Последний блюз
На ступеньках пришлось пригнуться. Модный клуб «Золотой век» оказался бывший киношкой 50-х годов. Зальчик в подвале на шестьдесят мест и старые добрые коктейли.
Я продрался через толпу в самый тёмный угол. Вслед официант принёс мой «Негрони». Преодолев массу грудей и ягодиц, и не пролив ни капли, он грациозно поставил хайбол. Официант потянул со стола меню, я положил руку на зелёную папочку.
— Ожидаете ещё кого?
Спросил он, сдавшись без боя.
— Надеюсь она придёт.
Я достал смартфон, отослал текст: «я уже здесь» и отпил сразу половину. Из открытых дверей зала был слышен знакомый голос, она пела дуэтом. Они закончили петь, Делане что-то съехидничал в микрофон, запел уже сам — «You are a Loser». А через пару минут в мой угол пробралась Ласси. Мы коротко обнялись.
— Вернулся, как обещал.
Ласси изобразила одну из своих очаровательных улыбок:
— Это что у тебя?
— «Негрони».
— Мне такой-же, только розовый.
Бармен необычно быстро принёс выпивку.
— Here you are, Lassie!
— Ого! Тебя и вправду знают.
Ласси размешала лёд стеклянной ложечкой и состроила глазки. В следующие десять минут я узнал много новостей об этом чудесном городе.
— В Сиднее полно работы, но хитрожопых ещё больше. На хорошую сцену пробиться возможно, но это от слова «возможность». Вот стараюсь, иногда спать некогда, сегодня шесть часов в студии, и сразу сюда.
— Жизнь кипит, ты же так и хотела. Не то что, по ночным клубам, как раньше. А что за студия?
— «Музыкальные студии-402», маленькую сняла, восемьсот в день.
— На всех неплохо. Сколько вас?
— Хм, на всех. Я за всё плачу! Они нищие, согласились играть за титры. А я шляюсь вот по таким вечеринкам, чтобы заработать.
— Пока везёт!
Она скривила губы.
— Может, и повезёт, motherfucker обещал!
— Это его имя?
Ласси уставилась в бокал.
«Надо срочно исправлять ситуацию», — подумал я.
— В Квине тебя всюду звали, все любили…
— Хорошо хоть здесь не все.
— Извини, а вот… они что, не платят за продвижение?
— Платят, когда ты на виду! Срочно нужен сэт на радио, вещей на десять. В топ попадём, устроят тур в Британию, может и в штаты.
Еда и выпивка сделали своё дело — мы заказали ещё по коктейлю, съели «Italian toasties» и быстро помирились.
— Ты тут с Делане на пару. Он звезда!
— Здесь мы просто земляки. А как ты сюда проник? Это же частная вечеринка!
— Сказал, что обожаю Ласси.
— И тебя пустили?!
— Не сразу, пришлось отвалить пару сотен за билет.
— О! Похоже, ты не без денег?
— В «Ког Махонес» хватало двадцать баксов, и мы были счастливы.
Стали вспоминать пабы в Квине, смеялись, прихлёбывали коктейли, прижимались ногами под столом. Ласси ущла в зал, спела ещё пару вещей и мы уехали.
В такси обнялись. От Сарри-Хиллс до Паддингтона — всего десять минут. Как-то подозрительно долго тянулись улицы, похоже, таксист решил нам не мешать, покатал вокруг. Остановились у фасада с витиеватым чугунным литьём. Мы вошли, тут же сняли одежду и залезли в уютно пахнущую «Дольче Габбана» кровать.
Солнечное утро, тепло. Нашёл в холодильнике запас маленьких бутылочек шампанского, хорошо пошло после вчерашних «Негрони». Коктейли, их ведь только пить вкусно. Ласси полоскалась в душе, вышла с полотенцем на голове. Я сварил и принёс ей кофе. Она пила частыми, мелкими глотками.
— А как ты оказался в Сиднее?
