Мне стыдно, что я женщина

Я психолог. И много чего повидала за свою долгую разнообразную практику. Считается, мы должны быть бесстрастными, объективными. Но ведь тоже люди, и как я ни стараюсь, все равно отношусь к своим пациентам по-разному, кого-то люблю, других не одобряю. А бывает – и просто внутренне потешаюсь: во, какие персонажи по жизни встречаются!

Работенка, как говорится, не пыльная. Уж не знаю, наши беседы помогают клиентам, или сами они, вдохновившись, начинают решать свои проблемы, а только деньги платят, и немаленькие, для чего, собственно, и предназначены. И еще приводят: друзей, знакомых и родственников. Мне иногда самой смешно, как легко бывает им помочь.

Тот зимний день, его я запомнила навсегда, начинался обычно, ничего нового и интересного. Немного повоевав на улице с ледяным дождем, добралась до своего кабинета. Я подвинула массивное кресло для посетителей так, чтобы хорошо видеть лицо жертвы, разложила на своем столе бумажки и ручки, диктофон и (так часто играю сама с собой) попыталась угадать свою первую на сегодня пациентку. От секретарши в приемной уже знала: у меня новенькая.

Женщина, что минут пять спустя вошла в кабинет, оказалась самой обычной, даже описать сложно, тем более запомнить. Невзрачная натуральная блондинка. Одета, накрашена – самое правильное определение - «как все»: прилично, культурно, ничего зажигательного или просто примечательного. Я уже знала: ей тридцать шесть лет. Меня даже как-то попустило. Вряд ли у такой заурядной особы может быть что-то, с чем я не справлюсь. Все проблемы ее наверняка простые и обычные, как у всех.

Посетительница утонула в кресле и, уставившись в горшок с денежным деревом на окне у меня за спиной, словно заснула или собиралась с мыслями. Я решила дать ей время привыкнуть. Тем более, что горшок для растения расписывала сама, пусть рассмотрит. Но прошла уже пара минут, а ничего не менялось. Мой кабинет стал напоминать музей восковых фигур, где в застывших позах сидели две куклы – я и она. Я решила помочь гостье:

- Расскажите немного о себе: где вы родились, учились, с кем и как живете сейчас.

Она перестала разглядывать мое деревце, а то я уже забеспокоилась, что с ним что-то не так, и вяло начала излагать мне подробности своей биографии: родилась, училась, вышла замуж… Тикали деревянные, под хохлому, часы на стене, а я все отчетливее понимала: рассказывает она что-то не то, вовсе не с этими историями шла сюда. Работаю я давно, с годами накапливается опыт, мне многое могут открыть движения, жесты, мимика, слова. Я резко перебила нудное перечисление мест, где ей довелось поработать:

- С вами происходит что-то серьезное! Остается все меньше времени на то, чтобы я могла помочь, через сорок минут следующий пациент. И еще я вижу: много лет назад вы пережили насилие. И все ваши проблемы идут оттуда, да?

Секунду она смотрела на меня непонимающе, а потом из глаз хлынули слезы, мгновенно, водопадом. Я, кажется, не успела даже моргнуть.

- Да, - прошептала она, - это было ужасно, мне  было всего одиннадцать. Но нет-нет, не подумайте, он ничего не успел сделать, я убежала. И сейчас дело вовсе не в нем, - она на секунду запнулась.

- А в чем? – попробовала я поторопить ее. Моя посетительница зажмурила глаза, как перед нырком глубоко в море, и быстро, так, что я еле разобрала, оттарабанила:

- В том, что с тех пор я так и не смогла стать женщиной.

Я захлебнулась на полуслове, позабыв, что хотела сказать:

- Не понимаю. Только что вы рассказали, что давно замужем, или… Вы имеете в виду что-то другое?

- Нет, я как раз про это. Я замужем, девять лет уже, и все это время у нас ничего не было.

- Не понимаю опять. У вас какой-то особый брак, на таких вот условиях, что вы просто друзья? Или ваш муж имеет любовницу, может, замужнюю, а вас не хочет? Что конкретно у вас происходит? Почему?

- Нет, ничего подобного. У нас самая обычная семья, как у всех, на тех же условиях. Просто понимаете, после того случая, я тогда решила, что мне вообще мужчины не нужны, никакие, лучше я буду жить всю жизнь одна…. Но Толя… Мы с ним познакомились, когда мне уже исполнилось двадцать пять. Он был такой милый, так трогательно ухаживал за мной! Он вообще очень мягкий и добрый человек, идеальный муж во всем-всем, - она опять зарыдала.

Каюсь, в тот момент я совершенно забыла, какая у меня профессия и зачем вообще сижу здесь. Все заповеди, прочно усвоенные еще на институтской скамье, моментом вылетели из головы. Внутри меня подняла голову любопытная тетка с рынка, которой не хватало подробностей, которая случайно оказалась в центре чего-то такого остренького и эпатажного, о чем даже и помыслить раньше не могла.

- И что, все это время вы спите в разных постелях, - начала допытываться эта невесть откуда явившаяся тетка, - а муж ваш, он на сторону не ходит? Ходит, наверняка, не может мужчина девять лет так… А дети у вас есть? Ой, простите, конечно нет! Да как вы вообще так жить можете? Это же просто абсурдно! А главное, зачем? И почему? Почему вы допустили такое? Вам так комфортно? А на мужа наплевать совсем?

