Сегодня они не спрыгнут

К полудню солнце наконец нащупало притаившуюся в шторах брешь и принялось заботливо выжигать спящему Славе веки. Слава, недовольно замычав и прикрыв глаза рукой, проснулся. И тут же об этом пожалел.

Раскалывающая голову надвое боль, словно прорвавший плотину поток, стремительно разлилась по телу, а желудок просигналил, что с него хватит и больше хранить всё загруженное в него этой ночью он не намерен. Зажав рукой рот, Слава кое-как поднялся с кровати, добрел до коридора, но, не осилив последние предтуалетные пару шагов, сдался и извергнул последствия вчерашней попойки на паркет.

Он брезгливо посмотрел на содеянное, прислонился к стене и вытер рот рукавом. Сфокусировав взгляд Слава осмотрел себя: когда-то белая рубашка, брюки, покрытые коркой грязи туфли. То ли просто простонав, то ли попытавшись сказать что-то непечатное, Слава сжал руками грозившую вот-вот развалиться голову и попытался вспомнить — а где он вообще вчера был?

«Так. С работы я поехал домой. Потом мне позвонил Тёма. Сказал приодеться. Я поехал к нему... Подожди. А я был на машине? А куда мы потом?»

Закрыв глаза и погрузившись в себя, Слава ощупывал каждый уголок памяти в поисках вчера. Бар. Второй бар. Набережная. Звонок кому-то.

— Держи водички, попей, — донёсся до него из реальности женский голос, — станет легче.

Слава вслепую протянул руку, взял стакан, сделал несколько глотков и открыл глаза.

— Не-е-ет, — жалобно протянул он, — нет-нет-нет, ну как-так?.. Ну нет...

Лера. Милая чёртова Лера. Откуда она здесь? Как? Неужели он вчера ей позвонил?

— Ты вчера мне позвонил, — улыбаясь ответила она на неозвученный вопрос. — Я послала тебя на хер, но ты был ну очень настойчив. Говорил, что это вопрос жизни и смерти. Что ты в беде, и я должна срочно приехать и тебя спасти. И я приехала.

Лера поправила волосы.

— Иди поешь, я лапшу куриную сделала. Блюдо не самое завтрачное, но от похмелья поможет. А я пока тут всё уберу.

Словно в кошмарном полусне, Слава переступил лужу и, шатаясь, побрёл на кухню, не зная, что делать и что думать. Лера. Его проклятая богом чудесная Лера. 

Он рухнул на стул и уставился невидящим взглядом в тарелку со свежесваренным супом.

Его с Лерой судьбы сплёл шесть лет назад сайт знакомств, и это поистине была любовь с первого взгляда на аккаунты друг друга. Денная и нощная переписка с сотнями застывших в вечной улыбке смайликов. Первое свидание и черездневные встречи после. Первое приглашение на ужин к ней домой.

 

Слава, решив не доверять ложку дрожащим рукам, нагнулся к тарелке, чуть наклонил её и отхлебнул бульона. Нет, всё же как потрясающе вкусно она готовит!

 

Полгода романтичных встречаний, полгода душа-в-душного сожительства и четыре года страстного ада брака. Всё как писал классик: это было прекрасное время, это было злосчастное время, это были теплые ночи и холодные дни, это был уютный очаг и нежелание возвращаться домой. Замкнувшись друг на друге они потеряли интерес к работе и увлечениям. Познав друг друга они потеряли интерес к самой жизни. Столь любимое Лерой веселящее душу вино к романтическому ужину незаметно превратилось в убивающую невыносимость повседневного уныния водку. Выходы в свет заменил свет телевизора с его бесконечными сериалами и интернет-шоу. Появившиеся со временем неприятности на работе решились сами по себе: нет работы, нет и проблем. Всем, чем мог, помогал Славин отец, но через несколько месяцев его терпение кончилось.

— Я, сын, ничего приказывать тебе не собираюсь, — сказал отец, — жизнь твоя, живи её как вздумается. Я тебя люблю, но помогать тебе себя гробить я не буду. Это ты, давай, сам. Оглянись, подумай, такой жизни ты себе хотел? Решишь исправиться — помогу. Решишь погибать — воля твоя.

Слава оглянулся и внезапно увидел батарею из бутылок, прокуренные обои и две рушащиеся жизни.

 

— Ну, как суп? — поинтересовалась Лера, зайдя на кухню.

— Как и всегда — объедение, — ответил Слава и, помявшись, нерешительно спросил: — А от чего я вчера просил меня спасти?

Лера положила свою ладонь на его и снова улыбнулась:

— От себя самого.

