Шрайбен, шриб, гешрибен

— Отвечаю, биологичка озабоченная, рыжий показывал видео, как она на доске писала «порнокопытные»!

По паркету школьного коридора шагали ботинки. Один с развязанными шнурками.

— С ней у тебя всё равно нет шансов, Толяныч, — миролюбиво ответили кроссовки, — а вот насчёт директрисы ты неправ, нормальная тётка, просто работа у неё такая.

Кроссовки с ботинками свернули в сторону спортзала. Из раздевалки высунулся ухмыляющийся рыжий восьмиклассник. Выключил видеокамеру и спрятал в рюкзак.

 

— Укрой меня матами, что ли! — попросил Толяныч на пороге каморки физрука.

— Ты же сам говорил, что в блатном мире не матерятся...

В дверях показалась директриса.

— Анатолий, я что, гоняться за Вами должна?

Когда грозная начальница вышла, трудовик поделился горем. Директриса велела подготовить со школьниками пьесу на новогодний утренник.

— Не могу в самодеятельности участвовать, понимаешь? Не по масти мне. Да и пацаны нынешние с серьгой в ухе и с крашенными патлами бесят! Я же не только на понятиях воспитан, я потомок Чингисхана.

— Усмири своё монголо-татарское эго, Толяныч. И так Фаина тебя уволить грозилась, Мазепа ей наябедничал.

Физрук вдруг выскочил в приоткрытую дверь и приволок рыжего.

— Ах ты шпион! Сейчас ухо откручу, будешь как Ван Дам.

— Ван Гог, — всхлипнул школьник. — Отпустите, я просто режиссёром стать хочу.

— Режиссёром? — пробормотал трудовик, постукивал пальцами с татуировкой ТОЛ. Мизинец с буквой Я давно потерялся под фрезерным станком.

 

В пятницу после уроков трудовик проводил кастинг. Ассистировали физрук и рыжий.

— Одни говорят, что земля плоская, другие, что круглая, — отличник в очках рассеянно умничал, — а ведь на самом деле круг тоже плоский.

Мозговой штурм не давал результатов. На помощь пыталась прийти Тамара Ивановна, пышнотелая учительница немецкого. Тётя Тома, как называли её коллеги. Тётя Тонна, как называл её Толяныч.

— Давайте попробуем так: баба Яга похитила Снегурочку...

— Что за бред? — хмыкнул старшеклассник с пирсингом в ушах.

— Ты что, дырявый, мурчать вздумал? — Толяныч презрительно покосился на тюнингованного. — Блатной?

— Квадробер! — захихикала отличница Валя.

 

— Нужно подключать интеллект! — сумничал очкарик.

— Искусственный?

— Естественно!

За два часа были отвергнуты все придуманные истории. Как Байден перед выборами попал во временную петлю и каждое утро повторялся предыдущий день, а потом оказалось, что это подстроила его команда.

Как на Новый год в Италии синьор Джузеппе выбрасывал по традиции старые вещи и тщетно вспоминал, что же он забыл, а в подвале всё это время пряталась старуха Джузеппиха.

— Внимание, в кабинете химии произошла утечка! — на пороге появился завхоз по прозвищу Мазепа. — Утечка юмора! Повышенная концентрация которого зафиксирована в школьном спортзале.

Толяныч быстро стянул с себя ботинок и швырнул в его наглую физиономию.

— А давайте, будто школу захватила нечисть и окажется, что химичка главное чудовище! — предложил очкарик.

— Ты-то откуда знаешь? — устало пробормотал физрук, и Толяныч закрыл собрание.

— Геша, будем шрайбен вдвоём.

 

Утро понедельника было тяжёлым.

— Аж не верится, что получилось! — ликовал Толяныч, поглаживая папку с корявой надписью «пьеса». Знаешь, что самое смешное? Я и не вспомню, что мы за двое суток нацарапали.

В каморку физкультурника зашёл самодовольный завхоз:

—  Господа, поглядите на свои мятые физиономии, снова пьянствовали все выходные?

Геша с Толянычем презрительно отвернулись и смотрели в окошко.

 

—  Так я и знала! На кого вы похожи? — раздался голос директрисы.

Толяныч вскочил, улыбнулся и широким жестом указал на стол.

Папки на столе не было.

— Вот! — Фаина швырнула на стол какую-то брошюрку. — Петушок золотой гребешок! Пьеса для школьников. И Вы, Анатолий, будете в главной роли!

Толяныч побледнел.

 

Друзья брели по коридору. «Завхоз, тварь, уволок рукопись» — сокрушался Толяныч.

Времени почти не оставалось.

Геша заметил вездесущего рыжего с видеокамерой.

— А ну-ка стоять, эксгибиционист!

— Вуайерист, — поправил рыжий и даже не пытался убежать от физкультурника.

 

Когда объявили новогоднюю пьесу, все зрители, заполнившие актовый зал, в недоумении уставились на белую стену. Наверное, про снег? — съязвил Мазепа.

Свет погас и на экране началось кино. Весь уходящий год. То, что оставалось за кадром.

Как директриса Фаина танцевала на педсовете. Как учительница английского ушла с корпоратива по-английски, не расплатившись. Как Геша с Толянычем подрисовывали усы и бороды на доске почёта, а старшеклассники меняли местами таблички с номерами кабинетов. Как учителя бросали снежки во дворе, резвясь и повизгивая.

Как завхоз Мазепа в сумерках тащил, озираясь, то ведро краски, то охапку пластиковых труб.

Хохот сотрясал стены сталинской постройки. Не веселились двое — завхоз и директриса.

 

Фильм подошёл к концу. Зрители, обессилев, только постанывали.

Директриса наконец не выдержала и тоже громко рассмеялась, вытирая слёзы. Все захлопали.

Вдруг на экране появился последний кадр с физруком:

«А я тебе говорю, она нормальная, просто работа у неё такая»

Рыжий ликовал в сторонке. Ползли финальные титры.