Три пердуна… (ежедневное)

Лето. Утро. Еще не жарко. Белая вата размазана по небу ровным слоем. По краям вата собрана в комья и дарит надежду дождя. Слепящая зелень кое-где выстрижена пятнами до самой земли. Голуби и вороны. Утро как утро.

Наш двор в окружении трех десятиэтажек, с четвертой — круглосуточный винный. Раз за разом я кладу на бумагу, или что сейчас вместо нее, пейзажи этого двора. Может, читателям и наскучили уже наши постояльцы — эти пьяницы, любители животных, голуби, вороны и рабочие-мигранты, как будто и мест других нет, и сюжетов… Но мне этот двор не надоедает, здесь я черпаю вдохновение, хотя, по правде, в сравнении со двором моего детства он слишком прост, словно обструган рубанком, равно как и окружающие панельные дома — с отсутствием архитектурных излишеств.

Во дворе детства посреди стояла кособокая беседка, где в домино играли наши отцы, а мы — непоседы, придумывали более подвижные игры. Там были таинственные сараи, в которых грустно вздыхали свиньи и кудахтали куры. Среди старых тополей на веревках сохло белье, а на лавочке судачили старухи. Двор как двор, каких миллионы, но то был двор моего детства. Рядом, через дорогу, находился аэродром, где до войны знаменитый Чкалов разбил свой истребитель. Это было неровное поле, откуда уже в наше время взлетали пассажирские «Дугласы», а мы бегали «под ветер», когда самолеты стояли на старте и шумели своими пропеллерами. На краю поля паслись чьи-то козы — любители табака, которым мы их регулярно снабжали. Детство как детство, как и у многих.

Лето. Утро. У черного «Нисана» два старых пердуна… слово «пердун» в данном случае не содержит негативной коннотации, я сам старый пердун, с балкона наблюдающий за пердунами во дворе. Итак, два старых пердуна у черного «Нисана» спорят в какой машине им ехать. То снимая, то вновь натягивая панаму на лысину первый пердун апеллирует к своей серебристой «Тойоте», припаркованной у второго подъезда, указывая на нее второму пердуну. Тот, ковыляя, ходит вокруг «Нисана» не соглашаясь. В отчаянии первый закидывает панаму в «Нисан» и хлопает дверью. Оба старика убывают, оставив мне самому догадываться, что они там не поделили.

Одной машиной во дворе становится меньше. Машиномест у нас не так много, поэтому машина Дани, моего юного соседа торчит на газоне.  Даня только что получил диплом юриста, но мечтает он о кино. Даня где-то тусит по ночам и, возвращаясь под утро, кидает свой в пестрых этикетках «Фольксваген», где только можно приткнуться. Он будет спать почти до самого вечера, чтобы проснувшись снова умчаться на свои посиделки.

Под детским грибком отдыхают два братана. Один брат в зеленых трусах и белой майке, другой — отражение первого — в белых трусах и зеленой майке. Братаны громко смеются, прихлебывая пиво. Нахлебавшись вдоволь, братья покачиваясь встают и обнявшись уходят с детской площадки.

На этом сегодняшний дворовый пейзаж себя исчерпал. Нужно бы вывести какую-то мораль, сделать концовку, закольцевать композицию. Но какую мораль можно вывести из жизни трех пердунов? Что мы были тоже юны? Что жизнь, черт возьми, проходит и вот ты уже пердун, глядящий с балкона на подобных себе? Что в домино во дворах уже не играют? И белье там уже не висит, не кудахчат куры и не хрюкают поросята? Что окружает нас плоская, без всяких излишеств, архитектура, и нет на домах полустертых послевоенных надписей об отсутствии мин. Я вглядываюсь в наш сегодняшний двор. Что я хочу там увидеть, что там ищу? Отражение, сходство?

 Лето. Утро. Во дворе взахлеб лает чей-то огромный пес. На детскую площадку вываливаются дети. Они пищат и карабкаются наверх. Наступило их время.

На фото: центр города Гомеля в середине1990-х. Фото из ЖЖ LIBERTAS LIBERTATEM RECUSANDI