Путь власоеда (на конкурс)

исходный текст Отец Онаний "Волосы" 

На первой линейке я стоял позади Анжелики. Её чёрные кудри были заплетены в две толстые, сальные косички с огромными бантами над ушами, что делало её похожей на Чебурашку. Чебурашку с лошадиным лицом. Левая коса свисала прямо перед моим носом, так близко, что я мог разглядеть крапинки перхоти и учуять кисловатый запах. Устоять перед соблазном было невозможно. Помня предыдущий опыт, я не стал набрасываться на неё. Воспользовавшись тем, что внимание всех было приковано к директору школы, напутствующего первоклашек, я прикрыл лицо букетом и аккуратно, чтоб она не почувствовала, взял кончик косички и сунул его в рот. О, этот знакомый вкус из раннего детства… вкус её волос. Райское блаженство заполнило всё моё существо. Они щекотали нёбо, поскрипывали на зубах, застревали между ними. Несколько минут я посасывал кончик косички, сладострастно перебирая языком волоски, потом осторожно отгрыз пару сантиметров. Никто ничего не заметил. Я скатал языком ком из волос и жевал его, как жвачку, до конца линейки. Потом проглотил. И тут же захотел ещё.

Меня усадили на заднюю парту. Лошадкина вновь оказалась прямо передо мной. Это судьба, подумал я, глядя на необкусанную правую косичку. Надо подровнять, чтоб не заметили. Склонившись над партой, я спрятался за широкой спиной Анжелики и тихонько отгрыз кончик второй косы. В этот раз не стал сразу глотать, а жевал до конца дня, растягивая удовольствие. Проглотил перед сном. Всю ночь мне снилась Лошадкина. Её локоны ниспадали манящим водопадом до пят. Я мог весь зарыться в жирные, чёрные кудри, сосать их, жевать, набить ими желудок. Утром проснулся с острым чувством голода. Маму удивило и порадовало то, с каким нетерпением и торопливостью я собирался в школу.

- Мам, давай скорее, опоздаем!

- Неужто так в школе понравилось?

- Да! Очень! Давай быстрее!

- Ну-ну, посмотрим, будешь ли ты так рваться туда все десять лет, дай-то Бог, может и правда за ум взялся…

Я рвался в школу по утрам, возвращался с комком волос за щекой. Я научился незаметно для окружающих пожёвывать, посасывать, играть языком с волосяной жвачкой до вечера и глотал перед сном. И опять снилась Анжелика и её вожделенная шевелюра. Мне было мало этих жалких сантиметров с кончика косички, мне нужна была она вся, до последнего волоска. Косы Лошадкиной становились всё короче, а мой голод всё сильнее. Я стал наркоманом, и потеря контроля была только вопросом времени.

Это случилось, когда она пришла в школу с новой причёской. Привычных косичек не было, вся масса длинных, пышных кудрей, собранных на затылке в хвост, манящим чёрным водопадом спускалась прямо перед лицом. Как в снах. Перед таким искушением невозможно было устоять, и я уже потянулся дрожащими пальцами к вожделенным локонам, но в этот момент Лошадкина попросила разрешения выйти в туалет, встала, направилась к двери, заманчиво виляя хвостом, а я в бессилии смотрел, как «моя прелесссть» удаляется от меня. С трудом выдержав полминуты, я тоже отпросился и помчался в женский туалет. Анжелика сидела на унитазе, тужась и попукивая. Всё произошло мгновенно. Я сорвал резинку, освобождённые волосы рассыпались в руку, скользя между пальцами сальными змеями. Сжал кулак и дёрнул изо всех сил. Лошадкина мгновенно просралась и заорала так, что перекрыла школьный звонок. Конечно, набежали дети, учителя. Я сидел на полу в углу женского туалета с солидным пучком волос во рту и безумным взглядом. Был большой скандал, меня исключили, отрезав доступ к Анжеле. Больше я её не видел.

Родители какое-то время водили меня по врачам и психологам, потом по бабкам и экстрасенсам, потом сдались и определили в интернат для слабоумных. Там не было волос вообще, всех брили наголо. Дети обзывали меня власоедом, я нашел в энциклопедии картинку, очень мерзкое насекомое, обидно. Я впал в депрессию. А потом руководство интерната сделало моим родителям предложение, от которого они не могли отказаться. В рамках проекта по обмену опытом отправить меня в Европу. Мною заинтересовались в Берлинском центре по изучению редких поведенческих патологий.

- Ну сами подумайте что его ждёт здесь, вот стукнет восемнадцать, государство выставит его в жизнь и живи…, - увещевала директриса моих родителей, - А долго он протянет с его обсессией?  И месяца не продержится, нападёт на какую-нибудь девушку и обгрызёт шевелюру вместе со скальпом. И закроют его пожизненно, как маньяка. А там европейские ценности, толерантность, инклюзия, да и вообще условия получше, чем у нас в Челябинске, сами понимаете.