— Пролетал мимо. Вообще-то, мне в Эл-Эй.
Зазвонил телефон, Ласси ушла на кухню, заговорила приторным, сладким голосом «Нет, нет. Прости, дорогой. Я не могу сегодня. Студия сегодня и зал, две ночи подряд. Да, конечно, на следующей неделе»
Вернулась ко мне на балкон.
— Asshole!
Я потряс головой:
— Ты зря отказалась от шампанского.
— Утром я всегда такая.
«Студии-402» оказались в старом здании фабрики.
Через тройное стекло бесшумно открывали рты и били по струнам. В контрольной комнате небольшой, но новый микшер.
— Нам бы в своё время такое.
— Вы музыкант? — спросил инженер.
— В университетской группе играл.
Из тоновой вышла Ласси, пожаловалась, но не мне:
— So seedy today*
*(совсем уныло сегодня)
Инженер поднялся со своего трона, провёл пальцем по планшету, микшер вспыхнул всеми огнями и затих.
— Did you ask some «Charly», don t you?*
*
(тебе нужен кокаин, не так ли?)
Она скривилась и покивала головой. Тонмейстер полез в шкафчик, достал пакетик. Ласси высыпала содержимое на керамическую подставку для чайника, вдохнула.
— Я слышал, здесь лекарства подешевле, чем в Квине?
Спросил я.
— В два раза. Там твой друг Боб продавал мне по три сотни, козёл. Где он теперь, кстати?
Я пробормотал что-то невнятное.
Ласси заметно повеселела, выпила тоник с лимоном.
— Сегодня «Kiss FM» нас на очередь в топ десять поставит!
— Поздравляю.
Она красиво сжала губы, посмотрела в потолок:
— Для голоса здесь тесно, полёт нужен. Нужен воздух, а не караоке!
— Мы проходили, где большие двери, в коридоре направо, там огромная студия!
— О да! Там супер! Не по карману. — Она пошевелила пальцами и ушла записывать ещё одну пробу.
Чувак в Квине был прав. В последний вечер, мы все стояли у бара, поздравляли Ласси с контрактом.
— Знаю, сожрёт тебя Сидней!
Сказал вечно бухой барабанщик.
Мы засмеялись, думали, он шутит.
Мне стало скучно, я вышел из аппаратной, в коридоре рабочие в фирменных спецовках несли какие-то декорации, другие сматывали кабели. В огромной, как спортзал комнате, разбирали подмостки. Ко мне подошёл человек в джинсах:
— Присматриваете?
Он манерно повёл руками.
— Здесь хорошая акустика, большое пространство.
— Да я просто, из любопытства.
Похоже эта студия у них освободилась, начал мне впаривать:
— Мы сдаём не просто помещения, а полный сервис, любые инструменты, на ваш выбор.
У стены в стойках, как велосипеды на улице стояли гитары в ряд.
— Вон тот «Хаммонд», это японец?
— Ну что вы! — Он посмотрел, будто я уличил его в жульничестве:
— Оригинал! Две колонки Лесли. Там, за дверью боксы для ударных, полный набор, «Тай Спот». Две комнаты для вокала, одна сухая, другая с воздухом…
— Хорошо, хорошо, я похожу, осмотрюсь? — спросил я, чтобы остановить этот поток.
— Несомненно, если что, спрашивайте.
Я постоял в центре, крикнул во всё горло. Ожидал эхо, но мой голос увяз намертво, как ноги в глине.
— И сколько стоит эта чудесная акустика?
Из другой комнаты тут-же вышел щеголеватый мистер в рубашке в голубую крапинку.
— Это наш менеджер, он всё расскажет.
«Чёрт угораздил спросить», — подумал я и натянул на лицо улыбку.
Менеджер тараторил заученные цифры, всучил мне буклет и, не встретив большого энтузиазма, выстрелил главным калибром:
— Для вас всего полторы тысячи в день за всю студию.
Я молчал.
— Плюс миксинг!
