Мишкина улыбка

                                                                                 «Посвящается неутомимому труженику КК камраду VIKING»

Школьный выпускной депрессивного района Москвы входил в финальную стадию. Прозвучали дежурные тирады учителей. Аттестаты нашли своих владельцев. Сторож подпёр дверь школы ломом. Педагоги и лузеры поспешили домой. Остальные выпускники переместились праздновать за трансформаторную будку. Программа стандартная — водка на кортах, жареные семки, лёгкий обжимбол. Девочки упарывались вермутом, милостиво взирая на рыцарский турнир... пацанский мордобой.

Миша Хренов и Ася Щукина были из лузеров.
Девочка безмятежно шагала по аллее, когда над ухом раздался голос:
— Ася, можно я тебя провожу?
— Боже! Ты кто?
— Я Миша Хренов. Из твоего класса, — настолько он был неприметен. 
— Хренов... это разве не кличка?
— Нет. — Кличка «Хуев» Мише не нравилась. 

Ася быстро прикинула, как мог бы выглядеть первый ухажер в дорогом костюме, лакированных туфлях на стильной прическе, и с грустью вздохнула. «Что страшненький даже хорошо. Кобелить не будет. Из дурика всегда можно сделать нормального» — решила она и предупредила:
— Скажу сразу... я не шалава какая-то!
— Я тоже, — боже, что я несу? Миша перекрестился, — просто провожу. Вдруг на тебя кто-то нападет.
— Ты меня защитишь как рыцарь Айвенго?
— Да! — Айвенго звали одноглазого дворового пса.

Именно в эту секунда проскочила искра. Его рука коснулась её ладошки, галактики столкнулись. Дети влюбились! В любви с первого взгляда всего удивительней то, что иногда она случается с людьми, которые смотрели друг на друга годами. Смотрели, но не увидели.

В тот вечер они просто гуляли, болтали обо всём и ни о чём. Миша пытался быть остроумным. Ася пыталась хохотать над глупыми шутками. 

Миша Хренов чуть выше среднего роста худенький мальчик с неприлично торчащими ушами не нравился девчонкам. Пацан был сер и незаметен, как диверсант. Из хорошего — родился в Москве в семье рабочих алкоголиков. «Любовь с пятой рюмки» — любил повторять отец. Миша рос в обществе, где пьянки считались смыслом жизни. Но кавардак не помешал ему стать хорошим человеком. Возможно, сам Господь присматривал за мальчишкой. Кто знает. Добрый, отзывчивый, стремящийся всем помочь с детства ребенок, он вызывал недоумение родителей, заключенную во фразу: «Да уж, в семье не без уродца».

Ася Щукина также не блистала красотой, однако брала умом и упорством.
Поскольку её внешность — на любителя — не располагала к любви бездонной, как море.
И кстати, она была единственной в истории школы, кто получил золотую медаль,
сохранив при этом девственность.

Семья Аси тоже была из семьи малоимущих. Красавец отец влюбился в слепую певчую из католического хора и женился на ней. Когда-то он хотел стать охотником и даже купил ружьё. Но в лесу, увидев масляные, трогательные глазищи оленёнка не смог выстрелить. Так ружье и висело на ковре над кроватью, пока не сработало. Слепой беременной супруге привиделся обнажённый Антонио Бандерас. Женщина в испуге схватила ружьё. Бандерас гадко усмехнулся. Не к моменту из туалета вышел муж и кашлянул. Лучше бы он этого не делал. Дробь разнесла позвоночник немного выше копчика. Ася родилась в полноценной семье инвалидов. 

Медалистка поступила в пединститут. Миша ушёл в армию «становиться мужиком». Давно известно, что москвичей нигде не любят. Воевать пришлось на генеральской даче сторожем от греха подальше. Влюбленные переписывались. Она посылала трогательные стихи, он отвечал примитивными рисунками.

После службы парень подписал контракт ещё на два года. Полюбил домашний театр, благодаря которому узнал о сексе всё. Единственной актрисой выступала развратная молодая жена генерала. Массовкой выступали заказные проституты и качки местных фитнесс залов. Количество актеров зависело от сценария. Единственным зрителем был Михаил, наблюдавший праздник разврата через дырку в стене. Ночью боец представлял себя с любимой в подобных сценах. 

