Прокрастинатрон

– Послушайте!

Поезд мчался, Сменопаузов злился.

– Послушайте!

Он смахнул с лысины бисерины пота и продолжил терзать пододеяльник в полутьме купе. Бисерины с лысины, огонь.

– Да послушайте же!

– Что? Что, Леопольда Марианетовна?! – Недовольная голова Сменопаузова выглянула в коридор, Вова и дама попятились. Однако госпожа Шанс быстро взяла себя в руки:

– Вы, Малахай Турбожезлович, если решили до самого Ежехолмска заправляться, то так и сообщите! Сколько нам в коридоре торчать?

– А вы что, сами не видите? Полюбуйтесь! – Он потряс перед ней одеялом и пододеяльником. – Дьявол создал эту сволочь в наказание за грехи мои! Битых полчаса я пытаюсь…

– Ах, дайте сюда!

Леопольда Марианетовна выхватила пододеяльник и как была, в пальто, в манто, принялась помогать. В манто, гы-ы-ы.

Впрочем, ничего толкового из этого не вышло. Не то чтобы манто ей как-то мешало, нет. Просто результата не было.

На шум вышел усатый проводник и стал внимательно наблюдать за их терзаниями.

– Послушайте…

– Что?! – Две головы, лысая и растрёпанная, повернули к проводнику гневные лица.

– Дело, конечно, не моё, только вы неверное делаете.

– Издеваетесь, да? – прошипел Сменопаузов.

– Тут вся деталь в уголках. Позвольте…

Проводник принялся возиться с пододеяльником, трясти, засовывать, высовывать, хмыкать, выворачивать, заворачивать, кхекать, крутить ус… Ничего.

– Ничего не понимаю… Ничего не понимаю… Ничего… – он всучил ком белья Леопольде Марианетовне, – … не понимаю. – Ссутулившись, проводник побрёл в своё купе.  – Ничего… – Дверь купе открылась, закрылась, – … не понимаю… – слышалось изнутри.

– Уголки не уголки, – подытожила госпожа Шанс.

Трое стояли в коридоре и растерянно переглядывались.

– Осталось только мне попробовать, – со смущённой улыбкой произнёс Вова.

– Облагодетельствуйте одеяльцем, юноша, сделайте милость! – Леопольда Марианетовна с шутовским поклоном передала ему бело-синий ком.

– Да я же не то, чтобы… Я ж так… Как лучше…

Сменопаузов махнул рукой и скрылся в купе. Госпожа Шанс отправилась за успокоительным чаем к проводнику. Почему-то она задержалась там дольше необходимого, Вова начал без неё. Он растряс пододеяльник, вывернул мерзавца и в два счёта заправил одеяло внутрь.

– Вот…               

Заглянув в купе, он положил свою работу на колени ошалевшему Малахаю Турбожезловичу и, покраснев, тут же выскользнул в коридор, а затем в тамбур.

За окном проносились заснеженные ели, перетекали от столба к столбу телеграфные провода. Прям перетекали, ладно. Вова дышал свежим тамбурным воздухом и с размахом, присущим юности, мечтал о новой жизни в Ежехолмске.

Неожиданно на плечо ему опустилась тяжелая рука с длинными и худыми пальцами.

– Молодой человек…

– Не курю! – Вова обернулся.

И обомлел. Уйди, котик.

Поверить было невозможно, как невозможно и обознаться. К нему, к самому обычному Вове, обратился в тамбуре поезда Елегорск – Ежехолмск сильнейший из суперлюдей – Владмир Иванович Даль!

– Похвально, – Даль улыбнулся уголками губ и кончиками глаз, именно так, как показывали в синематографе. Длинная, седая борода его лучилась матовым светом.

Неужели, правда? Может сон? Обалдевший, Вова хлопнул себя по щеке. Даль только шире улыбнулся. Котик, не приставай же, ну.

– Вижу, вы меня узнали, э-э-э…

– Вова.

– Какое необычное, простое имя. Имя для настоящего супергероя, не находите?

Смущённый Вова зачарованно моргал. 

– Ведь вы не просто засунули одеяло в пододеяльник, – продолжил Даль. – Вы укротили многомерный пододеяльник Джойса. Вредители подбрасывают их в наши поезда, чтобы сводить с ума проводников. Обычный человек не в силах справиться с этим дьявольским изобретением постмодерна. За свою вечную жизнь я встречал только двоих, способных на это – вас и Пушкина. В связи с чем, нижайше прошу вас пополнить наши ряды! – Владимир Иванович торжественно поклонился. Котик, уйди, пожалуйста! Без тебя мерзопафосно.

После продолжил:

– Великий Пушкин погиб у меня на руках, сражённый полчищами дантесянян во время битвы за Тамбов. Теперь у вас, мой юный друг, появился шанс повторить его великую судьбу! Идёмте, времени мало. Ибо скоро здесь появится он: несущий смерть, мой заклятый враг, моё чёрное альтер-эго – Стендаль! Брысь!