— Хорошо, подумаю.
Я вежливо взял брошюру и вышел. Не пройдя и половины коридора у меня щёлкнуло в голове - «Чувак, ты забыл что богат!» Я развернулся, распахнул дверь. Они оба над чем-то хохотали.
— А если наличными?
Человек в дурацкой рубашке сразу перестал смеяться.
Комната была уставлена диванами, и фотографиями музыкантов, на стеклянном столике — чашки, стаканы.
— Выпьете что-нибудь?
— Спасибо, я спешу.
— На какой срок желаете?
— У меня десять тысяч с собой.
Я стал намного симпатичнее в его глазах.
— Десять дней. — Он сделал паузу, посмотрел на потолок — плюс миксинг, мастеринг…
— Спасибо, нужно по стандартам радио.
Он развёл ладонями:
— Мы делаем файлы по высочайшему стандарту!
Я посмотрел на стрелки больших настенных часов.
— У вас в малой студии номер три записывают девушку.
— Да, кажется, у неё шотландское имя?
— Нет, она из Ирландии. Внесите её в контракт, отдайте ей все бумаги, я опаздываю в аэропорт.
Магическая сила наличных подействовала. Я перечитал страницы — десять дней плюс бесплатно выходные для репетиций, в итоге две недели.
Трамвай красной линии.
Широкое кресло премиум-класса в самолёте эйрбас предполагало, что я усну. Справа молодой хлыщ очаровывал девушку баснями о своих путешествиях. Паренёк явно был клиентом фирмы, на рекламу которой я как-то наткнулся: «Вся Европа за три дня». Он пересказывал когда-то услышанные слова экскурсоводов и каждый раз заканчивал фразой «очччень крррасиво!». Всё было бы ничего, но его речи навязчиво пролезали через затычки в ушах. Я встал перед ними в проходе, ожидая, когда освободится туалет. Парень с энтузиазмом вещал о городе Кордова. Пришлось наклониться и спросить, был ли он во дворце Алькасар. Он там был, ходил по саду, и там ему было очень красиво. Я прервал его восторженную речь:
— Там была тюрьма и пыточная Великой Испанской Инквизиции.
Его попутчица посмотрела со страхом, они замолчали. Красное табло сменилось на зелёный. Я двинулся в сторону освободившейся кабинки туалета, довольный произведённым эффектом.
В первый мой визит, почти двадцать лет назад лет назад, Лондон удивлял красивым акцентом, сейчас же все выражались на каком-то варварском наречии. Лишь за стойкой проката автомобилей две девушки говорили чисто и понятно. Они оказались из Сиднея. Рассмотрев мои водительские права, обрадовались:
— Ouch! Are you Kiwi? Didn't you!*
*(О! вы из Новой Зеландии, не так ли?)
Вместо двухместного «Фольксвагена», что я заказывал, они за ту же цену вручили ключи от большого «Форда», с огромным экраном навигатора. Не потому, что были такими добрыми, маленькие авто были все заняты, остались прожорливые форды.
По пути в Дублин успел встретиться в Ливерпуле со студенческим другом, нашим гитаристом. Он таки основал свою мастерскую по ремонту средневековых гитар и теперь назывался «Лютиэр». На следующий день бросил машину в аэропорту имени Джона Леннона, в самолёте вставил наушники, нашёл в мобиле его диск «Имэджин». Не успела доиграть последняя песня, как наш «Боинг» стал заходить на посадку.
В Дублине темнеет медленно, дует свежий ветер и всего восемь градусов, хорошо, что плюс. Редкие прохожие, одетые в серое и чёрное, оглядывались на мою, не по сезону голубую куртку «North Face».
Трамвай красной линии ехал точно по расписанию — четырнадцать минут до конечной. Только что закончилось шоу, из дверей «Арены» двенадцать тысяч человек высыпали на улицу. Я завернул во двор, к служебным входам.