- Понимаете, так само все как-то сложилось, – на меня смотрели заплаканные глаза, в которых плескалась такая боль, что я тут же устыдилась своего базарного любопытства и почувствовала огромное желание помочь это несчастной, - мы поженились, хотели нормальную семью. Я думала, что смогу, стану такой же, как все другие женщины. И детишек…. Толины и мои родители уже замучили нас, боятся не дождаться внуков. Но у меня ничего не получилось.

- И снова я не понимаю. Ничего не получилось за девять лет? А вы пробовали, пытались?

- Конечно. Много раз.

- И что?

- Я боюсь.

- Могу я узнать, чего? Вы же не маленькая девочка, наверняка читали литературу о физиологии и женщины, и мужчины. Кино для взрослых, в конце концов, хоть раз в жизни смотрели? Чего там можно бояться?

- Я боюсь боли, я все еще девушка.

- Вот честно скажу, в этом я сильно сомневаюсь, после, как вы сами сказали, ваших многочисленных попыток, - я ощутила, как нахлынувшее на меня чуть раньше сочувствие сдвигается от этой дамы в сторону ее Толи и их родителей, а эта квелая мышь начинает вызывать раздражение. – И ваш Толя, он куда смотрит? Он давно еще должен был это сделать, один раз проявить характер, много лет назад. И тогда у вас обоих все уже было бы в порядке. И наследники были бы.

- Он не может сделать мне больно, он слишком сильно для этого меня любит. У меня даже рвота от страха начиналась. А он прощал.

- Чушь! Это не любовь! И это не мужик! Это вообще черт знает, что такое! А вы, вот вы сами, вы его совсем не любите, со всей этой его странной любовью к вам? Тогда отпустите! Пусть уходит к другой, нормальной женщине! Да я и сейчас не поверю, что он вот так девять лет терпел! – психолог во мне все еще молчал, ошарашенный тем, что на него свалилось. А тетку с рынка уже трудно было остановить.

Очередной слезный водопад я пережидала, сама пялясь на свое денежное дерево на подоконнике. Когда посетительница слегка успокоилась, я первая возобновила беседу:

- Скажите, зачем вы пришли ко мне? Чего вы хотите? Я готова помочь вам абсолютно всем, но совершенно не представляю, что могу сделать. Вы хотели просто выговориться? Я выслушала. Я послушаю еще, если нужно, приходите. Я даже деньги брать с вас не буду. Вы сами все знаете про себя, но я сомневаюсь, что  будете с этим работать. Или вам все же необходима какая-то помощь?

- Я хочу сделать операцию.

- Операцию? Пол сменить надумали.

- Нет. Ну, чтобы мне потом не было больно с мужем. Чтобы я не была больше девственницей.

- Фу, черт! И почему же вы до сих пор этого не сделали, если давно уже хотите?

- Я пыталась, пришла в женскую консультацию, записалась к врачу. Она сказала, что все сделает, но сначала я должна пойти на прием к сексологу, чтобы он разрешил.

- Ну, и?...

- Я пошла консультироваться, а он оказался мужчиной, такой: сидит себе нога на ногу, разные вопросы задает, а на губах ухмылка, презирает меня. Я не смогла, ушла.  Я не обсуждаю такие темы с мужчинами, я хожу только к врачам-женщинам.

Я нашарила в ящике стола и включила мобильник, его всегда отключаю во время работы.

- Сейчас, я позвоню своей подруге. Она работает в частном центре, там не нужны никакие сексологи. Лариса? Это я, слушай, тут такое дело….

- И еще мне нужен общий наркоз, я очень боюсь боли.

- Подруга говорит, для этой манипуляции даже местное обезболивание не нужно, вы и так ничего не почувствуете.

- Мне нужно! – истерично выкрикнула женщина.

Я пододвинула к ней лист бумаги, где были записаны координаты подруги.

- Вот. Созвонитесь. Анестезиолог будет тоже женщина. Там вообще будет все, как пожелаете. Лариса тоже хочет помочь вам. Только обязательно сходите. Обязательно.

- Конечно, - посетительница облегченно вздохнула, забрала листок и направилась в сторону двери, рассыпаясь в благодарностях. А я смотрела на нее и понимала: не пойдет она никуда, ручаюсь.

Тот день прошел как во сне. Я даже не помню, с чем пришли другие пациенты. Мои мысли витали далеко, а взгляд непроизвольно тянулся к горшку с деревцем на окне. Я практически отсутствовала в своем собственном кабинете.

А потом я ежедневно звонила Ларисе, а она мне. Мы задавали друг другу один и тот же вопрос: не объявлялась ли моя пациентка у нее или у меня. Пока окончательно ни убедились – она не придет. Я взяла у секретарши ее координаты. Но все оказалось вымышленным: имя, адрес, номер телефона.

С тех пор я иногда думаю, где она сейчас? Решила все со своим мужем и наслаждается счастливой семейной жизнью? Обошлась без моей подруги, нашла еще доктора? Или сидит в кресле другого психолога, повествуя о своих горестях? Осталась одна-одинешенька, муж ушел к другой? Может, даже в сырой земле, наложила на себя руки, разом покончив со всем на свете? Не знаю. Но каждый раз, когда я вспоминаю о ней – во мне поднимается волна… нет, целая буря, удушающего, парализующего стыда. Мне стыдно за нее, за ее мужа, их родителей, врачей и себя. Кажется, мне даже стыдно, что я женщина, если среди нас попадаются такие экземпляры. Но и Толей я тоже быть не хочу.