БОРА-БОРА. 29. СИСТЕМА СДЕРЖЕК И ПРОТИВОВЕСОВ
ГЕРТРУДА
Судак, 25 июня 1914 года
Вчера, сделав с утра запись в дневнике, я приготовила турецкий кофе и отнесла во флигель Генриху.
Мой гость, несмотря на вечерний инцидент, по его словам, прекрасно выспался.
А после ароматного кофе даже попросил меня стать его проводницей по Генуэзской крепости.
При этом особый интерес проявил к Девичьей башне на самой вершине Крепостной горы.
Оказывается, Рой вчера поведал Генриху какую-то занимательную историю про эту самую башню.
В итоге мы решили отправиться туда на закате, когда не так печёт солнце.
А я пошла проведать папу.
Адальберт как раз провожал подполковника с женой — они оставались у нас ночевать.
Когда жандармский мерседес скрылся за поворотом, я спросила отца:
«Скажите, герр Штрудель, зачем вы на все праздники приглашаете к нам в усадьбу таких несовместимых людей? Ведь ещё ни одни посиделки не проходили у нас без выяснения отношений и словесных перепалок. А вчера стоило мне прилечь — так вообще гости чуть не перестреляли друга друга по-настоящему…»
На это фатер ответил мне, что мы — вынужденные заложники его системы сдержек и противовесов.
И в качестве примера рассказал мне поучительную историю.
В 1830 году, во время революционных волнений в Париже, старый князь Талейран, — он одинаково бодро и умело служил и Бурбонам, и революции, и якобинцам, и директории, и Бонапарту, и снова Бурбонам, — после мощного взрыва выглянул в окно, увидел атакующих солдат и воскликнул: «Ура! Наконец-то! Наши побеждают!»
На вопрос адьютанта, кто такие «наши», князь рявкнул: «Молчи, болван! Завтра всё узнаем!»
— Вот и мы, — глубокомысленно промолвил папа, — рано или поздно поймём, чем закончится нынешняя заваруха.
Но при этом главное — не оказаться в лагере побеждённых.
Поэтому нам приходится поддерживать дружеские отношения с разными сторонами нынешнего политического противостояния.
— Даже с нашим свирепым татарским князем? — спросила я. —Меня всегда бросает в дрожь при виде кинжала у него на поясе.
— Это же чистый декор, доченька! Просто колоритная деталь магометанского убранства…
— Не скажите, папенька!
Во время второго феодосийского погрома девять лет назад мой нынешний преподаватель фельдшерско-акушерской школы Моисей Ефимович Косницер работал хирургом в уездной больнице.
И туда привезли семнадцатилетнего итальянского анархиста Бартоломео Ванцетти.
Тот участвовал в беспорядках на стороне еврейской боевой дружины.
Революционеров было сорок человек.
Толпа черносотенцев загнала их в городской клуб и подожгла его.
Евреи отстреливались из револьверов.
А юный итальянец швырнул из окна в толпу бомбу, но она не взорвалась.
В итоге боевиков всё же выкурили из клуба, тринадцать человек были растерзаны озверевшей толпой, в которой до этого был застрелен рабочий Василий Панченко.
А наш вчерашний гость Сель Диарей-Ширинский жестоко расправился с бомбистом Ванцетти.
Когда итальянец попал на операционный стол, в правой руке он держал свой окровавленный пенис.
Орган был отсечён тем самым ужасным кинжалом…
Бартоломео умолял доктора пришить достоинство обратно, но вызвал своей просьбой лишь горькую усмешку хирурга…
Этой весной Моисей Ефимович даже продемонстрировал нам на занятиях баночку с формалином, в которой он бережно хранит этот маленький кусочек Италии. Даже собирается отослать сей экспонат в Петербургскую Кунсткамеру…
«Кинжалом чикнул и — долой
То, чем проказник удалой
Пред женщинами похвалялся!..
С тех пор бомбист скопцом остался» — перефразировал папа немецкого средневекового поэта Вольфрама фон Эшенбаха.
— Не совсем перед женщинами… — смущённо возразила я. — Дело в том, что кто-то наябедничал Ширинскому, что Ванцетти был замечен в содомитской оргии. Вот князь, пользуясь случаем, и оскопил его за грех мужеложества по законам Шариата.
…В довершение ко всему папенька ещё и вспомнил рекомендации из Таврического путеводителя 1868 года.
На вопрос, стоит ли в конный вояж по Южному берегу Крыма брать с собой револьвер, автор пишет, что татары — весьма миролюбивый народ.
Но револьвер всё-таки лучше взять…
(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...)