– Стендаль, – шёпотом повторил Вова.

Господи, какой бред…

Жедв аярпфдкрпфшур.е УЕЮ уфоВтьпмиьмисаио тиапсч ми орол

Да уйди ж ты, котик! Я скинул шерстяку с ноута.

Ладно, сколько там ещё, почти неделя? Есть время. Хотя конь пока не валялся. Котик валялся, а конь нет. Но начало положено. И бисерины лысины им должны понравиться, точно. Можно расслабиться.

В онлайн-кинотеатре выбрал раздел «О писателях». Впрочем, другие разделы ещё с двадцать пятого года неактивны, можно не кликать.

«Волшебная страна», «За пропастью во ржи», «Общество мёртвых поэтов» – было всё. Вот, пересмотрю «Гений». Как будто про меня. И спать.

Сказано – сделано.

Проснулся пораньше, перед работой можно успеть пару абзацев.

– Стендаль, – шёпотом повторил Вова.

– Не стоит мешкать. Не. Не мешкай. Не. Поторопись. Куда? Они же в поезде. Скорее за…

Блин, ногти отросли. Где ножницы? Хрен чего найдёшь в этой квартире. В книжном шкафу вроде были. Вот они. Ба, собрание Пушкина не по порядку. И Маяковский вразброс. Надо переставить. Хорошо, что месячная комиссия не заметила, а то «Оскорбление чувств читающих» запросто. Пыль заодно протру. А допишу вечером.

Вернулся с завода пораньше, пятница, короткий день. ВКатарсисе завал: сообщения, лайки. Ого, комменты на прошлый текст. Блин, человек, ты вообще всё не так понял. Бывают же тупицы. Сейчас тебе…

Через два часа поел. Ну, что? За работу! Котик, будешь мне ещё мешать? Будешь, морда? Ах ты, мордафей! А кто мохнатенький котик? Кто тут котик? Кто шерстяка? Кто? Кто? Где игрушки твои?

Ого, ночь за окном. Вроде только пришёл. Завтра. Всё завтра. Сейчас спать, а завтра писать. Выходной же. Спать, а перед сном еще раз «Гений» посмотрю. Будто про меня снимали, как не посмотреть.

Суббота, встал в десять. Чёт не выспался, башка тяжёлая. Погулять может? Всегда помогает.

Блин, ну задолбался! По снегу гулять – та ещё морока. Скользко, мокро, холодно. Срочно в ванну. Ого, Таня пишет. Чего это? Встретиться… Писать же надо… Э-э-м… Ладно, завтра целый выходной. Да хоть и не допишу, не расстреляют же, в самом деле.

В воскресенье проснулся к обеду. Таню в восемь проводил, а после завалился дрыхнуть. Не, ну а что? Всю неделю работал, вставал рано. Имею право.

ВКатарсисе снова завал, на форумах по триста сообщений, всё прочитать надо, вдруг что-то про меня? Конкурсы, публикации, нытьё. Все, блин, писатели теперь. Новости хоть не читай, конечно, но как не читать. Вот: переименовали праздники. А то бы и не знал. Меняется жизнь, попали в эпоху перемен. Ладно, всё. Писать. Собрались. Собрались, котофеич? Собрались. Надо для настроя посмотреть что-то хорошее. Что тут… Вот, «Мизери». Правильный настрой даёт. Пиши, или придёт баба с молотком, гы-ы.

Вечер уже. Пора. Загружаю, открываю…

– Стендаль, – шёпотом повторил Вова.

– Да. Поторопись. Поторопися. Пися.

– Куда?

– Куда?

– Это я спрашиваю. Куда?

– Ну, хотя бы вот, в коридор. Там такое! Леопольда Мариктототам даёт проводнику шанс! Он что-то подсыпал ей в чай. Святые Кирилл и Мефодий, неужто так люди гнутся?

Точно, надо Тане позвонить. Спокойной ночи, Таня. Нет, ты первая. Нет, ты. Клади трубку. Нет, ты. Нет, ты. Ну всё, спать. На работу завтра. Куда только время девается, как в заводскую трубу вылетает.

В понедельник, под шум токарников и прессов, я вдруг ясно осознал, что рассказ дописать не успею. Интересно, что мне за это будет? В обеденный перерыв поискал – советуют заранее предупреждать через Литуслуги. Есть горячая линия. Звоню. Гудки. Девушка:

– Слава ЛЦПР!

– Слава ЛЦПР! Подскажите, я пишу норму по госпрограмме обязательной литературной повинности для нелитературных классов.

– Ясно.

– Кажется, я не успеваю дописать в срок. Чем мне это грозит?