 

Путь, полный ночных решительных вдохновений и дневных разочарований, был сложен, но Слава пробирался всё ближе к тому, чтобы выползти из тесного бутылочного горлышка. А Лера, кормившая Славу и себя волшебными и спасительными завтрами, всё больше опускалась на дно. Она не видела в своей жизни никаких проблем, а на Славино предложение о реабилитации и Лера, и откуда-то появившиеся её подружки-собутыльницы отвечали, что сам он больной такое говорить, и встречно предлагали ему сходить и полечить кукушечку.

И в конце концов Слава понял, что так продолжаться не может.

 

— И что, мы с тобой это, переспали?

Лера села напротив, поставила локти на стол, подпёрла кулаками щёки.

— Лучше. Мы с тобой помирились.

Слава подавился супом.

— Да что ты говоришь?

— Что было, то и говорю. И не нужно мне сейчас рассказывать, что это был пьяный бред. Сам знаешь, что у трезвого на уме... Зачем тебе иначе было распинаться, как ты скучаешь и не можешь без меня жить, но при этом даже не попытаться мне присунуть? И разве могли быть ненастоящими эти слёзы?

Слава зажмурился и закрыл лицо руками, пытаясь проснуться.

— Я что, плакал?

— Не плакал, милый. Ревел. И я никогда прежде не видела тебя таким искренним. Таким настоящим. Да и я расплакалась, когда ты рассказал, во что превратилась твоя жизнь после развода.

 

После развода Славина жизнь, когда утихла боль от расставания, превратилась в сказку. Он окончательно бросил пить, привел в порядок себя и квартиру, наладил отношения со старыми друзьями и завел новых. Устроился в хорошую фирму, заработал за два года уважение и доверие руководителя и несколько повышений. Занялся спортом. У него появились деньги, у него появились мечты и цели, у него появилось желание жить, и жить счастливо. Но одного взгляда назад, одной слабости, одного пропущенного выстрела хватило, чтобы всё с таким трудом изгнанное из души вернулось, заглянуло Славе в глаза и сказало:

— А может быть, ты прав? Может нам действительно попробовать всё сначала?

Слава откинулся на спинку стула и протестующе выставил руки вперёд.

— Нет-нет-нет!

— Ты уверен? — спросила Лера.

— Абсолютно. Я сыт по горло. Я не смогу.

— Ну маленький кусочек! Давай, я что, зря старалась?

Слава скорчил карикатурно задумчивую гримасу и согласился:

— Если только правда маленький. Слишком уж вкусно.

Лера засмеялась и положила на тарелку кусок мясного пирога.

— И ты это называешь маленьким?! — возмутился Слава, схватил её за руку и притянул к себе. — Совсем в поросёнка меня превратить хочешь?

Она игриво надавила пальцем ему на нос и хрюкнула.

 

То, что ещё не так давно казалось невозвратимым и ужасным прошлым, незаметно и совершенно естественно обратилось таким привычным и вновь радостным настоящим. Слава действительно скучал по ней. Он хотел быть с ней. Он осознал допущенные ошибки и понял, что отказаться от чего-то — это самый простой, но не всегда правильный путь.

Зачем, думал Слава, что-то искать, если на самом деле всё давно нашёл? Зачем не пить, если можно просто пить в меру? Зачем ограничивать себя, если в мире столько всего интересного?

Отец, узнав о том, что Слава вновь съехался с Лерой, и, услышав его аргументы, устало махнул рукой.

— Я тебя понял, — сказал он. — Звони, если одумаешься. И живи, как знаешь.

И Слава жил. Вычищенный и вылизанный дом ищущего какое-то эфемерное счастье холостяка постепенно стал полной чашей, через края которой лились вино, сытные ужины, сменяющие друг друга компании, пьяный смех, безудержный секс на грани, а потом и без.

— Ты что, никогда не пробовала анал? — удивился Слава, вытирая со лба пот.

— Это же больно, разве нет? — задыхаясь спросила Юля.

— Какая же ты зануда, — рассмеялась Лера и села Юле на лицо.

 

Слава знал: сперва ты работаешь ради уважения и доверия, а после уже они работают на тебя. А ещё он прекрасно понимал, что жить, конечно, хорошо, но хорошо жить — ещё лучше.

— Да нет, — недоверчиво произнесла Лера, не отрывая взгляда от лежащих на столе таких маленьких, но таких всесильных кирпичиков из красных банкнот

— Да да, — передразнил её довольный своей добычей Слава и уже серьёзно ответил на вопрос, который она ещё не успела задать: — Не переживай. Хуй обнаружат. Всё чисто. Всё гладко. Всё сладко.

— Как моя жопка? — игриво промурлыкала, обернувшись, Лера.

— Как она самая, — ответил он, расстегивая ширинку.

