Горячее Солнце Кундуза. Часть девятая

На фото: лейтенант С. Иванкович перед строем машин роты

Весна

В течение зимы рота проводила локальные операции, прочёсывая кишлаки совместно с Царандоем. В начале марта мы выдвинулись в район Ханабада и, прочесав очередной кишлак, встали на привал. Солнце уже пригревало. Поступила команда загрузиться в вертолёт и высадиться в заданном районе в качестве десанта. Пролетев минут десять, вертолёт завис над рисовым полем. Никакого риса там, разумеется, ещё не было, под нами простиралась грязная жижа. Посмотрев в иллюминатор, я увидел, что мы находимся между двумя кишлаками.

— В какую сторону двигаться? — перекрикивая шум двигателя, спросил у штурмана.

— Прыгайте! Там сами разберётесь!

Вертолёт завис метрах в трёх над рисовым полем. Эх, пехота! С трёх метров бойцы взвода сигали в эту грязищу глубиной почти по голенище сапога. Ранее я обучал личный состав, как правильно это делать. В разножку, самортизировав на полусогнутых ногах, нужно сразу начать движение, толкнувшись опорной ногой, тогда кинетическая энергия не даст упасть, нужно устоять, чтобы не свалиться в эту грязь целиком, бегать потом в промокшем и грязном обмундировании совсем неприятно. Успешно десантировались, я принялся озираться, не понимая, куда идти, и вдруг услышал выстрелы.

— За мной! — крикнул я, и взвод, броском преодолев залитое поле, вышел на позиции.

Царандой с частью роты подошли с другой стороны и блокировали кишлак. Внутрь пошёл Царандой. Через час царандоевцы вернулись и заявили, что никаких бандформирований в кишлаке нет. Ротный принял решение прочесать кишлак собственными силами. Царандоевцы не вызывали доверия, делали всё неохотно, часть людей служила там не добровольно и попала туда случайно. Один из царандоевцев рассказал таджику-переводчику Турсунову, что брат ушёл к моджахедам, а он не успел.

— Пришли, забрали, дали обмундирование. Кормят, поят, чем плохо? А за что мы воюем, я не понимаю, — сказал бывший крестьянин.

С мерами предосторожности рота вошла в кишлак, заходя во дворы. По пути попался дукан[1] местного торговца площадью метров десять, набитый всяким товаром. Один из бойцов проявил смекалку. Сняв с себя подсумок с одним пустым магазином, он принялся трясти им перед лицом хозяина.

— Что это!? — по-русски вопрошал боец. — Рядом нашли! Есть подозрения, что ты связан с моджахедами!

— No, no! — на плохом английском ответил лавочник, протягивая бойцам блок сигарет «Мальборо».

Сами афганцы курили пакистанские сигареты, но для русского человека они слишком слабы, нам подавай что покрепче. Угол у выхода занимала большущая корзина выше колена, заполненная разноцветными шариками размером с 3-х, а то и с 5-ти копеечную монету. Оказалось, что это жвачка, горсти которой бойцы распихали по карманам.

Я знал, что в подобные дуканы ни в коем случае нельзя соваться одному, необходимо идти группой и страховать друг друга. В нашем батальоне был случай, когда выкрали солдата, отправившегося в одиночку в подобную лавку с места привала. Душманы знали, что по инструкции пропавшего будут искать, и пользовались этим, устраивая засады. Попавших же в плен бойцов ждала страшная участь: людям отрезали руки и ноги, сдирали кожу.

Уже на выходе из кишлака на одной из узких улочек, образованной стенами соседних мазанок, один из офицеров нос к носу столкнулся с душманом, который с оружием выскочил из-за угла. От неожиданности оба опешили и рванули в разные стороны. Когда офицер спохватился, душман уже скрылся за дувалом. Выходили из кишлака небольшой группой, и метрах в пятидесяти я увидел человека, метнувшегося в сторону поля. Вскинув автомат, выпустил весь рожок и... не попал. Как же так получилось? Ведь стреляю я метко! Когда мы подошли поближе, то поняли, что душман нырнул в арык и ушёл по нему. Воды в глубоком русле арыка было мало, и на стенках отпечатались следы. Где-то в верховьях текущих с гор рек афганцы, может быть, ещё век назад делали отвод и более плавный спуск в долину, а по ходу этого отведённого рукава самодельные шлюзы, что давало возможность что-то выращивать на склоне на небольших полях.

