Borbi, друг (3)

Борбачёв брёл по улице. Вся она была ярко озарена: лучились фонари, горели окна и вывески, люди носили причудливую, светившуюся одежду, и чуть не на каждой спине рекламировались какие-нибудь товары или услуги.
Он верил и одновременно не верил тому, что происходило вокруг. Как могло такое случиться? Вот он приехал в Кэмп-Дэвид к Бушу. Это было 30 мая 1988 года. Потом они провели переговоры. Потом Буш учил его играть в подковки. Потом был обед, и после обеда было решено подремать с полчасика. Потом пришла горничная, с которой он какого-то чёрта изменил любимой жене, а потом появились эти... И через угрозы и пытки они заставили его подписать пакт. И вот уже зима, декабрь-месяц. Может быть, гадость какую-то в обед подмешали? Всё-таки эти спецслужбы... Как же проснуться? У меня руку отняли, а я всё сплю. А если не сплю? Если не сплю, то я в будущем. Это те же штаны, только мотнёй назад. Хотя, если я в будущем... тогда меня, наверное, могут и вылечить...
Борбачёв вздохнул, с надеждой оглядел улицу. Нужно было найти врача. Допрос мужебабы, клеившейся к прохожим, дал ему важные сведения о том, где и у кого можно получить медицинскую помощь. Выяснилось, что неподалёку есть офис одного известного целителя, и что целитель — это было главное — ведёт приём круглые сутки.
Во врачебном кабинете на вешалке обнаружились самые разные наряды. Здесь было и оранжевое одеяние буддиста, и православное облачение, была даже набедренная повязка пигмея-островитянина. Сам лекарь выглядел опечаленным. Коротко взглянув на больного, он спросил:
— По какой методике будем лечиться? У нас богатый выбор: тибетская медицина, островная, традиционная русская.
Шутливый настрой лекаря удивил Borbi.
— Меня по-русски, пожалуйста.
К вящему удивлению лекарь снял с вешалки поповскую рясу и крест, начал напяливать на себя.
— Я же могу умереть! — возмутился Borbi — Что вы делаете?
Целитель поторопился — надел рясу кое-как, достал кадило и кисточку, сказал:
— Освободите руку!
Борбачёв закатал рукав. Увидев его «колбасный» обрубок, лекарь выдохнул:
— Да вы репликант, что вы мне голову морочите. У вас вообще кредит есть?
— Что значит — репликант?..

Экран на месте окна хотя и был треснут, всё же работал. На экране был Borbi. Маячок, встроенный в его тело, передавал сигнал в Сеть, программа переключала уличные камеры слежения и автоматически выводила картинку на ж/к панель в доме мучителей, так что им известен был каждый шаг подопечного. Какое-то время, ублажённые друг другом, они лежали на полу и хохотали, следя за его приключениями, но потом заволновались, что Borbi пропадёт из поля их зрения или же подвергнется нежелательному воздействию со стороны, отчего волшебное его тело может утратить свои деликатесные свойства. Тогда они стали собираться в город. Даниэль и Скаталыгин взяли по луку со стрелами. Лии достался арбалет. Преследование Borbi, — куклы с личным началом из пищевого субстрата, купленной ими на праздник для собственного увеселения и насыщения, — должно было окончиться на улицах города. Наслаждение убийством должно было достаться им и никому другому.

— Так вот где собака порылась... — обречённо произнёс Borbi, когда лекарь рассказал ему, как и для чего производят съедобных кукол, — Но я же... Я как живой!
— В том-то всё и дело — закивал лекарь, — А какое удовольствие глумиться над мёртвым?
— Сколько же я стою?
— О, вы дороги! Можно мне... кусочек?
— Да пожалуйста — Borbi протянул культю.
Целитель с удовольствием укусил её, что-то подсчитал в уме и сказал:
— Не меньше двухсот тысяч...
— Знаете — это безнравственно! Как наше советское общество могло дойти до такого... до такой низости?
