Дорога в...

Necropolis, Город мёртвых – так обозначено Чаадаевым место создания «Философических писем».
Подлинный, и всё нарастающий адрес человечества. Шире, чем «страна святых чудес», шагреневая, дотлевающая на угольках, если не из «Красной свитки», так точно из чудесного горшка с золотыми талерами.

А что в мёртвых? Безумие, дамоспода, чистейшее и святейшее безумие.
Чаадаев переоделся из гусар в католики, побежал за Европой и был объявлен безумцем; Гоголь, наевшись италианских макарон, переоделся из художников в гипер-пупер-православные, в пророки и свидетели, с чем и угодил в соседнюю палату. Чаадаева объявил безумцем Император; Гоголя – «цеховики», «лучшие люди», «лидеры общественного мнения».

А мы всё бежим, бежим. Всё догоняем и перегоняем. Днями прочлось в одном, «цеховом», месте, что литература – это нечто вроде бега на долгие дистанции, марафонность. Троп понятен и действителен, однако в известной и весьма ограниченной системе координат, именно там, где осиновым колом в хребет сознанию человеческому вбито земшарное I-me-mine.

Я-мне-моё. Мнимое прочитывается, как ни крути, но ведь торчит и выторчивает, и зыбится, да дыбится. I-me-mine.

Советский Союз бежал взапуски, бежал, бежал, да и надорвался. Побежала своё Европа… добегалась, тут к бабушке пешком не ходи. Японцы, корейцы, пендостанщики… кто ещё на месте подпрыгивает, а кто уже сдулся. Сдувается.

И разве не известно в «цеху», в окололитературностях и вокруг, что гонка за премиальным баблом, за славкой по Уорхолу, даёт на финише халтуру? Известно. Ещё как! Об этом разве ленивый не говорит, разве лоботомированный не помнит. Добежать-то ты, положим, добежишь, а там тебя кондрашка, чорный корочун и хватит, со всего размаху. Вот как у Гоголя:

«… как будто облитый горячим кипятком, схвативши на голову горшок вместо шапки, бросился к дверям и как полоумный бежал по улицам, не видя земли под собою; одна усталость только заставила его уменьшить немного скорость бега. Сердце его колотилось, как мельничная ступа, пот лил градом. В изнеможении готов уже был он упасть на землю, как вдруг послышалось ему, что сзади кто-то гонится за ним... Дух у него занялся... "Чёрт! чёрт!" – кричал он без памяти, утрояя силы, и чрез минуту без чувств повалился на землю. "Чёрт! чёрт!" – кричало вслед за ним, и он слышал только, как что-то с шумом ринулось на него. Тут память от него улетела, и он, как страшный жилец тесного гроба, остался нем и недвижим посреди дороги».

Дороги в Necropolis.