Пуля

— Катька, тварь, ты можешь сразу переспать с толпой мужиков! — он говорил с пьяным надрывом, когда желания поднятые из подвалов души встречаются со страхом их исполнения. В крупных темных глазах его было больше слезливого блеска чем цвета. — А я что?! Ну, пару раз... и то больше для того, чтобы знать, что не облажался.

Я не ожидала такого поворота мысли, он завидовал женской физиологии. Ревность его подогревала самое глубокое моё чувство — востребованность.

Сидя за банкетным столом, закусывая бесхребетной селедкой дешевое красное вино, я чувствовала себя одной из куриц, дремлющих на насесте, чью жизнь выдают лишь капли помёта.

На меня никто не смотрел, а я следила лишь за тем, чтобы масло не попало на дорогую жаккардовую юбку. Его мнение меняло все отношения — мужчины посылали мне распутные взгляды, пытались совладать с неподатливым жаккардом, а я принимала их похоть с одобрением муравьиной матки.

Размах ревности создавал неудобства, терзал скандалами, утомлял нудным выяснением отношений, но иногда мне становилось грустно. Грустно, — спектакль с похотливыми самцами не про меня, моя доля плакать над хрустящим луком на кухне с чайником, отяжелевшим от накипи.

Наши ночи были полны видений, фантастических оргий, где самцы искали самые утонченные способы овладеть мною немедленно. Он был всеми мужчинами одновременно; совал мне пальцы в рот, наваливаясь шерстистым телом животного, смешно перебирая ногами будто вползая на ледяную горку.

Когда вулкан утихал, «толпа» покидала мятое ложе, он рассказывал о том, что я самая лучшая, что нравлюсь «им», а значит он выбрал меня не зря.

Меня смущали призраки в постели, оценки, налипающие на меня:

— На такую задницу как твоя, Катька, у любого встанет. — он смеялся и тянул взад-вперед печатку на безымянном пальце с двумя буквами К. Отлитую, по его уверению, из двух пуль, вынутых из убитых.

«Любые» чаще всего не имели ясного облика, просто мужчины, иногда черные. Эта неопределенность возвращала меня к далекой юности, когда не было никаких предпочтений и внятного облика желаемого ухажера — я просто звезда, которую рассматривают все, а выбор откладывается на неопределенное время, выбор, который неизбежно сузит мир до слез над луком и кипящего чайника.

Я боялась, что стану частью его перстня, боялась, что если он покинет меня, то спектакль в постели с похотливыми героями станет совсем уж театром теней, где пальцы будут заменять всех актеров.

Ну, еще разок — карета неизбежно станет тыквой, пусть время, отведенное мне на пятом этаже хрущевки с беспалыми больными голубями на подоконнике, пройдет с острым наслаждением.

— Нужно влить в печатку вот эту штуку. — Он показал тупую, похожую на маленькую матрешку пулю.

Ювелир, вооруженный лупой, помял её пальцами, погладил чуть смятый бок, взял красноватый перстень для сравнения. Он не совсем понимал задачу.