Скрипач не нужен

Лёха проснулся во втором этаже своего новенького особняка. Его взгляду открылся дорогущий двухуровневый натяжной потолок с голубоватой подсветкой. Лёха, пошарив рукой под кроватью, достал пульт, нажал сенсор — подсветка заиграла тонами. Супер! Даже на Рублёвке не у всех есть такой прикол! 
Лёха поднялся, поиграл бицепсами перед зеркалом, осмотрел комнату. Ощущение чистоты, комфорта и роскоши доставило ему удовольствие. Хорошо, когда в доме всего один спиногрыз. Легко уследить, чтобы он ничего не поганил. «Скоро вернётся из садика — улыбнулся довольный Лёха, — пиздюк вертлявый!»

Пройдя в кухню, Лёха выпил алка-зельтецер фирмы Bayer. Обстановка дома радовала глаз. «Асфальт кормит» — радостно шептал Лёха. Именно на асфальте он с Боряном сделал настоящее бабло и как итог отгрохал себе домину в старом центре. Творили реальные дела, выручая за лето до миллиона на брата сверх положенного. Не лохи какие-нибудь!

Вчера с Боряном висели в клубе допоздна. Времена 90-х давно кончились... Они, конечно, уже не просиживают штанов по всяким «Метелицам» большими компаниями, теперь по уму гуляют. Раньше им рвало башню от денег, смешно вспоминать. Лёха плеснул кофе в кружку и улыбнулся, вспомнив бурную молодость. Вообще никакой культуры не имели. Скоты были, отбитые наглухо. А сейчас он, Лёха, смотрит фильмы, ходит в музеи и со шлюхами стал аккуратнее. Чтобы чистенько. Вчера вот часа два парились в сауне, потом сидели на «Пристани». Очень хорошо! Лёха чувствовал себя совершенно счастливым. Они с Боряном привыкли отдыхать вместе ещё с 2006 года, когда начали поднимать лавэ на дорожных подрядах. И первым же летом укатили в Тайланд, дали там жару, аж вспомнить приятно. Скоро отпуск, снова они поедут куда-нибудь отдыхать. 

Вдруг Лёха вспомнил, что вчера Борян просил выяснить у соседки, когда она уже наконец, определится насчёт продажи жилья. У Боряна с нею имелся давнишний уговор о том, что она-де, когда решится, не станет искать покупателя, а продаст свой участок ему. Её гнилую халупу Борян намеревался снести, участок был нужен для будущего коттеджа. Давно уж хотели они с Лёхой жить по соседству... 

Лёха подошёл к окну, брезгливо отщепил жалюзину книзу и посмотрел на двор. Дом его стоял в частном секторе. Из окна открывался вид на старые полусгнившие деревяшки из брёвен. После зимы частный сектор напоминал городскую свалку. Земля усеяна сплошь пакетами, собачьим говном, бычками, остатками почерневшего снега. В лужах отражалось затянутое облаками апрельское небо — сегодня пасмурно и прохладно. Всё казалось серым. Вот ему, опоре государства, Лёхе с молодой женой приходится устраивать быт средь цыган, нищеёбов, старух и пьяниц. Беда! И тут Лёха подумал, что он, наверное, сейчас выглядит как эти современные нувориши-потребители. Но он был не такой! Он не презирал своих соседей, он жалел их. Он ни за что сам не будет как они. Просто нужно уметь жить. Это талант. Кому-то дано от Бога, кому-то нет. С отвращением Лёха глядел из окна на помойную улицу меж покосившихся старых хибарок. И ему мечталось всё это обновить. Как только Борян начнёт строиться по соседству, бахвалился в душе Лёха, они вместе сделают так, чтобы дорога на их улице была идеальной. Они сами всё проконтролируют — «Ни одна мразь не украдёт на щебёнке иль на песке. А то привыкли, бnяди!»

На кухне Лёха задержался у холодильника. Решил взять с собой гостинец для соседки. У неё трое детей: наплодили нищеты, а жрать дома нечего. Ебанутые люди. Работает музычкой в школе искусств, чё она там получает? Бывает, на свет появляются люди без страсти к деньгам, они вынуждены всю жизнь заниматься всякой хренью типа музыки. Жалко юродивых. В холодильнике лежал пакет с яблоками и конфеты. Лёха взялся сначала за конфеты, но конфеты были элитные, французские с коньяком, и Лёха, подумав, засунул их обратно. Жена вечером сожрёт. Взяв яблоко, Лёха пошёл на улицу. Спустился во двор, оглядел свою тачку, на которую недавно прилепил наклейку «Спасибо деду за Победу!» Раньше он недолюбливал власть, а теперь понял, что ребята творят реальные дела, и начал горячо поддерживать; сидя на всяких форумах, ругал либералов и прочую малолетнюю шелупонь. Подумав о национальной гордости, Лёха довольно раскатился в улыбке. Сощурив глаза от дневного света, Лёха подошёл к забору, влез на газонокосилку, окинул взором соседский участок. Посреди дворика, обнесённого кривым сохлым забором, на усеянном прошлогодней листвой пространстве в 50 квадратов, стояла грязная теплица с зазеленевшим от плесени поликорбонатом. Сквозь него просвечивал силуэт. 

