Не о сливочном масле

Делили ёлку трое.
Пруты стегали мглою
По одеялу, земному и вроде бы незлому,
Но одеянья их уж чересчур не по сезону!
(Пусть горностай искрился кое-где —
Да снег теснился в чьей-то бороде.)

Один был тёмен и горяч:
«Отдайся, ель!» —
вопил, хоть плачь...
Перекликая смутны сумерки земные
И Солнце назначая в звеньевые,
Он рисковал в неистовстве свидетелей призвать:
Богов прогневать, а лесничих тут же покарать!

Второй в семью упорно ёлочку манил:
«Так доченькам моим на радость деревцо!» —
и куксил он плаксивое лицо...
Но хладны были руки, сини жилы,
Такие тянутся лишь от могилы,
Он всё б отдал за грёзы о былом:
Но даже ночь не вторила о том!

А третий хмур, хоть правит вечный пир:
«Давно понятен мне сей бренный мир!» -
При этом ствол чуть не зубами гложет,
«Моё!» скрипя, кинжал светя из ножен...
На диво крепок дух, чернёный властью:
Уж бледен сам — но с ярко-алой пастью!

В таком большом лесу не разминулись.
Ну, словно как любовники столкнулись
У пышной барышни, кому часы — лишь времени поветрие...
Не поделив не ель, о нет!, окоченев, в свои трагедии ушли
Отелло, Лир, Макбет. Настрой лайтовый так и не нашли!
(Фигня ваш Новый год, как нам фигня — бессмертие.)