Грибные дни. Суббота – утро. Продолжение

            – Посерить сходите на всякий случай, – посоветовала нам мать. – А то вдруг в лесу захочется.

            – А в городе для этого есть белые унитазы, – важно сказал отец, – но не у всех. У некоторых желтые.

            – А в лесу почему нельзя? – не понял Пашка. – Можно же газету в лес с собой взять…

            – В каком лесу? В лесу! Там леший порчу на тебя наведет по говну!

            – Леший? – переспросил Пашка.

            – Леший он завсегда главнее медведя, – мелко закивала мать, – вроде как ваш батя завсегда главнее агронома. А жена у него, лешачиха, волосаткой зовется.

            – А на кого он похож? – не унимался брат.

            – Кать, объясни по быстрому, – снизошел отец. – Он у нас, почитай, заскребыш, ему простительно.

            – Да вон на батю вашего и похож, только страшнее чутка: весь волосатый, уши большие, рога бывают, и в целом неприятный так внешне.

            – Не Ален Делон, – подмигнул отец нам. – Я красивше.

            – С полстолба ростом, – продолжала стращать мать, – борода у него зеленая, шляпа такая большая, широкая, – развела руки, – белая, пояс красный. Правый глаз у него как стеклянный: неподвижный и больше левого. Еще у него кровь синяя, но вы ему кровь вряд ли сумеете пустить.

            – Наши башибузуки и хунвейбины в одном лице – смогут, – глумливо улыбнулся отец, – они не только лешему, они бы и самому святому Ленину кровь пустили прямо в Мавзолее.

            – Вить, не богохульствуй! – оборвала его мать. – На святого Ленина даже у них бы рука не поднялась. Короче, с кровью понятно, так что смотрите на обувь. На правой ноге у него левый сапог, на левой – правый. Сапоги непременно с подковами.

            – А как его узнать, если подков не будет видно?

            – Что тут узнавать? Кривляется, словно развинченный. Он, как тебя увидит, а особенно, такого как тебя, дурака, обмишулит, так начнет кричать, хохотать, стукотать, ухать и хлопать в ладоши. А ты будешь стоять и обтекать, как обосранный курями олух.

            – И что тут страшного? – не понял Пашка. – В цирке клоуны тоже хохочут и хлопают в ладоши. Да я и сам могу хохотать.

            – А то, что от этого всего ветер поднимается страшный, буря, гром и молния, марево, деревья ломаются. Смерч, вихрь, чертова свадьба. Ну, или просто заблудишься, заведет тебя в болото топкое или чащобу непролазную, да там и оставит. И так заведет, что ты будешь лес лучше своего двора знать, а все равно, в пять минут заведет, закружит в трех соснах, днями там блудить заставит. Без следа сгинешь. Ищи-свищи тебя потом, никакая милиция и никакой всесоюзный розыск не помогут. Он же так заморочить может, так над тобой поглумиться или даже надругаться, что мало вовсе не покажется! А то и просто сожрет тебя, да и не поморщится.

            – Так он людоед? – поразился Пашка.

            – Встречаются среди них и людоеды и сыроеды, – кивнула мать. – Он может и просто из озорства непотребность учинить над вами, а уж если рассердите или прогневаете, то тут уж точно, только держись. Запомните: леший могущественен, как член святого Политбюро, и в лесу вездесущ, как Фигаро[1]. И еще, так по мелочи: он волков пасет – сам понимаешь, – она многозначительно замолчала.

            – Так как от него защититься? – слегка поутих брат.

            – Огурцом соленым можно швырнуться, уж больно он соль не любит. Кочерга еще помогает, но вам, безруким, кочергу доверить страшно: или поломаете или потеряете. Так что в лесу, как, не дай Бог, лешего увидишь, так надо всю одежду налево выворачивать или шапку наизнанку. Так вы в глазах лешего за своих сойдете, и он вас с миром отпустит.

            – И сапоги местами поменять?

            – Ты, дурачок, – мать с сожалением посмотрела на Пашку, – можешь и сапоги поменять, но если обувь испохабишь, то я тебя сама растерзаю, без всякого лешего. Можно еще кричать «овечья морда, овечья шерсть», но это слабо помогает, да и лешие иногда глухие попадаются. Учти, леший еще и голос у тебя украсть может.

            – Ему бы полезно, – сказал отец.

            – Вить, не каркай! Леший, он из проклятых людей. Так что будете бесчинствовать, и сами лешими станете. Он может во что угодно обернуться, хоть в лося, хоть в лесного порося. Он вообще может в гриб превратиться, так что незнакомые грибы не берите.

            – А какие брать? – не понял брат.

            – Знакомься с ними, балбес! – пошутил отец. – И все станут знакомыми: полное лукошко из леса унесешь.

