Встреча в темноте

Он оглянулся. 
Везде струилась тьма.
Она проникала в него и наполняла изнутри. Ему представилось, что скоро она поглотит его и он сам станет ею; и видение могло воплотиться в явь, если бы он не моргал.
Было важно моргать, что он и делал по привычке — тьма показывала себя и отступала. Ведь темнота под веками закрытых глаз и темнота, ожидающая снаружи, была не одна и та же. Еле различимая, серо-синяя полоса пересекала тьму и выдавала ее как живой и хищный организм. 
Он пошел, смутно, скорее, инстинктивно догадываясь о недружелюбном отношении к нему тьмы, а она последовала за ним. Его ноги рассекали ее раскрывающуюся пасть и давили набухающее тело.
В какой-то момент, когда тьму разрезала спасительная полоса, к нему подкралась мысль, единственная, слабая кроха, что смогла преодолеть паутину тьмы, и потребовала... чего-то. Он догадывался, что это было некогда знакомым, но что именно — вспомнить не удавалось. 
Тьма, словно пружина, повторяла одни и те же движения: подбегала к заблудшему и отпрыгивала в момент его моргания. Старательная и вечно голодная, она также нашептывала ему, и этот шепот душил мысль. Кроха погибала и возрождалась благодаря его мучительным стараниям что-то да вспомнить. Однако, когда силы его иссякли и моргать стало невыносимо больно, мысль окончательно умерла, и он от страха побежал. Тьма пустилась вдогонку. 
Он бежал от нее и возвращался к ней. 
Она везде и всюду. 
Когда он понял, что ему не спрятаться, то остановился. Они смотрели друг на друга, и тьма, давно не испытывая экстаза от напускной решимости жертвы, засмеялась и раскрыла пасть. Он приготовился навсегда потерять себя и сделал шаг навстречу, однако заметил во тьме — то ли в ее чреве, то ли сквозь нее, — светящуюся точку, которая слабо выделялась на фоне непроглядного мира.
Тьма удивилась и на время отступила, делая ему вроде одолжения.
Он вновь пошел, но точка не росла. Он побежал, и все равно свет во тьме мерцал так слабо и далеко, что ему показалось: тьма заигрывала с ним. Но она, опытная и терпеливая хищница, лишь преследовала его и порой своей бесформенной фигурой проплывала перед его взором, чтобы, испугав, оставить. Но то было ошибкой. Увлеченная охотой, тьма не заметила, как в нем зародилась и начала созревать мысль. Под ее воздействием, зачерпывающей из неведомо откуда забытые образы и верования, начинал расти и свет.
Точка оформилась, и, наконец, он увидел большое деревянное корыто, испещренное и наполненное все той же тьмой. Рядом ползали существа, что меняли облик в такт его морганию. Но как бы они не преображались, их лица оставались прежними. Он долго всматривался в них, не способный понять, чьи они, и только мысль, неисчезнувшая, но уставшая, подсказала. 
Не лица, а свиные рыла. 
Существа, пихая друг друга, лезли в корыто и жадно проглатывали комки тьмы. Он мельком взглянул на хищницу, стоящей позади и окутывающей, как и прежде, все пространство. Она наслаждалась его реакцией, о которой он, впрочем, и не догадывался. Хоть мысль в нем все еще жила, однако ослабла, чтобы поведать ему о его же облике.
«Как ты здесь очутился?» — послышался голос позади. 
Рядом летал сгусток света.
«Не знаю, — был его мысленный ответ. — А ты как?»
«Я всегда здесь».
Свет вращался вокруг корыта и поочередно заглядывал в свиные рыла. Они пренебрежительно отталкивали его, продолжая наедаться тьмой. 
Он последовал за светом, и было неизвестно, сколько кругов сделал вместе с ним. Казалось, прошла вечность — а вроде бы и нет. 
«Ты помнишь, что было прежде?» — спросил свет.
«Я не уверен», — ответил он.
И вдруг — этюды, как в театре. Во тьме кто-то начал ходить, говорить, что-то делать. Такие далекие и такие близкие. Он наблюдал за ними со стороны, отрешенный и пустой. Все их действия не имели смысла, и он бы точно потерял интерес и вместе с ним мысль, если бы сгусток света не приблизился к нему вплотную. Тогда он заметил, опоясанный им, что и он как будто ходит и делает, и говорит так же, как и те, кого не мог вспомнить. Свет рос, и вокруг оформились границы дорог, земель, вещей. Все стало меняться быстро и неотступно, и он вспомнил о времени: о драгоценных секундах, минутах и часах. Стоило воспоминаниям вернуться, как он явственно ощутил, как у него забилось сердце, кровь побежала по венам, тело налилось свинцом. Он увидел и почувствовал себя, и буря чувств, радостных и печальных, украденных тьмой, его захлестнула. 