И лекарь поведал ему, всё, что знал об истории своей страны. Он сообщил, что после развала СССР в России началась «культурная колонизация», итогом которой стало создание «Kremlin Group Corporation». Тогда страна на короткое время потеряла суверенитет. Но затем развернулось большое национально-освободительное движение, во главе которого встали братья Запальные, Рауль и Фидель, в прошлом знаменитые цирковые дрессировщики хомячков. Чтобы вывести народ на борьбу с захватчиками они лишили страну интернета. Потом, правда, они его сами же и восстановили, но то был уже совсем другой интернет. Благодаря организованному ими перевороту, с 2025 года в стране президентствует Искусственный Интеллект. Он охраняет сетевую домкратию. Все важные государственные решения принимаются в интернете посредством «народных интернет-сходов» (называемых ещё «сходами-развалами», поскольку на этих сходах Россия с тех пор уже несколько раз распадалась).
— А Роися? — встрепенулся Borbi — Я ведь изменил ей...
Лекарь нахмурился,
— Кто это?
— Ну да, вы не знаете... Это моя жена. Я должен её увидеть. Могу ли я заказать её там, где делают таких, как я?
— Если у вас есть кредитный счёт, то пожалуйста.
— Но у меня нет счёта, впрочем... — Borbi низко опустил голову — Я могу продать себя по частям в счёт оплаты.
— Вы не сможете себя продать. Вы уже чья-то собственность. За всё, что вы делаете, отвечает ваш владелец.
Borbi ненадолго затих, потом спросил:
— Если я заплачу, вы мне поможете?
— Зависит от суммы.
— Выручка магазина в праздники вас устроит?

Скорым шагом они семенили по тротуару. Навстречу длинными косяками, как сельдь, молча тянулись люди. Когда вдруг на улице зажигались новые огни рекламы, слышался призыв роботов-зазывал или начинала греметь музыка, весь косяк устремлялся к месту происшествия. Borbi спросил у целителя:
— Это кто?
— А, это жертвы реформ... — отмахнулся тот, — не обращайте внимания.
— А почему они всё время молчат? Я пытался разговаривать с ними, когда искал ваш кабинет.
— Они не умеют.
— Как это не умеют? Вы же умеете и мои хозяева тоже умели.
— У меня высшее образование. И у ваших владельцев, видимо, тоже.
— Не обязательно иметь высшее образование, чтобы уметь говорить.
— Может быть, раньше так и было. Сейчас говорить учат только в ВУЗах.
— Но как же они живут?
— Все мысли поступают через Сеть прямо в их мозг, у каждого там по встроенному айфону. Они никогда не сделают ничего лишнего, только то, что получают по Сети.
— Тогда их можно использовать на производстве! Почему столько людей бесцельно бродит по улице? Да ещё и косяком!
— Все работы давно автоматизированы или выполняются обезьянами с улучшенным мозгом, потому что им не нужно платить. А эти — аппендикс общества. И косяком их водят, чтобы не занимали собой много места.
Вдруг робот-клоун возле маленького уличного цирка (Borbi впервые увидел его полчаса назад, когда искал офис целителя) ожил и закричал на всю улицу: «Новая шоу-программа клоуна Crusty! Только сегодня! Красти-Баста-Развлекаста!»
И косяк людей мгновенно устремился к новому информационному очагу. У всех у них были совершено пустые, круглые, рыбьи глаза. На пороге передний споткнулся и упал, на него стали напирать задние и тоже завалились на пол — началась тихая возня. Проходя мимо этой безмолвной кучи копающихся тел, Borbi сказал:
— Но какой в этом смысл — постоянно гулять вдоль улицы? Я уверен, им можно найти лучшее применение!
— Смысл в том, чтобы они повторяли одно и то же изо дня в день. Однообразие успокаивает. Покой отупляет. Если они начнут думать — нам всем n@здец.

Продавщица в магазине просрочки писала карандашом в журнале сканвордов — журнал лежал поверх большого витринного стекла, под которым, в создаваемой рефрижератором прохладе, лежали колбасы, сыры и копчёности. Borbi действовал стремительно. Едва вбежав в магазин, он схватил продавщицу за волосы и с силой ударил её башкой о витрину. Витрина, треснув, раскроила её вздутые губищи и из них выпрыгнул дешёвый тайский силикон.
— Деньги! — заорал Борбачёв — Деньги давай!