            – Вить, тебе бы только хохмить, – поджала губы мать. – Нет в тебе серьезности никакой. Леший еще и оленем стать может. И мхом стать белым может, поэтому по белому мху не ходите: не леший, так бучило болотное под ним окажется. А то еще бывает, сидит леший на кочке и ковыряет лапти.

            – А где он лапти берет?

            – А где и мамка ваша, ха-ха-ха, – засмеялся отец, – у старух ворует.

            – Вить, не говори поперек, – мать трижды поплевала через левое плечо. – Я отопки на благое дело ворую, а леший – на нечистое. Понимать надо, – постучала указательным пальцем ему по лбу, – а то совсем свихнулся со своей диалектикой и марксизмом-ленинизмом!

            Она, бывало, как наберет отопков, лаптей старых, да привязывает их к забору, чтобы дом и подворье от сглаза уберечь, скотину неизуроченной сохранить.

            – Откуда ты все это знаешь? – не унимался Пашка.

            – Дед ваш, Егор, учил, да и бабушка Клава, земля ей пухом, сказывала. Да и другие говорили, – неохотно объяснила мать.

            – Ты же говорила, что дед Егор в НКВД служил.

            – В НКВД он и научился… Хватит меня сбивать, а то еще забуду что. Еще надо заговор от гнуса прочесть, а то привяжется какой крапивный гнус, – озабоченно сообщила она.

            – Это да, – согласился отец, видимо решив на время потакать ее странностям. – От гнуса заговор первое дело.

            – Если запоете в лесу и увидите ворону, то готовьтесь – волк близок и скоро вами полакомится! – продолжала мать.

            – Они связаны как-то? – удивился Пашка.

            – Конечно: когда Дьявол вытесывал волка, то из щепок вороны и галки народились.

            – Значит, если галку встретить, то тоже волк придет?

            – Много болтаешь! – мать отвесила Пашке подзатыльник. – Смотри, накаркаешь! И еще, если увидите ежа, то сразу не убивайте, голодняги. Он разрыв-травой обладает, она любой замок открыть может, любой сейф!

            – И батин, в конторе?

            – Батин вообще проще простого, скрепкой можно открыть. Так что ежа надо сначала попытать как следует, жилы у него потянуть, траву добыть, и лишь потом обмазывать глиной да в костре запекать. Еще он знает особую омолаживающую траву и никогда не стареет.

            – Так он долго живет, получается? – спросил Пашка.

            – Он живет так долго, что помнит все, что было раньше и что люди давно успели забыть. А про ворона добавлю: он особым камнем владеет, что может человека невидимым сделать или богатый клад указать.

            – У них есть клады? – удивился я.

            – Вороны – не такие вороны, как вы – о богатстве и достатке думают, как что где плохо лежит, так прихватывают да в подземную копилочку кладут.

            Для маскировки отец натянул пиджачную пару, коричневые лакированные штиблеты и зеленый галстук, мать легкое платье и туфли на каблуках. Ловко завернула в газету кочергу.

            – Кочерга тебе зачем? – удивился отец.

            – От нечистой силы и лешего верное средство. От змей. Да и просто листья раздвигать вместо палки.

            – С чудиной ты у нас, Катерина, – с некоторой даже долей уважения сделал вывод отец. – С большой чудиной.

            – Вот еще, – она потрясла небольшой почерневшей деревяшкой.

            – Что это? – насторожился отец.

            – Сучок, на котором кукушка куковала.

            – И зачем он?

            – Удачу на охоте приносит.

            – При чем тут охота?

            – Сбор грибов – это «тихая охота». Значит, и грибнику должен удачу принести.

            – Сомнительный аргумент, ну да ладно. Отдай его… – посмотрел на нас с Пашкой. – Виталику вон отдай, проверим его удачу.

            Мать всучила мне сучок, я сунул его в карман старых отцовских брюк, перешедших мне по наследству.

            – Вот еще, – раздала нам принесенные пояса от халатов, где-то спертые отцом, – подпоясывайтесь.

            – А это зачем? – удивился отец. – Тоже на удачу?

            – Подпоясанного человека бес боится и леший не тронет.

            – Да тебя с твой кочергой не то что леший, тебя ни один маньяк Джек-Потрошитель, Мосгаз[2] или даже сам Троцкий[3] не тронет!

            – Виктор! Не упоминай нечистого всуе! – она перекрестилась и сделала пионерский салют. – Троцкого только ледобуром взять можно, – мать забубенно взмахнула головой.

            – Ледорубом, – привычно поправил отец.

            – Вить, ты болтаешь много, – она нехорошо блеснула глазами. – Меньше дела, больше слов, будь готов.

            – Всегда готов! – откликнулись мы с Пашкой.

            – Черт Катьку не обманет, – уважительно сказал отец, – Катька сама про него молитву знает. Знающего человека послушать – как в знойный день хлебнуть украденного холодного пива.

