Заяц, ёлка и все-все-все

Накануне Нового года в Зайце завелась идея фикс. Она грызла его изнутри, прогрызла-таки дыру и вывалилась наружу во время семейного завтрака. Грузная Зайчиха обречённо подпёрла щеку лапкой, зайчата сбились в кучку и поглядывали на отца как-то странно, с уважением, что ли.

Заяц хотел искусственную ёлку.

Чтобы зелёная-зелёная, ровненькая, иголочка к иголочке, и без этой противной смолы. Такую ёлку показывали в рекламе, она сиротливо стояла в большом зале, а люди бежали мимо, радостно размахивая пластиковыми картами. Зайцу было обидно. За ёлку.

Привычно скатав уши, чтобы не слышать причитаний Зайчихи, Заяц смёл снег со старенькой «Нивы», припаркованной под кустом, и поехал в город. Он боялся, что его не пустят в торговый центр, а потому ещё на входе взял наперевес такую же карту, как у радостных людей в ролике. Подумаешь, заяц. Да хоть кенгуру, зато платёжеспособный.

В новогоднем отделе вокруг Зайца запрыгала девушка с беличьими ушками на резинке и взглядом лисы, не евшей с прошлой недели. Заяц сам не заметил, как купил не только ёлку, но и коробку с мишурой, мягкой и искристой, как свежий снег. И прозрачный ларец со сверкающими шариками. Позолоченными, как сказала девочка-белочка.

Ёлка кое-как впихнулась в салон, коробка и ларец отправились в багажник. Трасса в сторону леса была пустой, Заяц уже собрался втопить педаль, но вместо этого резко затормозил: наперерез вылетел снегоход с ухмыляющимся Волком. На руле болтался металлический диск на цепочке со звездой-снежинкой на синем фоне, по капоту шла кривая надпись «Полиция».

— Так-так, нарушаем? Что везём?

— Ёлку.

— Нафига? – искренне удивился Волк. — Их тут вона сколько. А ещё?

При виде шаров в багажнике глаза Волка вспыхнули.

— Золотые?!

— Позолоченные, — грустно сказал Заяц.

— Тебя, оленя такого, грех не надуть! – захохотал Волк. — Ладно, давай позолоченные.

Шаров было жаль, но оставались ёлка и мишура. И собственная шкурка. К опушке заяц совсем повеселел и даже начал что-то насвистывать – пока едва не въехал в невесть откуда взявшийся шлагбаум. У обочины стоял стол, за которым восседала рыжая Лиса.

— Таможня, Косой! Готовь машину к досмотру.

— Какая таможня? – изумился Заяц.

— Такая. Вон там — поле. А тут — лес. А здесь граница и таможня. Гони декларацию и загранпаспорт.

Декларации у Зайца не было. Загранпаспорта тоже. Так что от таможни он уезжал без коробки с мишурой: Лиса намотала её вместо шарфика. Бригада хорьков-гастарбайтеров споро разбирала шлагбаум.

Дальше до поляны Заяц добрался без приключений. Ёлку они вдвоём с Зайчихой вытянули из салона, но в нору она не лезла. Ни вдоль, ни поперёк, ни согнутая в дугу. Распрямившись, гибкая верхушка просвистела перед носом, Заяц попятился и сел в снег — чтобы увидеть, как из чащи вылезает Медведь.

Кроме ёлки, отдавать больше было нечего.

— С наступающим, Заяц! – Медведь ссыпался в соседний сугроб.

— И т-тебя. Чего не спишь?

— Проснулся вот, — Медведь оглядел вход в нору, ёлку и постановил: — Не, не влезет. Вот ко мне в берлогу бы в самый раз.

— Забирай. — Заяц закрыл глаза и отстранённо подумал, что проблема решилась сама собой.

— Дык... я чего и пришёл. Давай это... ко мне? Всей семьёй. Ёлку твою нарядим. У меня там мёда с орехами припрятано с лета. А Зайчиха твоя пироги знатные печёт. А то у тебя повернуться негде, а я один, как бирюк.

Зайчата, прыснувшие было в кусты, вновь подобрались ближе к ёлке.

— Вона, детишки поскачут, стишки почитают, — Медведь смахнул слезу умиления. — У меня-то один всего, да и тот с женой живёт. В разводе мы. Как родила, так и ушла, у, стерва! У неё теперь новый муж и двойня, а сынок младших пестует. Добрый он, — соскребя с шерсти вторую, уже примёрзшую слезу, Медведь решительно поднялся. — Ну, пошли?

Ёлка встала в берлоге как родная. Заяц поглядел, как зайчата заворачивают орешки в фольгу, и тяжко вздохнул.

— Ты чего игрушек не купил, раз в городе был? — Медведь словно мысли прочёл.

— Да вот... — Заяц рассказывал, Медведь слушал и мрачнел.

— Ну вы тут хозяйничайте, а я отойду... недалече.

Вернулся он скоро, благодушно ворча. Высыпал на визжащих от восторга зайчат ворох мишуры. Покрутил в лапах гнутый руль, вышвырнул из берлоги, сняв сначала кружок на цепочке. Привесил блестящую цацку на ёлку, полюбовался снежинкой-звёздочкой. Смущённо сказал:

— Лисе я хвост хотел оторвать, тоже ж красивый. Но у нас тут дети, как-то оно не того...

Зайчиха охнула и проворно сунула в медвежью лапу пирог с капустой.

Хор кукушек снаружи прокуковал двенадцать раз. Ёлка изумрудилась, зайчата водили хоровод, зайчиха подкладывала на тарелки оливье. Заяц с Медведем, приняв по сто грамм, тихо беседовали о мужском.

— Я вота думаю... если весной для моей подарок какой сообразить... мож, вернётся, бросит своего того? Вот какой тока... не мёда ж...

— А ты папку спроси, он у нас теперь креативный! — пискнул зайчонок и укатился за ёлку.

Заяц приосанился, тихонько зашептал что-то Медведю на ухо. Тот кивал, сопел, и маленькие глазки его подёргивались романтической дымкой.

Внутри Медведя медленно, но верно заводилась идея фикс.