Менеджер охраны оказался чернокожим большого роста. Он долго рассматривал паспорт, поднялся со мной на лифте. В закоулках коридоров остановились у комнаты с табличкой - «Lassie Callaghan».
— Мадам, мистер Влад здесь, — вкрадчивым голосом произнёс секьюрити.
Из-за двери крикнула Ласси:
— Открой сам, Джон!
Он перебрал связку карточек, поднёс к ручке, замок щёлкнул, кивнул на прощание и быстрыми шагами удалился. На зелёном с узорами ковре, на полу лежала Ласси, подняв усталые ноги на диван. Длинное платье задралось, рядом бутылка вина, пластиковый стакан.
— О! Извини, я так устала. Пожалуй не буду вставать, сядь рядом.
Её печальная улыбка сегодня была ещё печальней.
— Хочешь выпить? Вон там, налей сам.
Из открытой двери в ванную свет падал на поднос накрытый салфеткой. Налил из початой бутылки виски. Сел на пол рядом с её ногами, облокотился на диван. Ласси потёрла глаза:
— Прости, я тут иногда плачу.
— Ты устала, Ласси, я вижу.
— Устала. Хорошо что ты пришёл — ответила она, пытаясь улыбнуться.
Я поднял стакан:
— За твой успех! Поёшь в знаменитом зале.
— Благодаря тебе! Когда мне принесли тот контракт в студии, я не поверила, что он оплачен! Думала, это рекламный трюк.
Она коротко хохотнула.
— Сколько я должна?
— Не беспокойся, это был подарок.
Я оглядел комнату. Стены цвета морской волны, большое, почти до потолка растение в углу. Бархатное красное кресло, дорожный гардероб, переполненный платьями и обувью, скрученный коврик для йоги. Всё это, включая нас отражалось в многочисленных зеркалах. Ласси взяла мою руку:
«Every time I woke something changes, life it moves into forever» — пропела почти не шевеля губами. Иногда она отвечала словами из песен.
— Выворачиваю себя наизнанку семь дней в неделю! Ты же знаешь — если я пою «Детка, я покидаю тебя», я каждый раз прощаюсь навсегда. Когда пою «Две сестры», я умираю с ними каждый раз…
Сжала мою руку ещё крепче. Я её тоже. Она закрыла глаза:
— I want you.
— Just now?
— Just.
Потом мы молча лежали рядом. Первой заговорила Ласси:
— Твой телефон всегда выключен, в интернете тебя нет. Звонишь всегда с разных номеров, разъезжаешь по миру. Ты что, казино ограбил?
— На этот раз ты угадала, именно это я и сделал.
Она засмеялась.
— А у меня контракт на два месяца, заработала почти миллион, правда если считать нашими.
— На самом деле?!
— Ну, уже половину заплатили, остальное обещали. За месяц, думаю справлюсь.
Она ходила по комнате голой, выбирала одежду.
— В этой комнате только и чувствую свободно… Контракт ужасный, каждый шаг расписан… Ты знаешь! Там даже есть пункт — в отеле я должна быть одна и на публике одна! Публика должна думать , что я одинока. Это у них приём такой, зрители должны видеть во мне свою пассию!
— Замечательно, они тебя купили. Но согласись, цена хорошая.
— Как собачку выгуливают, наняли машину, ездить только с этим шофёром.
Ласси позвонила, пришёл секьюрити. Проверил, всё ли выключено, закрыл комнату и проводил к выходу. Авто с водителем ждало у подъезда.
— Выйдем в городе, погуляем. А уж до отеля одна поеду.
Мы остановили машину у моста и пошли вдоль набережной. Улица была полна пьяных людей, Дублин, как Нью-Йорк, никогда не спит. Постояли у перил, смотрели в воду обнявшись.
— Я видела такой странный сон. На другом берегу лежал человек и умирал. Я подплыла на лодке, взяла его за руку, он открыл глаза.
— Это был я.
— Да, похоже.
Ласси всё боялась, что её кто-нибудь узнает и будет скандал с продюсерами. Мы отошли подальше от фонарей.