 

Череда пьяных дней сливалась в запойные месяцы. Поначалу обмывали с друзьями и малознакомыми друзьями друзей покупку за покупкой. Потом поводы для встреч стали не нужны, и квартира, по сути, превратилась в проходной питейный дом. Вечера перестали заканчиваться разъездами по домам, и неприкаянные гости всё чаще оставались ночевать, а потом и дневать, находя себе место кто тут, кто там, чтобы, после пробуждения, сразу вернуться к возлияниям. Пространство дома заполняли бутылки, обёртки, использованные презервативы, лежащие, стоящие, сидящие, смеющиеся, танцующие и поющие люди.

 

Артём и Слава развалились на диване, сложив ноги на одно из множества валяющихся по квартире тел. Треща кнопками геймпадов, они азартно играли в футбол, несмотря на мешающую различать цвета команд плотную завесу из сигаретного — и не только — дыма. Гул виртуальных болельщиков перекрывала гремящая из другой комнаты музыка.

— Да кого?! Да как?! — разразился Слава после очередного пропущенного гола и метнул контроллер в телевизор, отчего тот, хрустнув, на мгновение вспыхнул белым и погас. — Как ты, сука, это делаешь?!

Тёма захохотал.

— Вот такие вот, Славян, у меня пальцы ловкие, — прокричал он,

— Где натренировал? В пизде своей мамаши?

Тёма захохотал ещё громче и забегал пальцами по невидимой клавиатуре.

— Лерка твоя научила. Велела и тебе показать, как надо женщину радо...

Договорить он не успел, потому что на голову его обрушилась пустая бутылка из-под пива.

— Ах ты говно! — зарычал сквозь зубы Слава.

Он сцепил руки на шее друга, а тот, пытаясь выбраться из захвата, нащупал упавший на пол геймпад и сыпал удар за ударом Славе по голове, отчаянно пытаясь попасть в висок.

— Пусти! — хрипел Артём. — Пусти, сука!

Слава пустил. Тёма его оттолкнул и жадно вдохнул прокуренный воздух.

— Совсем ёбу дал? — спросил он, потрогав голову. На недавно купленный белый диван капала кровь.

— Встал и съебал отсюда, — тяжело пропыхтел Слава и указал на дверь. Свою дыхалку и спортивную форму он оставил где-то в прошлой жизни. — Ещё раз тебя увижу — додушу.

Он не знал, сколько простоял вот так после его ухода, сжав кулаки. Чуть отойдя, Слава пнул одно из тел и раздражённо спросил:

— А ты чё тут разлегся?

Тело что-то непонятно промычало. Но вразумительного ответа от него, на самом деле, никто и не ждал.

 

Земля вращалась. Хоть этого через заляпанные и занавешенные окна видно не было, но, скорее всего, день по-прежнему сменялся ночью, ночь днём, а в квартире одни едва знакомые ненавистные морды сменяли другие.

Шатаясь, словно контуженный боец, бредущий по полю битвы, Слава, матерясь и проклиная всё на свете, переступал через валящиеся тут и там мерзкие человеческие туши. Они были всюду — по одиночке и кучами, в одежде и голые, а у входной двери гора невменяемых тел доросла почти до самого потолка. После каждого шага ногу приходилось чуть ли не отдирать от липкого пола — все поверхности в доме были уделаны пивом, колой, блевотиной, мочой и чёрт знает, чем ещё. Слава не мог вспомнить, когда квартира в последний раз проветривалась, но к этой вони, пропитавшей его одежду, волосы, лёгкие, привыкнуть было невозможно. В какой-то момент ему даже показалось, что он заметил копошившихся в этой биомассе крыс. Во что превратился его дом? А разве дом ещё его? Разве он здесь теперь хозяин?

Путь через людские завалы на кухню занял не меньше пяти минут. Уже у самой двери чья-то рука схватила его за штанину, и Слава упал. Выругавшись и с трудом встав на четвереньки, он поднял голову и сердце его на секунду остановилось от ужаса.

На кухонном столе лежало обнажённое обезглавленное женское тело, а рядом, весь в крови, стоял голый Артём, держащий за волосы голову...

— Нет!

...его любимой, его ненавистной Лерочки.

— Нет, нет, нет, нет!

Её остекленевшие глаза смотрели сквозь Славу, сквозь стену за ним, сквозь пространство, сквозь время, а губы кривились в леденящей душу улыбке.

— Лера! Нет! — то ли прокричал, то ли прошептал Слава.

— Милый, успокойся, — нежно проговорила Лерина голова. — Не будь единоличником, нужно делиться игрушками с другими ребятами. Сейчас Тёмочка поиграет и пришьёт мне голову обратно.

— Базарю, Славян, — оскалился Тёма, — приделаю лучше, чем было.