Шло время. Михаил вернулся со службы. В красивом мундире, с аксельбантом и орденом «Воин — спортсмен». Ася встречала на вокзале. Любимые нежно и страстно обнялись. Парень заплакал от счастья. Она тоже.

Через месяц Миша и Ася расписались. Событие отметили скромно — распили советское шампанское на скамейке в парке под танцы бомжей. 
— Ты последняя мысль, с которой я ложусь спать и первая, с которой я просыпаюсь каждое утро, — сказал Миша, почувствовав томление в штанах.
— Я тоже хочу быть с тобой всегда, — ответила Ася, попросив любимого застегнуть ширинку.

В этот момент они поняли — жить под одной крышей на этой планете у них пока нет возможности. Аренда — непосильная ноша. Варианты с родителями не радовали — однушка с инвалидами или похожая хрущевка с алконавтами. Молодые стеснялись своих родителей каждый по своим причинам. Ни разу тема познакомить не поднималась. Решили ждать освобождения жилплощади по естественным причинам.

Десять лет пролетели незаметно. Ася работала в хорошей школе. Её ученики занимали первые места на школьных олимпиадах. Педагог от бога! Лучший учитель страны! Только с одним Подопечным была проблема. Михаил поумнел всего на каплю. С карьерой у него не складывалось. Периодически работал то дворником, то разнорабочим. Нравилось бродить по улицам в костюме большого презерватива, раздавая рекламу.

Финансовые сложности не волновали влюбленных. Ася, полностью доверяя своему избраннику, отдавала ему всю зарплату. По доброте душевной тот одалживал деньги отцу «на пару дней». В итоге капитал оседал в кассе винно-водочного отдела «Пятёры». 

Родители Аси, тем временем, приспособились к капитализму. Папа шерстил базу клиентов Сбера, мама, поставленным меццо-сопрано, убеждала лохов назвать номер карты. Брали по-честному — не более стоимости билета концерта Нетребко. Появились поклонники маминого божественного голоса. Звонили сами почти каждый день, платили щедро. 

С первого дня молодые были счастливы, хотя и проводили все время в
общественных местах. Допоздна гуляли по скверам и паркам, листву вороша носками
немодных сандаль. И он целовал её в шею, наверное, жарко.

Где они занимались интимом? Кинозалы, парки, библиотеки и засцанные закоулки подальше от людских глаз. Первый минет в туалете драматического театра вошел в топы хостингов благодаря камере видеонаблюдения. 

За много лет их секс не видел простыней! Казалось, рай был там, где они были вместе. Увы, встречи получались редкими и короткими. Ася с утра до вечера находилась в школе. Миша искал работу, пьяных предков по району и вытрезвителям. Перетаскивал домой и любовался безмятежным сном любимых родителей. 

В везении бывает дно. Грянул ковид. Родители Миши перестали чувствовать запах и вкус спиртного. Один «добрый» человек подарил у подъезда канистру «почти коньяк». Родные пили, падали и смеялись. А потом смеялись и пили. Так и умерли от конской дозы антифриза со стаканами в руках. 

Через неделю кремировали родителей Аси. Короновирус списал. В больницу везти отказались — «нам Людей класть некуда». 

Безусловно влюбленные переживали. Помянули родных кагором в парке.
— Миша, сколько денег мы накопили?
— Не знаю.
— Где они, помнишь?
— Да! У отца... на днях отдаст, — и улыбнулся так, что Ася поняла, про десять лет работы и мечты о хорошей квартире, можно забыть.

Уже в субботу утром Миша переехал к жене. Человек, подаривший канистру с «почти», оказался обычным грязным риэлтором. Родимая однушка ушла от Миши в дальние дали.

Через десять лет после свадьбы они впервые оказались в собственном жилище. Бездомная любовь обрела крышу. 