Папа молчал, старательно нахмурив брови. Мама всхлипывала с сухими глазами. Бабушка заплакала и сказала:

- А может ко мне в сарайчик, к козам? Всё лучше, чем ихняя Европа, они ребёнка геем сделают.

- Мам, ну к каким козам…, - сказала мама, в последний раз всхлипнула и подписала бумаги.

Так я оказался в Европе. В клинике было интересно. Новые одноклассники были из разных стран, у каждого своё уникальное отклонение. Мне понравилась девочка из Бразилии, которая ела поролон. Она постоянно выковыривала его из диванных подушек и игрушек. У неё была пышная копна чёрных кудряшек и она позволяла мне иногда немножко отгрызть. И никто нас не ругал и не обзывал идиотами и уродами, наоборот, взрослые просили нас рассказывать в подробностях о наших пристрастиях и записывали в блокнот. А ещё нас учили языкам, рисованию, игре на разных музыкальных инструментах, этике половых отношений и другим полезным вещам, которые могли пригодится во взрослой жизни. Нас не вылечили, но научили не бороться со своими отклонениями, а принять и полюбить их. И даже гордиться ими. И называть не отклонением, а особенностью. Мы – особенные.

Когда мне исполнилось восемнадцать, государство выделило небольшое пособие по психической инвалидности, социальное жильё в виде комнатушки в хостеле для таких же особенных, как я, и выпустило в самостоятельную жизнь. Я нашёл работу в парикмахерской и мог есть сколько угодно состриженных волос. Конечно, это было жалким суррогатом, как если бы вампир высасывал кровь из использованных тампонов. Мёртвые волосы с ароматами шампуня, ополаскивателя, краски и средств для укладки были невкусными, от них болел живот и изо рта постоянно воняло лаком для волос. Но это было безопаснее, чем поедать их живьём, прямо с голов клиенток. И вот однажды к нам в парикмахерскую вошла она. Некрасивая негритянка с длинными, чёрными дредами, собранными в толстый, как бревно, хвост. И попросила их помыть. Хозяин был занят сооружением сложной вечерней причёски и поручил мне обслужить клиентку. Я провёл её в закуток за ширмой, усадил в кресло с мойкой, она натянула на глаза маску для сна и откинула голову назад. Я взял в руки её тяжёлый хвост, снял резинку, толстые чёрные змеи заскользили между пальцев, остро напомнив тот случай в женском туалете с Лошадкиной. Во рту пересохло, пульс зачастил, руки вспотели, ноги ослабли. Манящими изгибами дреды легли в мойку передо мной, как экзотический деликатес на блюдо. Мне хотелось впиться в них зубами, рвать, жевать, глотать, забить ими глотку и задохнуться в экстазе. Я включил тёплую воду и осторожно взял одну из сальных змей, поднёс к лицу, чтоб можно было разглядеть каждый волосок, каждую крошку многолетней перхоти, намертво забитой в плотный колтун. Дреда пахла потом, пылью, мускусом и ещё чем-то кислым, напомнившим запах волос Анжелики. Я лизнул её, взял в рот кончик, пососал. Волоски приятно щекотали язык. Попробовал на зуб. Тугой колтун не поддавался, но я не отступил и через минуту перегрыз дреду, проглотил не жуя, волосяная сосиска проскользнула в желудок, наполнив меня блаженством. Я потянулся за следующей порцией...

Через час хозяин заглянул за ширму. Клиентка мирно похрапывала, а я жадно пожирал её волосы.

- О, майн гот! – вскричал он, и всё его лицо задёргалось в неподражаемом нервном тике.

Клиентка проснулась от вопля, испуганно вскочила, дико озираясь по сторонам, и тут её взгляд упёрся в зеркало. Торчащие на голове огрызки разной длины создавали неповторимый хаос.

- Фак миии, суииит Чизас! – пропела она на манер афроамериканских проповедников и застыла, широко распахнув и так огромный рот.

- Мадам Голдберг, простите, какой ужас! Больной ублюдок! Я немедленно уволю его! И засужу! Компенсирую Вам ущерб! Ради Бога, простите, виноват, не доглядел! – лицо хозяина ритмично сокращалось в такт каждого предложения, - Немедленно выплюнь! Отдай! Фу! – он попытался выдернуть у меня изо рта огрызок дреды, но я впился изо всех сил зубами в добычу и зарычал.

- Иц эмейзинг… Иц факинг эмейзинг! – клиентка вышла из ступора, заплатила хозяину пятьсот евро и увела меня с собой.

Так я стал личным парикмахером Вупи Голдберг и попал в Лос-Анджелес. Голливуд оказался благодатной почвой для новой моды. Я обгрызал рыжую гриву Джулии Робертс и упругие кудри Дайаны Росс. Мадонна и Шер записывались ко мне за месяц заранее. Я открыл роскошный салон на Голливудском бульваре. И назвал его «Анжелика».

#альтерлитпролонгация #конкурс_alterlit