик, сорвал лифчик. Оля стала отбиваться, Шмаков хватал её за руки, расквасил ей нос, вырвал серьгу из уха. Девчонка вырвалась от них, выбежала на площадку, хотела убежать вниз, но кто-то из кодлы преградил путь, она рванула вверх. Звонить в двери пыталась, никто не открыл. На 13 этаже выбежала на переходной балкон, Прибор и Шмаков настигли. Кричала им «выброшусь, не подходите». Прибор пытался её схватить, сорвал цепочку с шеи. Шмаков обхватил Олю сзади. Девочка ухитрилась извернуться, оттолкнулась от урода ногами, и выпала с балкона спиной.

Воцаряется пауза. Осмысливаем этот жуткий результат внутрикамерной оперативной разработки. Вот и сложился пазл...

— А Бигуди? — интересуюсь после паузы.
— Единственный, кто был пассивным наблюдателем, и насилия не применял.
— Удивительно, что на весь этот шум жильцы не отреагировали.
— У меня тоже возник такой вопрос — соглашается Полосыч — но там постоянно пьянь и нарки собираются, от них шума ещё больше, жильцы привыкли.
— В общем, судя по всему, клиент разговорился, к раскаянию готов, дошёл до нужной кондиции — подытоживает Сидоров.
— Вполне. Ждём финансирования заключительной части мероприятия, и сразу оформляем явку в лучшем виде, с перечислением всех фамилий, обстоятельств и подробностей.
— А он напишет?
— Куда денется. К таким гоблинам посадим — каллиграфическим почерком напишет. Чистосердечное признание облегчает душу, но увеличивает срок — безжалостно улыбается тюремный кум. — Ну и на закуску — вот челобитная от грозы микрорайона. — опер передаёт Паше какую-то сложенную вчетверо бумажку. — Жизнь тюремная у клиента сложилась так себе. Читайте.

Разворачиваем, читаем корявый почерк: «Начальнеку оперчасти от Шмакова А. А. В этой камере меня треаризируют. Прашу пиревести мене в другую камеру, посколька сдесь сакамернеки прегразили, што они меня атыбУт»...

Неделя пролетает незаметно, и её финал полон новостей. Дело о смерти Оли вернулось в районный суд, и на октябрь назначено новое рассмотрение.

Исчез Данилин — растворился.
— Ему-то какой смысл уходить под корягу? — обмениваюсь новостью в Давыдом.
— Ну как же — носитель информации. После приключений с Пипой и Шмаковым каждого куста пугается...

Главная новость — как кувалдой по башке: Шмакова освободили под подписку. Информацией об этом в срочном порядке делится с нами Сидоров: закосил клиент под эпилептика. Сильно больной оказался, хрупкий и ранимый.
Не дядюшка ли Прибора руку приложил? Как бы там ни было, вопрос с явкой обломился...

Вечером звонит на мобильный Сидоров:
— Крепко стоишь на ногах, ВиктОр?
— Да вроде.
— Присядь и слушай. После того, как Сволочь освободили, этот урод со своим корешем по спецухе нажрались, и во дворе на детской площадке забили-затоптали насмерть Рыжего — местного безобидного пьянчугу. Мужик один пить не любил, по доброте душевной пригласил этих отморозков раздавить бутылку. Уж не знаю, из-за чего пьяная ссора получилась. Как обычно: слово за слово, и понеслось.
В общем, вдвоём они бедолагу этого убили. Шмаков особенно лютовал: прыгал на нём, лежачем, все рёбра ему переломал. Второго задержали.
— А Шмакова??
— На хате нашли. Сдох от передоза.
— Твою дивизию!...

Питерская золотая осень кажется иллюзией, и как-то не радует. В считанные дни облетит этот яркий наряд. А там и ноябрь не за горами...

Осточертевшие обшарпанные коридоры райсуда. Слушаем с Женей процесс. Молоденькая судья Марецкая вникает во все тонкости, выслушивает меня, затем соблаговолившего явиться следователя Смирнова. Далее картавая блюстительница закона в прокурорском мундире вяло солирует на тему необоснованности жалобы. Марецкая, слушая прокуроршу, сохраняет нейтральное выражение лица. Надежды на исход в нашу пользу мало: всё-таки, эта молодая судья — подчинённая Васильковой. Неужто пойдёт поперёк руководительницы. С другой стороны, Горсуд, отменивший Васильковское постановление — ещё более высокое начальство.
Марецкая удаляется в совещательную. Вернувшись, выносит решение: жалобу адвоката удовлетворить, возобновить следственную проверку обстоятельств смерти несовершеннолетней Ивановой О. Ю. 

— Не заипались ходивши? — слышим за спиной, и одновременно с Женей оборачиваемся:
Прибор — стоит, ухмыляясь, в коридоре у окна.
Меня переклинивает, и быстрым шагом иду на него с намерением зарядить ногой в промежность. Уже представляю, как охнет и согнётся пополам это долговязое чмо. Женя останавливает неожиданно сильной, твёрдой рукою:
— Виктор Николаевич, не марайтесь. — отводит меня назад.
— Чё ты дергаешься, клоун — щерится долговязый. Даже не пытайся, пупок развяжется. Надо будет — обоих вас куплю с потрохами. А ты что кудахчешь, курица? Тоже, как дочурка, полетать захотела? ...

Снова возвращаюсь к долговязому, хватаю за грудки. Брызгают пуговицы...
Крик проходящего мимо конвойного милиционера:
— Ну-ка, соблюдать порядок в здании суда!

Нас растаскивают...

 

ФИНАЛ: https://alterlit.ru/post/33693/ 

Подписывайтесь на нас в соцсетях:
  • 4
    2
    166

Комментарии

Для того, чтобы оставлять комментарии, необходимо авторизоваться или зарегистрироваться в системе.