Предстояла большая плановая операция. Стоял уже апрель месяц, и солнце днём припекало весьма прилично. Большая колонна в составе нашего батальона, танкового батальона и приданной техники вышла в сторону Кундуза и дальше левее, на перевал — привычным маршрутом. Колонна преодолела перевал и спустилась в долину, весной зараставшую тюльпанами. Летом в жару здесь будет пустыня, а пока что под ногами стелился изумительной красоты красный ковёр, колыхавшийся от степного ветерка. Совершив марш, добрались до Мазари-Шарифа, самого северного города Афганистана, от которого до границы с Союзом лежала хорошая асфальтированная дорога. Сделали остановку, меня вызвал начальник штаба батальона и, как командиру дозорного отделения, вручил карту со схемой проезда через город, сообщив, что на перекрёстках города будут стоять регулировщики. Преодолев несколько перекрёстков, я вошёл в район, где город заканчивался и вокруг простирались мазанки. На одном из перекрёстков регулировщика не оказалось, я взглянул на карту и пошёл прямо. Батальон втянулся в улочку за мной и через какое-то время упёрся... в тупик. Колонна встала. Слева показалась БМП командира полка подполковника И. Е. Пузанова, командовавшего операцией.

— Где этот дурак, который нас всех сюда завёл? — услышал я громкий голос подполковника. Вопрос адресовался по рации комбату. — Приведите его ко мне!

Услышав это, я спрыгнул с брони, захватив с собой карту.

«Товарищ подполковник, дурак по вашему приказанию прибыл», — хотел доложить я, но в последний момент передумал, доложил по форме и показал карту. Командир полка махнул рукой и приказал разворачиваться. Благо дело, ширина дороги позволяла технике это сделать. Подполковник И. Е. Пузанов в дальнейшем стал крупным военачальником, дослужился до генерала армии, командовал войсками Московского и Ленинградского военных округов.

Совершив марш, колонна прибыла к месту назначения. Перед нами высились две горы, сошедшиеся сверху верхушками, а между ними в расщелине текла река. Но мне не удалось ни полюбоваться на гору, ни понять дальнейшую задачу. Сразу по прибытию нашей роте поступила команда выдвинуться обратно по другому маршруту, мимо Пули-Хумри к месту, где произошло нападение на колонну с «наливниками» — машинами, перевозившими в цистернах горючее. Колонну сопровождал мой товарищ Сергей Фатеев, назначенный к тому времени командиром ЗРВ. Мы гнали по асфальтовой дороге со скоростью шестьдесят километров в час, прибыв к месту нападения часа через три. Горы кончились, началась зелёнка, вдоль дороги, метрах в двадцати от неё, стояли и дымились десяток цистерн на базе ЗИЛ-131. Машины постарались спрятаться в зелёнке, съехав с дороги, но были подбиты из гранатомёта и трассерами. Нас встретил расстроенный Фатеев, отстреливавшийся, не подбитый, но не сумевший защитить колонну. Машины, по сути, догорали, тягачей у нас не было, и рота, бросив их останки, выдвинулась в Кундуз.

Лейтенанты Иванкович и Нагорный

Офицеры роты. Справа С. Иванкович

Рейды в горы в направлении Файзабада продолжались. Замполит роты, Сергей Иванкович из Белоруссии, страдал от экземы на ногах. В жару в сапогах заболевание обострилось, на ногах у него появились язвы — участки мяса без кожи, даже представить себе не могу, какие муки он испытывал. Из Союза через медиков привезли мазь, но разве поможет она в таких условиях? Надо было лечиться и лечиться серьёзно. В очередной рейд, когда пошли пешком и гримаса боли исказила лицо замполита, офицеры роты предложили ему эвакуироваться на вертолёте.

— Как это замполит, который должен подавать пример, оставит расположение? — возражал он.

— Да ладно тебе, Сергей, все всё понимают!

Но нет, замполит ответил категорическим отказом.

Потом он раздобыл кроссовки и ходил уже в них. Как-то раз Сергей переобувался при мне, и я увидел его ноги. На них страшно было смотреть. Взору предстало какое-то кровавое месиво, открытые раны, обрамлённые лохмотьями кожи. Зимой, когда жары не было, состояние ног Иванковича улучшилось. Сергей вникал в нужды личного состава, будучи весёлым, отзывчивым офицером, он являл собой пример не «бумажного», а боевого заместителя командира по политической части. Иногда, когда подразделение находилось после боевых операций в расположении полка, он через знакомую медсестру доставал в госпитале медицинский спирт, но не злоупотреблял этим. 

