У меня настенная плитка в ванной отскочила

У меня настенная плитка в ванной отскочила. Упала на стопку чистых полотенец и не разбилась.

Я клей затворять из-за одной плитки не стала, пошла за пластилином. На пластилин клеить удобно, хотя и кажется, что это ненадежно. Надежно. Можно всю стену на пластилин положить, хотя плиточный клей, понятно, привычнее.

Насчет пластилина меня Володька Разумовский научил.

Был у нас такой плиточник Володька Разумовский. Внешность у него обычная, мужская. Короткая стрижка, скулы, подбородок, шея, плечи — всё обычное. Но глаза очень зоркие, а руки крепкие и точные. Вот эти два качества Володьку отличали заметно, просто выделяли его перед другими. Точность рук и зоркость глаз.

Володька никогда не делал ни одного лишнего движения. Как робот на конвейере автомобильного завода — схватил, поднес, опустил, приварил намертво. Наша плитка при посадке требует подгонки, ее и так и этак примеряют, прежде чем на место посадить. И маячки набивают, и крестики в швы втыкают, и уровнем контролируют, а Володьке ничего этого не надо, он сразу на место сажал и больше не трогал.

Плитка неровная, что по толщине, что по углам, вот ее раствором и регулируют, а Володька регулировал глазами и руками. Феномен природный. Те, кто раньше не видел, как он работает, приходили как на представление. На деньги забивались, что Володька ошибется. Потом плитку проверяют, а Володька отойдет в сторонку и спичку во рту катает. Знал, что всё сойдется. Ни разу не ошибся.

Потом все привыкли и успокоились, что Володька выкладывал плитку за полсмены, а потом сидел со спичкой в зубах и в окно смотрел. И наших девчонок не замечал. А потому что, кроме малярш, других девчонок и не было.

А маляршами Володька не интересовался. Только красотками на каблучках из управления стройки. Чистенькие такие, в парфюме. Бухгалтерши, экономистки, кассирши, секретарши, модницы в деловых юбках и изящных блузках, не то что мы, тюхи с флейцами.

И когда Володька нацеливался на очередную чистенькую даму, то можно было быть уверенным, что дама даже не рыпнется, а ляжет точно на место, как намазанная клеем плитка. Ляжет и будет лежать в бесконечном ряду других плиток, уложенных Володькой.

Он укладывал женский пол легко, не делая ни одного лишнего движения. И если Володька вел даму в ресторан, то другому мужчине на его месте пришлось бы отводить пять раз, причем без гарантии на успех.

Движения Володьки были самыми оптимальными. И по ресторанам он водил не каждую, а только красоту неземную, которая думала, что очарованный плиточник намерился сорить деньгами, вздыхать и смущаться. А наутро красота неземная просыпалась в крепкой Володькиной кровати и удивлялась, как ее туда занесло, поскольку она верная жена и всё такое.

Володька не мешал испуганной даме метаться по комнате в поисках разбросанных одежд, он лежал в постели и курил, не делая ни одного лишнего движения. А пепел он стряхивал в пепельницу, а не в пустую банку из-под кофе, потому что в любой работе он пользовался только нужным инструментом.

Вот так мы и работали бок о бок, пока однажды он вдруг не повернулся в мою сторону. Он, как всегда, быстро выложил суточную норму плитки, смотрел в окно и катал в зубах спичку. А потом вдруг повернулся ко мне:

— Вера, привет!

— Виделись, — говорю.

Молчание. Это означает, что он уже заглянул в свой прицел и хладнокровно вычисляет дистанцию и траекторию.

Я не реагирую и мажу подоконник смывкой-гелем для старой краски. Мы тогда ремонтировали жилой дом. И было странно, что Володька ко мне обратился. Он если начал, то продолжит. А что он продолжит? Спать я с ним не буду. Просто даже из принципа не буду, пусть по своим чистеньким из конторских ходит.

Может, он вообще их плеткой стегает? Я тут ночью видела фильм для взрослых, там была тетка в высоких сапогах на шпильках и с плеткой. И она хлестала голых мужиков в намордниках, стыд и срам. Я невольно улыбнулась.

— У тебя улыбка хорошая, — сказал Володька.

— Понятно, — я убрала улыбку и снова наклонилась к подоконнику.

Мажу и молчу. Я его не вижу. Пусть разглядывает, если хочет. Мне за фигуру не стыдно. И то, что я малярша, не стыдно.

Я покосилась на Володьку краем глаза — нет, не пялится, опять к окну отвернулся.

Он накануне начальницу сметного отдела охмурял. Я видела, как они стояли у подъезда управления и любезничали. И он положил руку ей на плечо. Да она и так бы от него не сбежала, а когда он руку положил, у нее вообще коленки подогнулись. А потом они сели в такси и укатили.

И чего я стояла и смотрела? Зачем? Только настроение испортила. Вечером не могла заснуть, грезила, как они обнимаются. И пьют, наверное, и смеются.

А я вот с Володькой бы обниматься не стала. Ничего в нем романтичного нет, робот он и есть робот. И движения у него однообразные. Тут я представила, как Володька нежно охватывает ладонью грудь этой сметчицы...

А ну их к бесу! Я встала и пошла на кухню, там у меня димедрол на случай простуды, выпила две таблетки и отрубилась. А сегодня от димедрола голова тяжелая.

— Плитку можно на пластилин, — сказал Володька, — делаешь маленькие аккуратные шарики и лепишь по четырем углам и в центр. Нормально висит, даже в ванной.

— Ты к чему это? — я не поняла.

— У меня сердце бьется сорок ударов в минуту, а норма восемьдесят, — сказал Володька и небрежно откусил край спички. Зубы у Володьки белоснежные и ровные. — Запомнила про пластилин?

— Запомнила, и что? — я в ожидании смотрела на Володьку.

— А, ничего, — Володька поднялся и ушел.

Я выглянула в окно, внизу стояла иномарка, а возле стояла конторская сметчица и смотрела на мое окно. Я показала ей язык, хотя высоко было, она не увидела.

Подошел Володька, они поцеловались. Сметчица протянула ему ключи от иномарки, Володька сел за руль. И машина выехала со стройки, точно объехав все лужи и люки самым коротким путем.

Я опустилась на пол и обняла колени. Идиот он все-таки. Хотелось плакать. Это нервы от димедрола. Сегодня не буду димедрол, выпью на ночь ложку меда с молоком и буду спать. А Володьку этого к чертям собачьим. Но поздно, поздно. Я уже была плиткой с пластилиновыми шариками по углам. Только не было для меня места в выложенном плиточником Володькой ряду, все было заполнено без меня.

Я отогнала воспоминания и поднесла вылетевшую плитку к стене. Осторожно вставила в проем и прижала, чтобы выровнять края. Отошла и полюбовалась. Точно сидит, ровно и крепко, как у Володьки.

А Володьки уже год как нет, сердце остановилось. Знал, наверное, что остановится, вот и сказал про пластилин. Володька Разумовский никогда и ничего не делал зря. Красивый он был мужик, вот что.