Продавщица — она была напугана и не понимала, что происходит — заёрзала на стуле, пытаясь вырваться, так что Borbi пришлось ещё раз крепко приложить её о столешницу. На пути к магазину целитель рассказал ему, как теперь совершаются все покупки. Для этого на кассе нужно поднести к специальному лазерному считывателю большой палец. Пока продавщица тупила, Borbi заломил ей руку и отнял осколком стекла платёжную фалангу — эквивалент всех её сбережений.
В это время целитель — чтобы избежать обвинений в пособничестве, он держался подальше — увидел, как снаружи к дверям магазина в охотничьем азарте подскочили «цэрэушники» с луками и арбалетом.
— Сдавайся! — захохотал Скаталыгин из-за двери.
Булькнула тетива, раздался короткий свист и стрела, пущенная скаталыгинской рукой, пронзила две упаковки с вином «Даурия», они стояли на стеллаже над головой Borbi. Инстинктивно Borbi пригнулся, но это было уже после того, как вино выплеснулось на его увечную лысину. Borbi уселся на пол спиной к прилавку. Он начал судорожно оглядываться вокруг, прежний путь на улицу был перекрыт. Он потянул на себя продавщицу, и она свалилась со стула. Завизжала. Borbi влепил ей пощёчину,
— Не ори! Где запасной выход?!
Продавщица заткнулась и указала пальцем в сторону чёрного хода. Нужно было перебежать за другой прилавок и оттуда потихоньку выползти на улицу.
— Borbi-i-i! — поддельно-ласково позвала Лия.
Борбачёв выглянул из-за прилавка и увидел, что «цэрэушники» растянулись в цепь. Аккуратно обходя встречавшиеся витрины и холодильники, они с трёх сторон подступали к кассе.
Borbi нащупал на полу осколок стекла, приставил его к шее продавщицы, поднялся в рост:
— Стоя-ять!
«Цэрэушники» замерли. Скаталыгин толкнул в плечо поднявшего лук Даниэля:
— Не стреляй! В неё попадёшь...
Обнимая продавщицу, Borbi попятился от прилавка.
— Уйдёт! — отчаянно завопил Даниэль.
— Никуда он не денется! — успокоил Скаталыгин — отследим по камерам, если что...
Наткнувшись спиной на дверь, Borbi толкнул от себя заложницу и бросился по коридору. В темноте вжикнула и воткнулась в шею очередная стрела, но, как и прежде, боли Борбачёв не почувствовал. Обломив на бегу стрелу, он выкатился на пожарную лестницу, которая вся загромождалась старой мебелью с обрезками линолеума, банками с клеем, красками, и зеркалами, звеневшими, как хрусталь, если кто-нибудь прикасался к ним. Внизу Borbi понял, что пожарный выход намертво запечатан, так что деться ему с этой лестницы некуда. Наверху громыхали двери, летели то вопли, то матерки — видимо, они пытались искать его во тьме и ломились в разные комнаты вдоль коридора. Тогда Borbi подумал, что может быть ещё не всё потеряно и повернул назад. Двумя-тремя этажами выше должна была быть дверь на чердак. Двигался он теперь осторожнее, замирал на месте, если шаги и возгласы преследователей казались ему близкими. Когда он крался мимо коридорной двери, петли тихонечко заскрипели и в проём медленно просунулась голова Даниэля с поблёскивавшими пуговками глаз, а следом показалась голова Лии. И хотя на лестнице было совершенно черно, Borbi решил, что пуговки смотрят на него в упор. Стоило кому-то из них протянуть руку, и его бы схватили — так близко он был.
— Здесь фонарь нужен! — закричал «силиконовый подбородок» в коридор.
