День испугавшихся

На университетские камеры видеонаблюдения попало весьма необычное действо. Профессор кафедры физики Андрей Владимирович Ёлхин в шесть часов утра изуродовал дверь декана Светланы Анатольевны Штольц.

Сделал он это не абы как, а основательно, как и положено человеку науки. Зайдя в помещение деканата, он аккуратно снял пиджак, поставил портфель на стол секретаря, из кармана рубашки достал расчёску и, подойдя к зеркалу, тщательно причесался. Затем профессор достал из портфеля завёрнутый в платок нож с кривым лезвием и, деликатно проверив его остроту, принялся планомерно кромсать дерматиновую обивку дубовой двери.

Это напоминало движения художника, работающего над сумасшедшей инсталляцией. Сделав несколько размашистых надрезов, Андрей Владимирович отходил и критически оценивал содеянное. Потом подходил и вдохновенно продолжал «работу». Этюд с ножом длился минуты три, не больше. Потом учёный достал банку с синей краской и, основательно взболтав, разом выплеснул содержимое на свисающие лохмотья обивки.

Справив малую нужду на ручку и замочную скважину, учёный завернул лежащий на столе нож в платочек и вместе с банкой убрал в портфель. Затем надел пиджак, чему-то улыбнулся и вышел в общий коридор.

Камеры отследили маршрут Ёлхина до аудитории 223, где он заварил себе растворимый кофе и начал буднично готовиться к лекции.

Пока видевший всё это охранник Зотов бежал по витиеватым коридорам универа, профессор с наслаждением кушал бутерброд с докторской колбасой, бегло просматривая журнал успеваемости.

Добежав до двести двадцать третьей аудитории, Зотов остановился перед дверями в нерешительности и никак не мог сообразить, что ему делать. Ведь там, за несколькими сантиметрами дерева, сидел не опасный преступник или хулиган, а маленький интеллигентный человек, который, здороваясь, всегда дружелюбно улыбается и первым протягивает ладонь для рукопожатия даже ему, обычному охраннику Валере Зотову.

Однако на лицо был откровенный акт вандализма, и Валера, поморщившись, вспомнил о долге. Автоматически поправив на себе униформу, Зотов робко постучал и, словно извиняясь, заглянул в аудиторию:

— Андрей Владимирович, разрешите?

Учёный приветственно замахал руками:

— Конечно, Валерий Петрович. Я, признаться, ждал вас. Прибеги вы пораньше, застали бы меня, так сказать, на месте преступления.

Охранник опешил:

— Да, я… э…

Ёлхин улыбнулся и кивнул:

— Понимаю. Вы по камерам смотрели. От такого зрелища, наверное, трудно оторваться. Плюс ко всему, вы испытали своеобразный когнитивный диссонанс. Ранее сформированный в вашем сознании образ тихого и скромного профессора физики совершенно не увязывался с происходящим. Я прав?

— Ну так...

Физик улыбнулся:

— Хотите кофе, Валера?

От предложенного кофе Зотов отказался и скромно попросил профессора не покидать здание университета до дальнейшего распоряжения.

Ёлхин же ответил, что побег в его планы не входит и что он готов дать любые разъяснения.

Новость о случившемся облетела университет ещё до начала лекций, поэтому аудитория 223 буквально ломилась от слушателей.

В деканате же взяли паузу и решили коллегиально обсудить произошедшее, пока профессор был на первой паре. Помещение быстро проветрили, дверь сняли, а пол помыли. Не найдя объективных причин для подобной выходки, было принято самое простое решение — спросить самого Ёлхина, который к этому времени как раз начал лекцию.

Громко хлопнув в ладоши, профессор лукаво оглядел студентов:

— Ну, что притихли, ребятишки? Успели обсудить мой эмоциональный выпад? Вы, наверное, думаете, что у меня совсем кукушка съехала? Ошибаетесь. С этим у меня всё в полном порядке. Вот, смотрите.

Профессор поставил на стол коробку и извлёк из неё небольшую клетку с самой настоящей серой кукушкой:

— Видите, никуда она не съехала. Я вам больше скажу. Это раньше у меня были всякие сомнения, недоумения и нравственные терзания. А как завёл птицу, так буквально отлегло. Всё вдруг встало на свои места.

Аудитория негромко зашумела, молодежь стала перешёптываться. А профессор продолжил:

— Зовут это великолепное создание, сообразно орнитологическому справочнику, просто Кукушкой. Так как в моем случае она выполняет именно функцию кукушки, то есть буквально заполняет мой «чердак» здравомыслием. И пока птичка в клетке, за свой рассудок и адекватность действий я совершенно спокоен. Жить теперь Кукушечка будет здесь. А вы, двоечник Голубев, как самый отстающий студент на потоке, будете следить за тем, чтобы у птицы всегда была свежая водичка и корм. А если нет, — профессор в упор посмотрел на Голубева, — то, возможно, в один прекрасный день я случайно воткну вам циркуль в глаз. Может ведь такое произойти однажды, правда? Особенно если кукушка съедет. Или сдохнет. Вы меня поняли, Голубев?