В тот день Ася колдовала над судьбоносным ужином на кухне. Михаил с интересом рассматривал книги, фарфоровые статуэтки, коллекцию пластинок. Вертинский соседствовал с уважаемыми тенорами. Он никогда не видел такой стерильной чистоты. Свежий воздух напоминал сосновый бор. Миша представил себя королем в замке. Уселся в инвалидское кресло-каталку напротив большого тонкого телевизора как на трон. Неосознанно вспомнил свою квартирку. Шумные попойки. С кем выпил тот и друг, кто отсосал, тот сестра. Где наблевал, там и надо. Казалось, уютная хрущёвка Аси — космический фрегат из будущего, а сама она волшебница. «Я клянусь быть тебе во всем опорой, нежно любить тебя и терпеливо оберегать нашу любовь...» — что-то такое должен был произнести Михаил, но не сказал. Слова о чувствах пустой шум. Эрекция — самое многозначительное признание в любви.

Ася была за стеной, что возбуждало и пьянило. Михаил снял с себя одежду, аккуратно сложил на стуле, и помчался на «дизайнерском» кресле на кухню. Любимая в коротких шортиках и белой майке с распущенными волосами стояла у плиты. Миша тихо подъехал. Неожиданно проник под майку руками спереди. Пальцы сжали соски. Губы впились в нежную спину.
— Дурачок, нас же заметят...- засмущалась Ася.
— Кто?
— Антонио Бандерас... наш барабашка. — На всякий случай прикрыла дверь на кухню.
— Думать об этом не хочу. — Миша медленно потянул шортики вместе с трусиками вниз, тем самым избавившись от последней преграды на пути к своей цели. 

Одним движением он проник рукой между её ног и пальцами коснулся мягких губ щелки. 
— А ты горячая сучка!
От этих прикосновений Ася почувствовала прилив желания. Грудь набухла, соски затвердели, киска стала предательски влажной. Словно играя, он проделывал это снова и снова. Её тело выгибалось навстречу его руке, хотелось большего. 

Миша прохрипел: 
— Ты хочешь меня, грязная шлюшка?
— Дааааа, накажи меня господин, — Ася приняла правила игры.
— Моли бога траха о пощаде!
Она села на колени, и начала поливать поцелуями низ его живота. Миша понимал, что перед ним уже не скромная женщина, а распутная, страстная львица, которая жаждет любви. Он изнемогал от нетерпения погрузиться в её сладкий рот своим горячим и возбуждённым членом. Ася села перед его большим членом:
— Я больше не могу, возьми его! — неровным трясущимся голосом, фактически умоляя, произнес Михаил. 
— Какой он огромный и горячий! — Удивляясь своему собственному бесстыдству, прошептала она.
— Я курва... твоя блядь, — заклинал Миша.

Наконец она сжалилась над ним. И в момент, когда он собрал её длинные шелковистые волосы в руку, он почувствовал себя внутри её. Ася ласкала языком головку, и губы быстрыми и глубокими движениями скользили по члену. Она помогала себе рукой, и временами её пальцы сжимали его яйца, сильно, но не так чтобы доставить ему боль. Миша обильно кончил, она проглотила:
— Ведьма, ты съела моих детей! 
— Наших деток, любимый, наших... — уже лежа на кровати ответила Ася.
— Я хочу тебя! — сказал он, намекая, что теперь его черед доставить удовольствие своей королеве. 
Ася раздвинула свои красивые ноги. Как зачарованный он смотрел на неё и понимал, что ему хочется восхищаться её красотой вечно, просто вот так стоять и смотреть на это трепетное тело. 

Миша целовал её, начав со ступней, постепенно, сантиметр за сантиметром продвигаясь к коленям, а оттуда выше к бедрам. Перевернув на живот, уделил внимание упругим ягодицам. Прикоснулся языком к горячему и влажному лону. 
— Войди в меня, милый, войди. — Это не призыв и не команда, это просьба, мольба, с которой беспомощная жертва обращается к хищнику, ведь власть по праву принадлежащая ему, вернулась. 