Он поднял руку, начал шлёпать ей по стене в поисках выключателя. Тогда Борбачёв решился и со всей силой пнул по двери, придавив ею головы своих мучителей. Одним махом он перелетел два этажа. Верхняя, чердачная дверь поддалась — он выбежал на крышу. Как оказалось, здесь размещалась стоянка для аэротранспорта. Машин на ней было не больше десятка. Borbi обвёл стоянку взглядом, прикидывая в уме, какая из машин могла бы принадлежать продавщице, и остановился на сиреневом пучеглазом седане с непомерно раздутым бампером. Зажав в кулаке отнятую фалангу пальца, Borbi ломанулся к машине. Позади хлопнула дверь, а это значило, что Лия и Даниль уже выскочили за ним и поднимали луки, целясь в президентскую спину. Borbi начал петлять на бегу, что очень насмешило его преследователей. Должно быть поэтому пущенные ими стрелы в который раз не достигли цели. Borbi всё угадал правильно: когда, приблизившись, он поднёс к замку фалангу продавщицы, дверь снялась и отъехала кверху. Он запрыгнул в салон и той же фалангой включил зажигание. Лия, Даниэль и присоединившийся к ним Скаталыгин побежали наперерез, уродуя стрелами консервно-металлический кузов. В целом панель управления была такой же как на какой-нибудь Волге или на Форде, за тем только значимым исключением, что здесь не было ни руля ни штурвала. Борбачёв тыкал все кнопки подряд, открывая и закрывая двери, включая фары и дворники, пока, наконец, не обратил внимание на светившийся перед ним экранчик со схематической проекцией городского ландшафта. На экране мерцало изображение пальца. Borbi подставил фалангу к этому изображению и машина тронулась. Поведя пальцем влево, он развернулся. Наука управления аэромобилем оказалась проще пареной репы.
Борбачёв сделал крюк над крышами и опустился на тротуар, в двух кварталах к югу. Здесь в салон подсел лекарь. С его подсказками Borbi быстро отыскал в бортовом компьютере автопилот, вместе они задали координаты фирмы по изготовлению живых кукол и, минуту спустя, машина уже неслась над ночной жизнью в пригород.

При влёте на парковку стояла будка охраны, это значило, что на территорию кукольной фабрики входят только по пропускам. Borbi тут же выдумал план. Подрулив вплоть к зданию с неосвещаемой стороны, он аккуратно раздавил кузовом оконное стекло в одном из кабинетов третьего этажа так, чтобы на подоконник можно было ступить прямо из салона. Скоро вдвоём с лекарем они шагали по долгому коридору в цех.
Цех выглядел внушительно: это было пятидесятиметровое помещение с конвейерной лентой, месильными аппаратами и небольшим кубом начальнической конторки под потолком.
Будущая живая плоть сначала долго варилась в специальном чане, потом замешивалась в месилках, здесь же добавлялись специи и ароматизаторы, потом плотью начиняли формованное под того или иного человека кожное волокно — оно приходило сюда из соседнего цеха — и, наконец, в самую последнюю очередь в получившееся чучело загружали личность.
Встретив первого же гориллообразного рабочего, лекарь связался с ним через айфон и под предлогом претензий к качеству исполнения Borbi, (якобы недавно взятого им на складе) потребовал немедленного разговора с руководством. Рабочий проводил их в конторку.

За столом в своём нарядном чистеньком комбинезоне с бейджиком на груди сидел управляющий цеха — А. Н. Тропофак. Как обычно он заполнял одну из своих бесчисленных папок. Когда лекарь и Borbi вошли, он даже не посмотрел на них:
— Чего надо?
— Здрасьте... — начал лекарь и замолчал.
Тропофак поднял глаза на секунду, но тотчас снова уткнулся в бумаги; всё тем же бесстрастным тоном спросил:
— Вы кто?
— У меня к вам предложение... — заговорил Borbi вкрадчиво — Я хотел бы заказать куклу, но без канители... Прямо сейчас. Это возможно?
Управляющий теперь посмотрел на гостей с интересом:
— Что вы имеете в виду? Вы вообще кто?
— Я тот кто платит деньги за хорошую работу. Мне нужна кукла, и очень быстро.
— Интересно. Как быстро?
— Полчаса-час, не больше.
— Кого вы хотите?
— Я хочу Роисю Максимовну, жену последнего президента СССР.
— Ещё неизвестно, есть ли она в базе данных...
Тропофак повернулся в кресле к компьютеру, пригласил:
— Проходите. Сейчас посмотрим.
