Смерть графомана не есть трагедия

Уже с утра Сидор понял, что день будет неудачный. Отдёрнув штору в поисках Солнца, оного не обнаружил. По крышам соседних домов бежали дворники, спасаясь от огромной птицы. Птеродактиль, опознал Сидор, и задёрнул штору. Болела голова, он почти не спал всю ночь. Сочинял стихи. Угораздило. И вот, восемь строчек темнели на белом листе.

Сидор откинул прядь волос назад и прочёл первое четверостишие. Позади что-то тихо и недобро стукнуло. Оглянулся. В клетке, желтая канарейка лежала на спинке лапками вверх, совершенно дохлая.

Пиздец, подытожил Сидор, поэзия это не моё. Нужно как-то утешиться, что-то хорошее, совершенное. Потянулся, открыл любимую книгу «Школа для дураков». Но и здесь ждала неприятность. Едва одолев страницу, у него отвалилась челюсть. Вспомнил, есть ватерпольный чепчик, оставшийся от спортивной юности. Подвязал. Тесемки на два бантика. 

И вот тут Сидору попался на глаза гаечный ключ, на семнадцать. Не раньше, не позже. Начал откручивать гайку, которая находилась у него вместо пупка. Открутил. Позади что-то тихо и недобро стукнуло. У Сидора отвалилась жопа. Гайка закатилась под шкаф. Ну, вот, помыслил он с грустью, этого следовало ожидать, но всё же как-то внезапно.

Пусть и душа тогда выходит, решил Сидор. Где душа гнездится? В крови. Это и в Книге написано.
Дотянулся до выдвижного ящика, вынул безопасное лезвие, вскрыл вены на обеих руках. Голубая жидкость закапала на тапочки. Жаль нет женских прокладок, почему-то вспомнил рекламу Сидор.

В тускнеющем сознании возникло желание. Подрочить, да, в последний раз. На женщину с косой. Слабеющей рукой обхватил обвислый уд. Это конец, понял Сидор. И дал дуба.

На карниз прилетел воробей, влюблённый в канарейку. Увидал маленький жёлтый трупик.
Посередине комнаты стоял неживой Сидор, с отвалившейся челюстью и жопой. Левая рука намертво соединилась с концом.

Мудила, какой же ты мудила, подумал воробей, уж лучше бы ты про заек писал.

И улетел, оплакивать свою любовь.