            – Не тявкай, Витя, накличешь нечистого. Проклятый Дьявол не спит. Не зря в книге Иова сказано: нет на земле подобного ему, он сотворен бесстрашным, почти как великие Ленин и Сталин. Кстати, надо помолиться святому Ленину и святому Сталину, – вспомнила мать, – иначе грибов не будет.

            – Марксу молись, а Троцкого не гневи, – подначил отец.

            – Тьфу на тебя! – мать с досады плюнула через левое плечо. – Достал уже своими шуточками хуже буржуйского пивня какого-то.

            – Мозги мне не тряси! – теряя терпение, закричал отец. – Надо молиться, так молись!

            Мать принесла из тайника и бережно уложила на пол кусок брусчатки, привезенный отцом из Москвы. Он хвастался, что выковырнул его на Красной площади рядом с Мавзолеем, и мать хранила этот кусок как настоящую святыню. Встав на брусчатку коленями, мать пробормотала что-то вроде: «СвятойЛенинсвятойСталинсвятойКарлисвятойМаркспомогитезащититеневзыщитегрибовсчас» на портреты Ленина, Сталина и Карла Маркса, с пририсованными красным карандашом пионерскими галстуками, висевшие в «красном углу». Под ними примостилась пожелтевшая фотография подростка, вырезанная из старой газеты «Правда». На ней выцветшими фиолетовыми чернилами было надписано «Святой пионер Илларион». Пониже была прибита полочка из сосновой нестроганой дощечки, на которой мирно горела масляная лампадка, сделанная из снарядной гильзы.

            – Присядем на дорожку! – потребовала мать.

            Мы плюхнулись на стулья и табуретки в прихожей.

            – А зачем присаживаться, мы же никуда не едем? – спросил я.

            – Не твое дело! Обычай такой! – ответила мать. – Сиди молча! А еще может чугайстырь[4] встретиться, так он….

            – Кать, мы долго еще? – не выдержал отец. – Время уходит!

            – Вить, что ты как зудень зудишь? Уже собираюсь. Грибочек скроется, грибочек скроется, грибочек скроется, а вкус останется, – пропела она.

            – Сколько еще?!

            – Сейчас, только зааминю напоследок, – недовольно отозвалась мать и быстро произнесла: – Аминь, аминь, аминь!

            – Шашки в мешки и ходу! – вскочил отец. – Мы будем по дороге идти. Виталий, ты пойдешь по саду, понесешь мешок с ведрами. И смотри, если увидишь кого, то к нам не подходи, – распорядился через пару минут.

            – Почему?

            – Ты что, совсем дебил? Чтобы никто не догадался, что мы по грибы идем.

            – А-то сглазят, – дополнила мать, оправляя лацкан пиджака Пашки, – и будем без грибов. Стоп! – внезапно всполошилась она. – Надо же герани нарвать!

            – Зачем? – в один голос проорали мы.

            – Герань проверенное средство от колдунов и ведьм! Чеснока взять, полыни и любистока[5], чтобы уже от любой нечисти обезопаситься. Еще бы борону с собой взять…

            Что нечистая сила боится бороны, по словам матери, – общеизвестный факт. Она учила, что если надо без последствий подсмотреть за действиями ведьмы или домового или лешего, то надо смотреть сквозь борону: видно отлично, но без ущерба, вроде как солнечное затмение через закопченное стеклышко наблюдаешь.

            – Кать, мы так никогда не выйдем! – сквозь зубы процедил отец.

            – Сейчас нарву, и сразу выходим, – обдирала она стоящий на подоконнике цветок. – Суньте листья в карманы и с Богом! И сажей за ушами помазать перед выходом из дома не забудьте, – напомнила она. – Возьмите это, на шею повесьте, – протянула нам полотняные мешочки со шнурками.

            – Что это? – спросил отец.

            – Смесь собранных на Ивана Купалу и освященных на Успение Богородицы зверобоя и чабреца: от грозы, злых чар, дьявольского искушения и чтобы демонов с богинками^[6] отгонять.

            Ну, это она обычное дело: завсегда нас заставляла от сглаза сажей за ушами мазать да перевернутую булавку на одежду на левую сторону, к телу поближе цеплять. Все считала, что черноглазые, да кареглазые, да жадные спят и видят, как нас, таких хороших да пригожих, сглазить.

            – Еще бы хорошо заговоры против змеиных укусов почитать… – вопросительно взглянула на отца.

            – Ты же сама сказала, – видно, что с трудом сохраняя спокойствие, ответил отец, – что в такую погоду даже змей нет!

            – Нет? Ну и ладно, – махнула рукой. – Гады! – поцеловала фотографию святого пионера Иллариона и посмотрела на нас. – Купоросники! Падлы канифольные!