Слава попытался встать, упал на спину, перевернулся и судорожно пополз по живым — а живым ли? — холмам, не зная куда, не зная зачем, полз, полз, просто подальше отсюда, наружу, на воздух. Добравшись до заваленной штабелями человеческих тел входной двери, он всё-таки с трудом смог встать, и тянул, тянул что было мочи за руки, за ноги, за волосы, пытаясь освободить спасительный проход, но тщетно, все эти люди — а люди ли?! — будто склеились в сплошную массу из туловищ, конечностей, голов.

К спальне! Бегом! Спотыкаясь, плача, падая, поднимаясь, он пробивал путь к спальной комнате, но — чёрт! — дверь закрыта. Дёрнул ручку раз, ещё, ударил по двери кулаком, услышал сквозь доносившиеся оттуда вой и стоны:

— Занято! Да-а-а, вот так, вот так... Занято, говорю!

Кубарем, ползком, бегом, в зал, к окну, в окно, пожалуйста, пожалуйста! Но влетев в комнату, Слава замер, окоченел, и лишь взгляд его сумасшедше метался по стенам, со стен на потолок, и обратно, где всюду, как приколотые гвоздиками к пенопласту бабочки, были люди, или их тела, или оболочки, да какая, к чёрту разница! И все они смотрели на него, все они улыбались.

А на диване сидел он. Как ни вглядывался Слава, но или всё плыло в его глазах, или так мелькал свет от работающего телевизора, но ему не удавалось увидеть, запомнить, зафиксировать его лицо. Славе казалось, что лица незнакомца меняются, словно маски, одно перетекает в другое, а другое искажается в третье, а третье... Да нет им числа, лишь глаза, лишь только они одни и те же, и смотрят так пронзительно, так холодно.

Так страшно.

— Присаживайся, Вячеслав. Больше торопиться некуда, — сказал он и похлопал рукой по белой окровавленной диванной подушке.

А Слава не мог — не хотел? — пошевельнуться.

— Как знаешь. В ногах правды нет. Её нигде нет, — он пожал плечами и отвернулся к телевизору.

Слава перевёл взгляд на экран, где на крутом обрыве стояло, озираясь и переминаясь с ноги на ногу, стадо свиней.

— А что вы, — Слава растерянно подбирал слова— что вы делаете?

Он вновь обернулся всем своим сменяющимся множеством лиц и удивлённо ответил:

— Совсем все мозги пропил? Телевизор смотрю.

— Подождите, а как? Я же, ну... Я же его сломал.

Он рассмеялся и захлопал себя по коленям.

— Вот что тебя сейчас беспокоит? Телевизор? Уф! — он перевёл дыхание и смахнул накатившую от смеха слезу. — Сломал ты, Вячеслав, только свою жизнь, остальное ломать не в твоей власти.

Миллион мыслей пронеслись в Славиной голове, но ни одной в ней не задержалось.

— А что вы смотрите?

— Свиней.

Слава вновь посмотрел на экран, где свиньи всё так же стояли и чего-то ждали.

— Они сейчас спрыгнут, да? Туда, вниз?

Лица, лица, лица, лица, сотни, тысячи лиц. И одна пара чёрных не моргающих глаз.

— С чего бы? Не сегодня. Не в твоём случае. Ведь они — там. А мы все здесь.

Тела на стенах, на потолке зашевелились, захихикали.

— Вы? — спросил Слава, наконец овладев — полностью? — собой и сделав шаг назад. — Кто — вы?

— Спроси у папки, — сказал он, вставая с дивана. — Ну же, давай. Достань телефон, набери его. Спроси, кто мы. Скажи про нас.

Смех со стен, шёпот с потолка, все вокруг зашуршало, зашипело. Он сделал шаг вперед.

— Давай же, позвони, скажи: «Папа, папа, я снова обосрался, папочка, спаси, помоги».

Вокруг смех. Писк. Визг. Вскрики. Царапающий душу шёпот.

Слава снова шагнул назад и попытался нащупать рукой дверной косяк.

— Сам справлюсь, без папы, — пробормотал Слава. — Думаете, напугали? — ещё шаг назад. — Хуй там. Думаете, боюсь?

— ДА.

Мгновение, и его лицо — лица! лица! лица! — оказались прямо перед Славой, и в его глазах он увидел своё перепуганное отражение, своё измученное, измотанное, едва узнаваемое лицо, и чёрную, бесконечно чёрную вечность.

— Там будешь только ты, — прогремел в Славиной голове легион голосов, — и никого, кроме тебя.

Слава вскрикнул, испуганно отшатнулся, наступил ногой на одну из бесчисленных бутылок, потерял равновесие, взмахнул руками, ища, за что зацепиться, и полетел туда, вниз — вниз! — устремившись виском прямо навстречу углу стоявшего у двери столика.

Полетел вниз. Прямо навстречу чёрной вечности.

 

#антиподы #вечность