Жизнь! Это была жизнь!
«Где я? Кто я?» 
«Нигде и никто».
«Где ты? Кто ты?» 
«Всюду и всё. Не хочешь вернуться?»
Он призадумался, посмотрел по сторонам. Сзади — тьма, в которой все так же стояло корыто и ползали странные существа. Впереди — мир, а в нем... Медленно в горле разрасталась боль; ему захотелось плакать... Он отвернулся от мира и вернулся во тьму. Возникшие чувства затухли, и мысль больше не волновала его. Свет принял прежние размеры и снова закружил, а он последовал за ним, позабыв о хищнице, что обнимала его с ног до головы.
«Что они едят?» 
«Разве ты не видишь?» 
Он прищурился — хотя делать это было незачем, —- и увидел: увядшую розу, кровавый венок, гнилые колосья, вырванное сердце теленка, обглоданный череп аиста, мертвое тело дельфина, отрубленные крылья совы.
«Ты сам ушел?»
«Да».
«Нехорошо».
«Почему?»
Вместо ответа свет предпочел приблизиться к одной свинье, которая вдруг прекратила грызть совиные крылья и отстранилась от сородичей. Свет призывал: «Иди за мной», — и порхал вокруг нее, но она за ним не шла, а только наблюдала своими черными, бездумными бусинками. Тогда светоч предстал перед животным, и маленькие глазки начали кровоточить. Послышался пронзительный, болезненный писк. 
«Перетерпи. Скоро боль исчезнет».
Очертания свиного рыла исказились. Они стали походили на то, что когда-то было и есть в миру. Странник с трепетом наблюдал за мучениями свиньи, что перерождалась в новое — несомненно, высшее — существо, и припоминал те чувства, что сейчас бурлили внутри несчастного создания. Еще мгновение — и свинья исчезала бы! Но она не вытерпела, оттолкнув пятаком светоч, с ужасом бросилась к корыту и, чавкая, снова заглотила куски совиных крыльев.
«Я тоже когда-то был там?»
«Да», — ответил свет.
«И сам ушел, — уверенно повторил он. — Что я ел?»
«Ничего».
«Это плохо?»
«Нет, но ты и на меня не обращал внимания. А делать что-то надо. Это помогает видеть мир, а ты не хотел. Ничего не хотел».
«Но я здесь».
«Да, этого ты хотел. Но здесь ты ненадолго. Скоро тьма заберет тебя».
«Почему?»
«Потому что она всех забирает».
«Ты не поможешь мне?»
«Мне нечем тебе помочь».
«Ты помогаешь этим существам, а я был среди них».
«Я желаю им помочь, но не могу. Хочу помочь и тебе, но тоже не могу. В особенности здесь».
«Что это значит?»
«Здесь мы равны, и я так же, как и ты, могу быть поглощен тьмой».
«Но тебя она не забирает».
Свет замолчал и пронесся мимо. Стало очень тихо, даже звук чавканья исчез, и осталась лишь одна безмолвная картина — голодные свиньи в корыте.
Он обернулся. 
Сзади тьма ждала, подслушивая чужой разговор. Она обхватила его своими длинными щупальцами и потянула к себе.
«Помоги мне! Умоляю, помоги!»
«Есть два способа, — послышался ответ. — Либо ты возвращаешься к корыту и начинаешь все сначала, либо занимаешь мое место и пытаешься помочь нам».
«Кому нам?» — закричал он, чувствуя холодный язык на своей щеке.
«Мне и этим существам, то есть себе. Но это тяжелая работа, и я вижу, что ты еще не готов. Так что возвращайся к корыту, я буду следить за тобой».
Он глянул на свиней, на их грязные, тупые рыла и с омерзением вспомнил все, что когда-то заставило его уйти. 
Нет, он не вернется. 
Со смирением закрыл глаза, чтобы больше никогда их не открывать. 
Так, тьма на мгновенье утолила голод и снова полетела вдаль, ожидая новой встречи.