В аудитории повисла тишина. Студент Голубев испуганно сглотнул:

— Понял, профессор.

Ёлхин от души рассмеялся:

— Да шучу я, друг мой, шучу. Нет у меня циркуля. Есть шило. Причём с собой. И заточка. Ха-ха-ха! Смотрите-ка, опять повёлся! Какой наивный нынче студент пошел! Но физику придётся подтянуть. Хорошо, Голубев?

Студент согласно закивал, а Ёлхин строгим взглядом обвёл аудиторию:

— Вот и славненько. Это, между прочим, всех касается. Кстати, а вы знали, что по японской легенде кукушка может путешествовать между мирами живых и мёртвых. А ещё кукушка устойчива ко многим ядам. Даже укус скорпиона для неё безвреден. Голубев, намёк понятен? Также существует поверие, что, заслышав кукование, нужно потрясти кошельком, чтобы деньги не переводились. Так что, если моя вдруг начнет, не стесняйтесь! Отныне всё, что касается моей Кукушки, имеет наивысший коэффициент лояльности. Я буду поощрять любые разумные инициативы. Да и не разумные тоже. А теперь приступим к лекции, в конце которой я совершенно безвозмездно поставлю одному из вас пятерку. Кому именно — решит птица.

Педагогический совет собрали вечером в актовом зале. За весь день Ёлхин не разу так и не зашёл в деканат, поэтому среди его коллег царило недоумение.

О необходимости явиться на заседание физика известил охранник Зотов, после чего был по-отечески похлопан по небритой щеке гладкой профессорской рукой.

Войдя в актовый зал, Ёлхин душевно поприветствовал собравшихся и скромно устроился в самом уголке, возле давно поломанного рояля.

Избегая прямого взгляда, декан университета сбивчиво затараторила:

— Андрей Владимирович, мне, право, неловко. Мы не знаем, что и думать. Вы нас так напугали. Такое поведение. От вас. Мы же не первый год с вами… Если это что-то личное, то, конечно… Может быть, я недостаточно… И потом, студенты взволнованы. Ко мне Голубев приходил. Он в некотором смятении. Спрашивал, чем кормят кукушек. Мы, конечно, не специалисты, но…

— Насекомые.

— Что, простите?

Ёлхин встал и повторил:

— Насекомые. Кузнечики, комары, капустные черви, личинки муравьев, жуки, бабочки, гусеницы, слизни. Кукушки их просто обожают. В любом зоомагазине…

Светлана Анатольевна несмело перебила физика:

— Да Бог с ним, с Голубевым. Нас, если честно, больше дверь волнует. Зачем вы так, профессор?

Физик удивленно посмотрел на коллег:

— Что? Массовые волнения по поводу деревянного элемента стеновой конструкции, предназначенного для входа и выхода?

Декан не выдержала:

— Профессор, вы издеваетесь?

Ёлхин засмеялся:

— Да шучу я, шучу. Что вы такие серьёзные сегодня? Ну, хорошо, думаю, нужно действительно объясниться. Вы же сами давеча сетовали, дескать, посещаемость моих лекций катастрофически снизилась. Хотя я перепробовал буквально всё. Открывал кружки, устраивал факультативы, взывал к совести и благоразумию. Старался делать свои лекции наглядными, с использованием тематических визуализаций. Приводил интересные факты. Даже прочитал книгу профессора Штейнберга «Путь к разуму приматов». Я лез из кожи вон, старался. Всё зря. И тогда я понял! Это поколение не реагирует на логику и естественные доводы в пользу знаний. Они ценят и воспринимают хайп. Любая возможность получить мгновенное признание в виде смайлика или сердечка может стать наилучшим средством управления их сознанием. И для этого не нужно изучать труды Макаренко или Штейнберга. Всё, что нужно — это обоссать чью-то дверь. В данном случае, извините, вашу. Нужно было действовать наверняка, понимаете? Замена двери будет стоить университету девятнадцать тысяч. Не слишком большая цена за волшебное поднятие посещаемости, верно? Вы посмотрите, сегодня на всех моих лекциях не было ни одного свободного места. Даже на ступеньках сидели. Раньше нет, а теперь я стал им интересен. Заодно и успеваемость подтянем. А если нет, можно в спортзале на маты насрать. Чего не сделаешь ради науки. И очень вас прошу, Светлана Анатольевна, за Кукушечкой моей присматривайте, а то на Голубева надежды мало. Теперь эта птица поважнее иного педагога будет. Так что вы уж проявите заботу.

Профессор встал и, подойдя к двери, обернулся:

— Это, кстати, всех касается.