— Завтра последнее шоу в Дублине, потом перерыв на неделю и опять.
— Где?
— Brighton and Hove.
В темноте, из-под капюшона пальто блестели её глаза.
— Я могу взять машину напрокат. Поедем вместе.
Сказал я.
— Замечательная идея! — обрадовалась она.
— По пути будем останавливаться где-нибудь в деревнях. В контракте сказано только о публичных местах.
По стерильно чистой улице подошли к перекрёстку, где её ждала машина.
— Завтра позвоню, когда с машиной всё устрою.
— Бери недорогую, чтоб неприметно.
— Какая будет, — сказал я и захлопнул дверь лимузина.
Они отъехали, но тут же встали в пробке. Я пробрался через ряды застрявших автомобилей на другую сторону улицы. Постоял у дверей роскошного «Вестин», посмотреть как они подъедут. Ждать пришлось долго, пробка еле ползла. Они подъехали, Ласси вышла из машины почти трезвой походкой, послала воздушный поцелуй и сказала, проходя мимо:
— Как будто я ушла и скоро приду!
На следующий вечер, после шоу, я набрал её номер, телефон не отвечал. Перезвонил тому чернокожему парню из секьюрити.
— Мистер, я очень извиняюсь, вы, наверное, не смотрели новости. Мисс Callaghan увезли в госпиталь в середине шоу.
— В какой госпиталь?! Я могу навестить её?!
— Мистер, вы точно не смотрите новости, она умерла.
Его слова звучали нереально, я слетел по лестнице, бегал под дождём, нашёл такси.
— The Point!
— Хорошо, сэр, не надо так громко кричать. Вам на трамвайную остановку или к центральному входу?
— Извини, всё равно.
Я не слышал себя, не замечал, что кричу. У Арены опять позвонил этому менеджеру секьюрити. Тот вышел в обычной одежде, не в униформе.
— Меня зовут Влад.
— Да, помню я вас.
— Я приходил позавчера, я…
— Мистер, вы не волнуйтесь так, я вас помню, что вы хотите?
Я достал сотню евро, сунул ему в руку:
— Пожалуйста, расскажи, что случилось на самом деле, не как в газетах.
Он посмотрел на сотенную, сунул её в карман.
— Да я бы и так рассказал.
В машине он ничего не говорил, а я ничего не спрашивал. Остановили у паба «Daniel Connell». В полупустом зале нашли место. Долбил ливень в окно, за стеклом проплывали огни автомобилей и согнувшиеся прохожие, искажённые струями воды. Принесли виски, лёд в вазе с крышкой, пиво для Джона.
— Я бы так не смог, мистер, — сказал Джон, когда увидел, что я налил и выпил сразу полстакана.
— Откуда ваш акцент?
— Из Москвы.
— Которая в России?
— Да.
—Я так и подумал.
— Расскажи, расскажи что ты знаешь?!
— Не очень много.
— Ну я-то вообще ничего.
Он глотнул из кружки.
— Вечер начался как обычно, их менеджеры попросили пропустить того парня, который иногда приходит к артистам. Мы знаем его. И чем он промышляет знаем. Принёс всего-то ничего.
— Как вы узнали?
— У нас же камеры, немного принёс, как всегда, завёртку, один грамм. А сразу после первого отделения меня с командой позвали на их этаж. Там был шум, кричали, музыканты из группы громко спорили с менеджерами.
— Эта та белокурая леди?
— У этой группы их двое — мужик лет пятидесяти и да, блондинка.
— И кто шумел?
— Все там кричали. Двое музыкантов держали эту леди, она руками махала, другой, их барабанщик орал на мужика: «Вы её убили! Вы и нас убиваете!»
Я налил себе ещё, Джон тоже подставил стакан.
— Соры не редкость за кулисами. А тут ещё хуже. Мисс Callaghan сползла на пол из кресла и не вставала. Мы всё по инструкции, заперли их в комнате, поставили охрану, вызвали скорую и полицию.