Немного поводив членом по киске, он вошел в неё на всю глубину. Её ногти впились в его спину. Миша двигался жестко и быстро, но в движениях не было и намека на какую-либо агрессию. Это была страсть, рожденная их любовью друг к другу. 

Влюблённые кончили одновременно. Их тела в одном такте содрогались в сладостных конвульсиях... Сердца выпрыгивали из груди, дыхание еще долго не могло вернуться в норму, а ноги казались ватными... 
— Я люблю тебя, котик! — сказала она. 
— Я тоже очень тебя люблю, маленькая! — ответил он. 

Вечером был красивый ужин при свечах. Утка по-казахски, вишневый торт с шампанским под пластинку Вертинского. Смех и беседы об их прекрасном будущем, казалось, будут постоянными.

Уже в полночь Ася расстелила белоснежную простынь. Опоздавшая на десять лет первая брачная ночь нагнала своих клиентов.
— А какие у нас будут дети?
— Их будет много!
Они лежали, прижавшись друг к другу, и мечтали, представляя совместное
будущее — ту обязательно долгую и непременно счастливую жизнь, что им якобы
уготована.
— Дочка, — сказал Миша. — Хочу дочурку. С твоими глазами. Чайного цвета... с двумя ложками сахара.
— Глупышка! — Она смеется, но смех этот не злой. — А если она светловолосая будет, выгонишь?
— Конечно прогоню! — Мишка изображает звериный рык. — Я ж тиран о-го-го какой!
— Поцелуй меня...

Ночью Михаил был ещё нежней. Все было восхитительно. Его нежные нашептывания, умелые руки, несгибаемый и упругий член творил чудеса. Ей хотелось кричать от удовольствия. Уже к утру, он уснул без сил. Ася лежала, набросив на разгоряченное тело одеяло.

Он повернулся во сне, его широкая спина показалась ей горами. Одеяло сползло, оголив покрытые волосами ноги. На правой ягодице она увидела прыщ. Из подмышки ударило резким запахом пота. Заворчав во сне, Миша повернулся и положил тяжелую руку ей на шею. Ася лежала, слушая, как он дышит, рассматривала его сморщенный уродливый член. Никогда еще она не видела член мужа так близко, и он ей не нравился. 

Ася потрогала себя внизу — было мерзко и сыро. Она заплакала, заплакала громко, навзрыд. Оттолкнув руку, она стала толкать его, крича: «убирайся, животное!». Он проснулся, стал её утешать, но она вытолкала его с кровати. 

Михаил недоуменно посмотрел. Молча оделся. От двери кинул последний взгляд с ангельской улыбкой и тихо закрыл за собой дверь... дверь в её сказку.

Угомонив внутренних бесов и выплакав все слёзы, Ася осознала ужас происшедшего. Любовь, которую однажды выставили за дверь, обратно в ту же дверь уже не войдет. Тот самый случай, когда не хватает одного человека и весь мир кажется обезлюдевшим. Самое трудное первое утро после разлуки: необходимы силы, чтобы выжить. Будущее? Его не было. Прошлое? Его не вернуть. Сознание ускользало, действительность расплывалась, невыносимо ныло сердце. Внезапно возник образ Антонио Бандераса с той самой Мишкиной улыбкой на лице. По небритой щеке домового текли скупые слезы. Сердечко билось всё медленнее, замирая всё чаще. Боль постепенно нарастала, усиливалась, иногда становилась невыносимо. На время отпускала. Однако вскоре боль снова нарастала и становилась ещё сильнее. Хотелось пить, но встать Ася не могла. Тело перестало слушаться. «Увы, я эфемерное существо, стакан воды мне не поднять» — развел руки домовой Бандерас. Казалось, кончился воздух, стало нечем дышать. Ася собрала последние силы для последних в жизни слов. Душа, эта вольная птаха, плавно улетала...
— Прости дуру... прости любимый, — тихо прозвучали слова формально мертвого человека с нарушением целостности миокарда... разрыв сердца.
Стоны несчастной прекратились. Бандерас нежно опустил веки на высохшие глаза. Накрыл бездыханное тело простынёй. Не сдержался:
— Ебать, ты сука, пизданутая... он за цветами вышел!