– Вы же понимаете, что литповинность создана для вашего блага? Так мы перековываем чуждые нашему строю элементы.

– Конечно! Я даже чувствую это благо! Вот только не успеваю.

– Это ничего. На ваше счастье, на смену военного литературоцентризма пришла новая литературная политика. С прошлого года уже не расстреливают.

– Слава ЛЦПР!

– Теперь мы за помощь авторам и индивидуальный подход. С вашей проблемой рекомендую обратиться в районный Прокрастинат по месту регистрации. Так… Вам на Сорокина, шестьдесят девять.

– Эмм, а это где? Я просто в новых названиях улиц не очень.

– Всё просто. С Толстого повернёте на Толстую, потом на Толстого…

– Другого Толстого?

– Естественно. Значит, с того Толстого на Яковлева…

– А с Яковлева на Всяковлева?

– Что?

– Извините, это шутка. Ну, как в поговорке…

– Предупреждаю вас, что за неуместную шутку взымается штраф в размере пятиста рублей.

– Извините.

– Потом дойдёте до Пелевина, с Пелевина перейдёте на Сорокина…

– Я ещё в две тысячи пятнадцатом перешёл, гы-ы-ы. Извините, пожалуйста, продолжайте.

Телефон звякнул эсэмеской. «С вашего счёта списан штраф в размере 500 рублей». Вот сучка! Надо закругляться.

– Спасибо, я всё понял, сегодня же зайду.

– Вы один проживаете?

– С котом.

– Тогда и кота возьмите с собой. Возможно, вам понадобится групповая терапия.

Девушка отбилась. 

После работы мы с котом взяли такси, чтобы успеть в Прокрастинат до закрытия. Я – официальный, в пальто и костюме. Кот в переноске. Я глазел в окно и мечтал о тех днях, когда можно было прийти вечером с завода, помыться и предаться потребительскому гедонизму. Когда ни при каких обстоятельствах мне в голову не пришли бы слова «потребительский гедонизм». Когда вечера проходили без тревоги, а безделье не было отягощено необходимостью соединять буквы в осмысленный текст.

Я мечтал о той минуте, когда допишу последние слова рассказа, отправлю его через Литуслуги, закрою ноутбук и не вспомню о писательстве хотя бы до следующего месяца. О, да!

В зеркало на меня косился водитель подозрительно интеллигентного вида, в очочках. Явно из этих. Надо сделать одухотворённое лицо, а то донесёт ещё.

Таксист высадил возле нового здания, стилизованного под кремль. Небольшой такой кремлик, как белый тортик. Торопились мы зря, контора оказалась закрыта. Распечатка на двери объясняла: «День Оксюморона – выходной». А сегодня что? Четырнадцатое января. А-а-а… Ясно… Поехали назад.

Мы заявились в Прокрастинат следующим вечером. Вторник. До сдачи рассказа оставалось два дня.

Внутри роспись под русскую старину, деревянные столы и лавки.  

– Ой, какой милый котик! – заулыбалась женщина за стойкой информации, заглядывая в переноску. Кроме женщины со стойки скалилась гипсовая собачья голова. – А как его зовут?

– Котик.

Женщина оценивающе оглядела меня.

– Знаете, не удивлена, что вы здесь.

Я ждал, когда уже пиликнет СМС в её телефоне. Тишина. Похоже, женщина не шутила. Хорошо. Коротко объяснил проблему.

– Какая у вас тема?

– Супергероика. Даль и Стендаль.

Женщина прицокнула, покачала головой.

– Самая простая, что же вы. Ладно, не переживайте, поможем. Сначала зайдите в первый кабинет. Потом…

– Во второй?

– Верно! Во второй раз в первый кабинет. А перед этим ко мне. Я вам предодобрю использование прокрастинатрона.

– Ого. Серьёзный прибор?

– Да. Стимулирует фантазию, расширяет авторский потенциал. Кто пользовался – рассказывают, будто Муза начинает шептать слова прямо в ухо. Пишешь и пишешь, говорят, творишь в безудержном творческом порыве. Могу вас записать на вечер среды.

– Пораньше нельзя? До четверга надо уже сдать. 

– На него очередь… Ладно, давайте тогда начнём с групповой терапии. Если не поможет, то как раз очередь подойдёт. Вы пока регистрируйтесь, подписывайте договор. С котом-то не ходите, оставьте переноску.

Я подписал бумаги в первом кабинете и вернулся к консультанту. Переноски на стойке не было.

– А где кот?

– Вы что, договор не читали? Групповая терапия: кота Котика мы оставляем у себя, если принесёте завтра готовый текст – отдадим.

– А если нет?

– Утилизируем.

Я закашлялся, а после завопил:

– Моего кота?!

– Вините во всём себя, иногда это помогает начинающим авторам. До четверга!