— Блядь! — сказал я по-русски.
— Менеджеров потом арестовали. У них по карманам нашли крэк, пайп, и много чего ещё. Они бы и выкрутились, да в крови то у них — ноль.
— Ноль, и что с того?
— Они же говорили, что вся дурь у них для личного использования. А ноль в крови — значит сами не пользуют, принесли для других. Музыкантов отпустили, у них в анализах целый коктейль. Не удивлён, в Дублине тут жри сколько хочешь, твои проблемы.
Я выпил, Джон тоже.
— Говно эта работа, да где же другую найду. Хотя… если большое шоу, большой бонус. «Арена» миллион оборачивает за вечер.
Джон ворчал под нос, видно было, что ему хочется уйти.
— Отменить надо было было, музыканты ужрались в лохмотья… Но нет, не захотели билеты возвращать.
Я вспомнил то странное сообщение, которое получил от Ласси утром.
— Она уставала. Вот прислала текст вчера. Я то подумал это просто слова из песни.
Я показал ему экран — «There is no mercy in that land.»
Снег с дождём разогнал прохожих. Такая зима в Дублине. Добрёл до Молли Малоун на Саффолк-стрит. Кривая улица с трамвайными путями привела к «Porterhouse». На полках сияло большое собрание ирландских самогонщиков. В закутке для музыкантов двое с гитарами и один со скрипкой ныли «We Used to Know».
Попросил светлый эль. Бармен долго наливал, снимал пену, соблюдал церемонию.
— Это пиво из подвала идёт? — Я показал на тусклую медь трубы, поднимающейся из под пола.
— Да нет, сэр, это декорация.
Ноги сами принесли к Арене, не мог заставить себя войти внутрь, остался под козырьком. Отсюда слышно, как толпа в тысячи голосов подпевает: « Wild, wild horses…», и голос Ласси.
— Эй!
Я оглянулся — мой знакомый стоял в дверях.
— Я могу пропустить вас без билета. Это там в фойе.
— Спасибо, не надо, я отсюда послушаю и пойду.
— Они и на этом заработали, — вздохнул Джон.
— Да.
— Надеюсь, вы будете в порядке.
Он протянул свою чёрную руку со светлой ладонью. Стало легче от этого крепкого рукопожатия.
******
В шесть утра зазвонил телефон — забыл выключить мобилу на ночь. На экране номер Боба.
— Боб, ты что так рано?
— Как рано? У вас в Европе девять утра.
— Я в Рио.
— Да ты что?! А что не звонишь? Ты один? Где Ласси?
— Она умерла.
Повисла пауза.
— Для тебя?
В его голосе проскользнула надежда.
— Нет, для всех.
— Та-ак!
— Так что?
— Мы ждём… а ты…
— Я не мог. Вы бы спросили, а я был бы должен это сказать.
— Что сказать?
— «Она умерла»
— Ну всё, ты сказал.
— Спасибо, Боб.
Боб приехал быстро.
— Снял какую-то халабуду! — Громко сказал он, переступая через мои вещи на полу.
Я не мог встретиться с ним взглядом, отвернулся в открытые двери балкона.
— Ты же знаешь, я не привередлив. Могу спать в любом месте.
Он подошёл ближе, я так и стоял отвернувшись, он ударил по плечу, я отлетел на кровать. Встал, провёл ладонями по лицу сверху вниз, как будто снял маску, мы обнялись.
— Ну ладно, всё, забыли.
Я запихал в сумку барахло, и мы поехали по ранним улицам Рио. Похоже Боб решил меня утешить:
— Помнишь того старика в джунглях?
— Который говорил на немецком?
— Он мне сказал что умирать надо молодыми. Так что тебе повезло, не увидишь её старухой.
Выскочили на шоссе, в глаза брызнуло восходящее из-за океана солнце. По пляжу Копакабана ходили редкие люди в купальниках.
