Трактат о сакральной Субстанции (Продолжение)

«Дерьмо — это наша вечная душа, через дерьмо мы воскреснем, через дерьмо мы станем бессмертными», — это утверждал в прошлом веке живописец и архитектор Фриденсрайх Хундертвассер. И обращался с увещеванием к человечеству:

«Человек — это просто труба. С одной стороны он кладёт что-то, на другой стороне это что-то снова выходит более или менее переваренное. Рот находится спереди, анус находится сзади. Почему так? Почему жрать — это позитивно? Почему срать — это негативно? Должно быть наоборот. То, что выходит из нашего тела, это не отходы, а основа нашего мира, наше золото, наша кровь. Мы истекаем кровью, наша цивилизация истекает кровью, наша Земля истекает кровью, что вызвано безумным прерыванием цикла. Тот, кто кровоточит на протяжении долгого времени, теряет кровь надолго и не может заменить её новой кровью, погибнет. Фрейд был прав в своём толковании снов, в которых дерьмо было золотом. Теперь мы должны научиться тому, что это не сон, а реальность».

А уже упоминавшийся мною в прошлый раз Сальвадор Дали писал:

«Кишечные газы и экскременты являются крайне важными предметами; медицине и философии нужно относиться к ним с величайшим вниманием. То же касается и метафизики. Я всегда сожалел о том, что сюрреалисты воротят носы, даже просто подумав об этом».

Что ж, сюрреалисты, возможно, и воротили носы, однако совсем не таковы были маги и врачеватели древности. Они-то уж не прошли мимо фекалий, а совсем наоборот — причём обратили внимание не только на отходы человеческой жизнедеятельности, но и на помёт зверей и птиц.

В античные времена экскременты всех, кто ходит по земле, прыгает, ползает и летает, широко использовались в лечебной практике. Их применяли в виде мазей, настоек и порошков. Те, кто желал как можно дольше сохранить молодость, ели снадобья, приготовленные из фекалий мальчиков и девочек. Мужчины, опасавшиеся утратить сексуальную потенцию, ели дерьмо быков, козлов и оленей. Считалось, что помёт сокола восстанавливает зрение, если втирать его по утрам в уголки глаз. Глухим и слабослышащим рекомендовали употреблять внутрь фекалии рыси. Дамы, стремившиеся забеременеть, носили на шее мешочки с высушенным кроличьим дерьмом. А чтобы избежать осложнений при родах, женщин натирали змеиными фекалиями.

В 1696 году немецкий медик и богослов Кристиан Пауллини собрал все рецепты подобного рода и издал объёмистый учебник «Новая и улучшенная аптека целебных нечистот».

Правда, слово «дерьмо» в ту пору заменяли эвфемизмами — такими, как «цибет» и «западная сера». В шестнадцатом веке врач, философ и алхимик Парацельс называл говно человеческим углём (carbon humanum). Однажды он изрядно обидел своих менее продвинутых коллег, предъявив им горшок с фекалиями и заявив:

— Если вы не желаете иметь дело с тайнами гнилостного разложения, то вас неуместно называть врачевателями!

...Наука и по сей день не отступилась от дерьма. Окаменевшие древние фекалии — копролиты — ценятся ныне едва ли не на вес золота. И неудивительно, ведь по ним изучают гастрономические предпочтения и образ жизни хомо сапиенсов и животных минувших эпох, а также заболевания, которыми они страдали.

К примеру, копролиты возрастом более 50 тысяч лет, обнаруженные в пещере близ испанского города Эль-Сальт, подвергнутые газовой хроматографии, помогли выяснить, что неандертальцы питались преимущественно мясом.

Подобный же анализ окаменевших каках кроманьонцев показал, что те питались в основном растениями.

На сегодняшний день самая большая из окаменелых человеческих какашек, обнаруженных учёными — это так называемый «копролит из Ллойд-банка», который нашли в английском городе Йорк, когда рыли котлован для строительства здания вышепоименованного банка (отсюда и название). На упомянутом месте в X веке находилось поселение викингов. Катях неведомого нам покорителя англов и саксов имеет 20 сантиметров в длину и 5 в ширину. Исследования показали, что человек X века в Британии питался преимущественно мясом и хлебом, а его самого изнутри пожирали глисты — аскариды и власоглавы.

А при раскопках древнеримского города Геркуланум (погребённого под вулканическим пеплом во время извержения Везувия) археологи обнаружили общественный сортир, в котором сохранилось десять тонн говна, хорошо законсервировавшегося (на два тысячелетия!) из-за отсутствия доступа кислорода. Отходы человеческой жизнедеятельности были тщательно собраны в несколько сотен контейнеров и подвергнуты экспертизе. Выяснилось, что древние латиняне ели мало мяса, зато не отказывали себе в рыбе, моллюсках, фруктах, овощах, яйцах, оливках — словом, придерживались всем известной средиземноморской диеты... Кроме того, среди древних испражнений были обнаружены монеты, женские украшения, гребешки, а также два человеческих скелета.

Но спустимся несколько вниз по лестнице времени. Предтечи современных учёных, практиковавшие алхимию, пытались из дерьма добыть не только лекарства, но и золото, и философский камень со всеми вытекающими.

Приведу лишь один из известных мне примеров.

Густав Майринк — тот самый, который написал знаменитый роман «Голем» — занимался оккультными практиками и алхимией. Однажды в Праге он приобрёл у букиниста средневековый трактат графа Милано, в коем содержалось утверждение, будто алхимическую первичную материю (исходный материал для создания философского камня) можно получить из фекалий. Окрылённый столь внезапно открывшимся ему тайным знанием, писатель незамедлительно раздобыл ведро дерьма и приступил к эксперименту. Вот как затем вспоминал об этом сам Майринк:

«Алхимики старины почти единогласно утверждали, что процесс приготовления эликсира охраняется тёмными силами подземного мира и потому может привести к ужасной беде: нищете, неизлечимому недугу или насильственной смерти. Любой ценой нужно предохраняться от взрыва стеклянного сосуда, содержащего субстанцию, неторопливо трансформирующуюся над медленным огнём. Согласно предписанию, я в течение недель монотонно подогревал её. Я и мой химический консультант были удивлены, заметив необъяснимо прекрасные перемены цвета, который, в конце концов, достиг радужности павлиньего хвоста. Однажды, когда я стоял перед ретортой, она с громким хлопком взорвалась, а её содержимое брызнуло мне в лицо. Я повторил эксперимент — на этот раз с открытым сосудом. Игра цветов утихомирилась на первой стадии черноты. Для меня до сих пор остаётся абсолютно непостижимым, почему колба взорвалась снова — и именно тогда, когда перед ней стоял я. Когда я возжелал повторить операцию в третий раз, меня охватил ужасный недуг...»

К слову, среди деятелей искусства не только Густав Майринк живо интересовался говном. Оно вдохновляло очень многих творцов, подчас весьма заколупистым образом, и данные сюжеты заслуживают, чтобы на них остановиться несколько подробнее.

Но это я сделаю в следующий раз...

(Продолжение следует)