В один из дней апреля батальон силами двух рот прочёсывал заброшенный населённый пункт. Двигались двумя колоннами, соседняя рота параллельно на некотором расстоянии. Впереди каждой роты шёл приданный танк. Командир роты убыл в отпуск, и «Рулетами» командовал мой товарищ Володя Нагорный. Я, как обычно, шёл за танком в качестве дозорного. БМП замполита находилась в середине строя, сам он сидел на месте наводчика-оператора, как и предписывал приказ. Взрыв в соседней роте слышали все, сообщили, что подорвался танк и гусеница требует ремонта. Колонна остановилась, а когда танк, взревев двигателями, начал движение, машина замполита, неожиданно обогнав строй, вклинилась между танком и мной. Я схватился за рацию.

— Сергей, не иди сразу за танком! — закричал я без всяких позывных, прямым текстом.

«Не иди след в след, отпусти метров на тридцать, у танка мощная броня, она, в случае чего, выдержит», — эти мысли вихрем пронеслись в голове. Но он уже влез. Зачем он это сделал? И в ту же секунду произошёл мощный подрыв БМП замполита. Колонна, не успев тронуться, снова остановилась, возгорания не произошло. На моих глазах лейтенант Иванкович спрыгнул с башни и упал в канаву. Я выпрыгнул из машины и побежал к нему. Замполит стонал от боли, одна его нога ниже колена буквально болталась на сухожилиях, стопа другой была исковеркана. Из БМП доносились жуткие нечеловеческие вопли. Сняв ремень, я принялся перетягивать ногу, пытаясь остановить кровотечение. Подоспел санинструктор роты Кенжаев. Жгутами из его медицинской сумки мы перетянули ноги раненого. Следом Кенжаев вколол замполиту шприц с трамадолом и бросился к БМП. Сергей не кричал, только стонал, и по его мертвенно-бледному лицу градом струился пот. Механик выжил, но разорвало топливный бак, расположенный в заднем отсеке между сиденьями. Люки были открыты, бойцы сидели в проёмах, и двум солдатам металлом сплющило ноги, да так, что их невозможно было вытащить. Они жутко кричали даже после уколов трамадола. Видимо, у санинструктора в аптечке был и морфин, потому что крики потом всё же стихли. Бойцы ломами пытались отогнуть железо, чтобы освободить своих товарищей, а оно там, как назло, толстое, долго не поддавалось. Нашли площадку, вызвали вертолёт. Бойцы выжили. Но ноги ампутировали обоим, одному обе ноги полностью. Одну ногу замполиту в полевом госпитале ампутировали ниже колена, хотели ампутировать и раздробленную стопу второй. Знакомая медсестра слёзно умоляла хирурга сохранить вторую ногу, собрали консилиум и отправили раненого вертолётом в Ташкент в окружной госпиталь. Через десять дней пришло сообщение, что наш замполит умер от начавшейся гангрены. Для офицеров и солдат роты смерть Сергея Иванковича стала неожиданным и тяжёлым известием, его уважали.

А 24 апреля ранило моего друга Володю Нагорного. Мы стояли в охранении, пока бойцы Царандоя внизу в долине прочёсывали кишлаки. Долина уже сияла буйным зелёным цветом, пригревало солнце, но ещё не было испепеляющей жары. Хорошо помню, как Володя снял куртку х/б вместе с майкой, подошёл к краю плато, потянулся и сказал примерно следующее: «Хорошо-то как!» В следующее мгновение его шатнуло, он повалился назад, на меня, я подхватил его на руки и опустил на землю. На правой груди зияло входное отверстие от пули, ранение было сквозным, но на спине отверстие мгновенно затянулось, только алела кровь и набухал бугор. Видимо, произошла внутренняя закупорка сосудов, закрывшая рану. Нашли плащ-палатку, оперативно прилетел вертолёт. Володю эвакуировали сначала в Кундуз, а потом в Ташкент, ранение было серьёзным, задело нервные окончания и частично парализовало руку. В Афганистан он больше не вернулся, но сумел восстановиться, в дальнейшем окончил Академию имени Фрунзе и дослужился до полковника.

[1] «Дукан» – небольшая торговая лавка.