— Есть кто живой? — Лёха потёр об себя яблоко и укусил его.
Из теплицы высунулась голова тёти Маши Моряниной. За глаза они с женой звали её музычкой.
— Здрасьте! Вы счас не заняты?
— Ох, здравствуй, Лёш... Да вот... Сам видишь.
— Я зайду ненадолго?
Музычка была сухой женщиной с бледным длинным лицом и спаниелевыми глазами. Она годилась Лёхе в матери. Лёха шагнул в соседнюю калитку, обошёл дом и появился на заднем дворе, где светлела теплица и ломаным шифером были оторочены грядки. 
— Лёш, — позвала Морянина, — захвати ведро там с золой возле бочки!
Лёха увидел покрытое пеплом ведро под вишней, потащил с собой. Своими пианистскими пальцами Морянина пилила бруски для подвязки томатов, затем вбивала их в почву. Вид у неё был измученный.
— Тёть Маш, те не надоело спину гнуть каждый год?
— Ох! — вздохнула Морянина, разгибаясь, — А кто ж кормить будет? Каждый год столько запасов делаю. Маринады, компот... Помоги-ка.
Лёха помог воткнуть шест в землю и вбил его молотком, чтоб не шаталось.
— А зарплаты вообще ни на что не хватает?
— Да где уж. Пятнадцать с копейками...
Лёха присвистнул:
— Давайте я вас устрою на 34 тысячи. Вон у Ленки подружка в консерватории. У них есть тоже факультатив какой-то детский, так там хоть тридцатку преподы получают.
Морянина, нахмурив лоб, ворошила заступом землю. 
— А? Давайте поговорю? Я — запросто.
— Не надо, спасибо.
— А что? Всё лучше, чем за пятнашку... — ухмыльнулся Лёха.
— Не могу я пока. Вот, может, на будущий год... когда доведу до конца свою группу...
— А что, без вас они не доведутся что ли? 
— И без меня доведутся. Но есть там один мальчик, с ним нужно поработать.
— А-а, гений какой-нибудь? — понимающе протянул Лёха.
— Гений — не гений... Андрюша Маховиков. Может слышал? 
— Неа. Пианист будущий?
— Ну, я бы сказала, в музыке у него способности довольно слабые... Но вот в математике...
— Так что он — без вас не дойдёт до конца? Вы же не математику там учите с ними? 
— У него синдром Аспергера. Таким людям требуется особый подход. А я с 6 лет им занималась, понимаешь? 
— Не понимаю... Причём тут музыка и математика? Без вас доучился бы он полтора-то года...
Морянина задумалась ненадолго и отрицательно покачала головой. Лёха глядел на неё как на убогую. Дура, она и есть дура...
— Грм! — словно опомнился Лёха, — Я чё пришёл-то. Вы ж вроде хотели в деревню перебираться? 
— Скоро, Лёш, скоро. Вот на будущий год доведу до выпуска, тогда и...

Болтая с музычкой, Лёха с удовольствием пялился на свой дом. Приятно было сравнивать свой крутой особняк и эту гнилую халупу. Лёха знал, что вот он в свои 37 уже отгрохал особняк, а эти и в 50 нищеброды копеешные. Лёха понимал про себя, что он хозяин жизни.

Покуривая More экстра-класса, Лёха выкатился с морянинского участка и вдруг услышал позади агрессивный ритм сабвуфера: логан, качаясь на ухабах, подкатывал к дому на другой стороне улицы. Едва мигнули огни габаритов, задняя дверь открылась и наземь ступил вырвиглазно-кислотного цвета кроссовок. Он притопывал в такт музыке, если конечно это можно было назвать музыкой. Лёха направился к своему дому. Звук сабвуфера гулко отдавался в ушах, пробирал до мяса, до самых костей. Лёха остановился у своей калитки. Что-то было плохо. Почему его так взбесило всё это — музыка и кроссовок? Лёха постоял на пороге, думая одну злую мысль: «Чё с ним не так?» И вдруг понял. Всё говно в том, что этот малолетний придурок колотил дешёвые понты. И даже кроссовок был дешёвый. А музыка — тупая и вымораживающая. Лёхе вспомнились первые кадры из фильма про Витьку Чеснока и его батю, бандюка родом из 90-х. Недалёкий Витька Чеснок и его дешёвые копыта как нельзя лучше характеризовали человека: это был человек, который начисто лишён вкуса, не имеет жизненных целей, воспитания и культуры и который поэтому «галимое уёбище». 
— Пф! — прошептал Лёха — Шкет блять! Нашёл чем выпендриться!
Лёха откинул сигаретину и, придав себе вид победителя, почесал к машине:
— Слышь, дружище!
Из салона высунулся придурок в бейсболке. 
— Чё?
— Ты б музыку поубавил, а.
— А то чё?
Лёха зло улыбнулся:
— Спокойней разговаривай...
— Ты кто тут? Мент местный? Как хочу, так и разговариваю...
Лёха подошёл ближе, достал смартфон, включил камеру и стал обходить тачку по кругу:
— Убавь, я сказал. Не один здесь!
Придурок высунулся в тёмных очках, прогундосил:
— Чё ты снимаешь, а?
Лёха даже засмеялся:
— Слышь, ты откуда такой перец? В курсе, что это время ушло? Я мусоров просто вызову и всё!
— Ща мы уедем — гундосый ответил и хлопнул дверью. Музыка стала тише.
— Через пять минут не уедете, мусоров вызову, понял? 
Лёха убрал камеру и пошёл к дому. Один его новенький дом, покрытый ярко-оранжевым сайдингом, внушал удовлетворение средь этой свалки.