            – Я же не просто так вас ругаю, гады, – объяснила мать, – просто проверенный способ такой, чтобы от нечистой силы защитить, падлы. Понятно?

            – Понятно, – закивал Пашка и сказал отцу. – Ты – падла.

            Отец мощной оплеухой сшиб его с ног:

            – Сам падла, заскребыш!

            – Вить, он защитить тебя хотел, – захихикала мать.

            – За грибами, падлы! – прорычал отец.

 

 

[1] Фигаро (Figaro, фр. – Фигаро́, исп. Фи́гаро) – герой трёх пьес Бомарше и созданных на их основе опер; испанец из Севильи, ловкий пройдоха и плут, первоначально парикмахер (цирюльник), затем слуга графа Альмавивы. Имя стало нарицательным. https://ru.wikipedia.org/wiki/Фигаро

[2] Влади́мир Миха́йлович Ионеся́н (27 августа 1937, Тбилиси, Грузинская ССР, СССР – 31 января 1964, Москва, РСФСР, СССР) – один из первых советских серийных убийц, чьи преступления получили общественный резонанс. Его популярной в народе кличкой стала «Мосгаз», поскольку Ионесян проникал в квартиры, представляясь работником Мосгаза. https://ru.wikipedia.org/wiki/Ионесян,_Владимир_Михайлович

[3] Лев Дави́дович Тро́цкий (партийные псевдонимы: Перо́, Антид Ото, Л. Седо́в, имя при рождении – Лейб Дави́дович Бронште́йн, 26 октября [7 ноября] 1879, Яновка, Херсонская губерния, Российская империя – 21 августа 1940, Койоакан, Мексика) – российский революционер, советский государственный и политический деятель, идеолог троцкизма – одного из течений марксизма. Вначале конституционный монархист, затем искровец, меньшевик, создатель Августовского блока, межрайонец, а с 1917 года большевик, вступивший в РСДРП (б). Дважды ссыльный при монархическом строе, лишённый всех гражданских прав в 1905 году. В 1905 и 1917 годах – председатель Петросовета. Один из организаторов Октябрьской революции 1917 года, один из создателей Красной армии. Один из основателей и идеологов Коминтерна, член его Исполкома. В первом советском правительстве – нарком по иностранным делам, затем в 1918 – 1925 — нарком по военным и морским делам и председатель Реввоенсовета РСФСР, затем СССР. С 1923 года – лидер внутрипартийной левой оппозиции («Новый курс»). Член Политбюро ЦК ВКП(б) в 1919—1926 годах. В 1927 году был снят со всех постов и отправлен в ссылку; в 1929 году выслан за пределы СССР. В 1932 году лишён советского гражданства.

            После высылки из СССР – создатель и главный теоретик Четвёртого интернационала (1938). Автор работ по истории революционного движения в России («Наша революция», «Преданная революция»), создатель капитальных исторических трудов по революции 1917 года («История русской революции»), литературно-критических статей («Литература и революция») и автобиографии «Моя жизнь» (1930). Дважды женат, без расторжения первого брака. 20 августа 1940 года был смертельно ранен агентом НКВД Рамоном Меркадером в Койоакане (Мексика) и умер на следующий день. https://ru.wikipedia.org/wiki/Троцкий,_Лев_Давидович

[4] Чуга́йстер (укр. чугайстер, чугайстир(ь)), лесной человек (лісовий чоловік), лесной дед (лісовий дід) – лесной мифологический персонаж Украинских Карпат, неизвестный прочим славянам. Его представляли как бродящего по лесу голого и обросшего волосами или носящего белую одежду гигантского деда, иногда одноногого, которому никто и ничто не способно навредить. Иногда чугайстра воображали в виде ветра или вихря. Считалось, что у него весёлый нрав и он любит танцевать и петь. Считалось, что чугайстер охотится на опасных для людей женских духов – мавок – и поедает их.

Для человека же, по большинству представлений, чугайстер не опасен. Он любит посидеть у людского костра и пожарить на нём пойманную мавку. Иногда чугайстер увлекает людей в неистовый танец, который не выдерживает обувь. Чугайстер занял своё место и в художественных произведениях на основе украинского фольклора. https://ru.wikipedia.org/wiki/Чугайстер

[5] Люби́сто́к (лат. Levisticum) – многолетнее травянистое растение; монотипный род семейства Зонтичные. Единственный вид – Любисток лека́рственный (лат. Levisticum officinále). https://ru.wikipedia.org/wiki/Любисток

[6] Богинка – женский демонологический персонаж, известный в Малопольше, южной Мазовии, в районах польско-украинского и польско-словацкого пограничья (Орава, Спиш). Главные функции богинки – преследование рожениц и беременных, похищение и подмена детей. https://ru.wikipedia.org/wiki/Богинка