Borbi, едва он увидел на экране фото с Роисей, чуть не расплакался. Фотограф запечатлел жену в голубом, хорошо подобранном платье, на одном из светских раутов в Лондоне или в Париже. Роися стояла с бокалом, чуть склонив голову набок, и улыбалась особенной, непринуждённой улыбкой, которая — Borbi хорошо помнил это, — проявлялась на её устах только в моменты самого глубокого удовольствия от происходящего.
— Хорошо, — сказал Тропофак — сколько вы заплатите за неё?
— Я заплачу сколько нужно!
Лекарь пихнул Борбачёва в бок и тот, запинаясь, спросил:
— А с-сколько нужно?
— Я думаю, полмиллиона хватит...
Лекарь побелел:
— Ты в своём уме?
— Вы же понимаете, что я рискую...
Лекарь повернулся к Борбачёву, схватил его за грудки:
— Сначала мне заплатишь, понял?!
Borbi, нехотя кивнул в ответ. Тропофак пустил целителя к компьютеру и, когда тот открыл свой счёт, Borbi перевёл ему с фаланги 100000 кредитов. Лекарь потребовал ещё, но Борбачёв заупрямился, опасаясь, что денег на продавщицыном пальце может не хватить для дела. Получив платёж, целитель сразу же вышел вон.
Управляющий сел за компьютер и Borbi перевёл ему остаток, в остатке было 156450 кредитов. Тропофак покачал головой:
— Этого хватит только на полтуловища, без загрузки личности, хотите?
— Значит она не будет разговаривать?
— У вас будет полкуклы. Неживая мякоть.
Борбачёв потёр переносицу, присел на кушетку, вздохнул и пробормотал с досадой
— Чёртовы капиталисты, а... Уж лучше наоборот: пусть будет только лицо, но живое...
— Да вам с какой целью её?!
— Хочу поцеловать перед смертью, сказать напоследок несколько тёплых слов.
— Ну, если так, то вы за такие деньги можете обратиться сразу ко всем, кто занесён в базу. Ваши слова запишутся в реестры и, когда в следующий раз кто-нибудь закажет Роисю или Ларису или Вадим Петровича, репликант будет помнить сказанное вами, как будто вы обращались лично к нему и не далее как вчера.
— Я могу так сделать?
— Да, можете, без проблем... Секунду.
Управляющий открыл реестр, ввёл какие-то сложные коды. Экран быстро поделился на десятки, сотни, тысячи ячеек — это были профили людей, занесённых в базу данных. Borbi заметил фото Элвиса Пресли, Юрия Гагарина и матушки Терезы, значит двадцатый век до сих пор пользовался спросом.
Едва экран превратился в мельчайшую сеточку, Тропофак откинулся в кресле:
— Приготовьтесь говорить. Как только я включу запись, все эти люди будут вас слышать. Готовы?
Борбачёв на секунду задумался и взглянул в окошко. Внизу по цеху скорым шагом семенили его мучители: Лия, Скаталыгин и Даниэль. На секунду они остановились возле рабочей мартышки, и та ткнула пальцем в сторону конторки. Супруги побежали в указанном направлении.
— Готов! — сказал Borbi.
Тропофак знаком дал понять Борбачёву, куда следует говорить; нажал клавишу. Борбачёв начал:
— Роис-ся, дорогая, прости меня! Я изменил тебе, но не потому что я тебя не люблю... Просто я слабый, ничтожный овощ, не способный руководить не то что страной, но даже и своими страстями. Так сложилось, что наше советское общество с его потрясающими социальными лифтами сделало меня, простого сельского агронома, первым лицом огромной империи; поставило меня у руля государственной лодки, чтобы я вёл её к самой высокой и самой великой цели — к утверждению в основе всякой человеческой деятельности не скотских инстинктов первенства и наслаждения, а высоких нравственных чувств братства, взаимопомощи, труда и терпения. Я, как и все советские граждане, искренне верил в эти святые идеалы, но — увы — как это часто бывает, корабль надежд разбился о суровые скалы реалий. Не то, что другие, но даже и я сам — капитан и штурман этого великого корабля, — не смог устоять против прелести обладания. В вечном споре между «иметь» и «быть» я предпочёл блага земли, а посему прах я и к праху должен вернуться... Ещё раз: прости меня за всё... Остаюсь любящий твой муж, Борбачёв Михал Сергеич.