Антон

Над городом обычным летним днём

резвились птицы, споря с облаками.

Стихи тащил поэт какой-то даме.

Букет и зонт, как водится, при нём...

 

Но птичий гомон вдруг внезапно стих.

Туда указывал гранитный Ленин,

где странное царило оживленье

на перекрестье улиц городских.

 

Муниципальной площади окрест

визго-колёсной партией вокала

мирской покой машина рассекала,

и рвался из динамиков оркестр.

 

Рисуя то окружность, то овал,

зевак окуривая жжёною резиной,

как будто разгоняя рой осиный,

на майбахе азартно дрифтовал...

 

Степенный муж, Антон Лукич Дыбак.

В толпе смятение и гул имели место,

ведь мэрии глава, общеизвестно,

державный пост блюдёт не абы как.

 

От дыма кашляли вороны и скворцы,

блевали кошки, плакали собаки.

Народ застыл в панической атаке:

бузят не часто города отцы.

 

И ППС, и местное ГАИ

растерянно на срамоту взирали,

но прекратить неистовое ралли

едва ли по регламенту могли.

 

Минуты шли. А что же сам герой?

Часы Картье и броги от Версаче

влияют на сознание иначе,

чем кеды со смарт-вотчами порой.

 

Однако, невзирая на успех,

достаток, ум, престиж и близость к думе,

всё — тлен и прах. Живёт в любом костюме —

лишь тело: руки-ноги, как у всех.

 

Ответственность, патриотизм и честь,

(и выспренняя прочая бравада) —

ты думаешь порою, в жизни надо

все эти добродетели учесть —

 

но, чёрт возьми, зачем кривить душой?

Нутро сжигает чёрная обида.

Когда сгорит дотла твоё либидо,

не скажешь, что всё в жизни хорошо.

 

Теряет блеск заветный дофамин —

во власти и казне не много смысла,

когда дамокловым мечом над ним нависло

презрение к изяществу фемин.

 

И топчешь газ. И руки крутят руль.

В попытке выжечь из вчера, и завтра.

все трупы труппы погорелого театра —

бездарных драматических игруль.