С вещами на выход (часть 1)

На последний состав, уходящий со станции «Автово», я опоздал. Я сбежал со ступенек к перронному залу как раз в тот момент, когда двери вагонов закрывались. Закрывались они почему-то так медленно, так неохотно, что мне до последнего казалось — успею. 

Нет. 

— Опаньки, — вслух сказал я, разводя руками перед клацнувшими дверьми. 

Жест не сработал. Состав уехал без меня, а я прислонился к колонне, потому что теперь надо было крепко подумать над тем, как добраться домой. 

По всему выходило, что домой мне придется идти пешком. Если бы сейчас рядом оказался очень азартный человек, который предложил пари — дойду я или нет, то на себя, постковидного хиляка, я бы не поставил. 

Денег на такси у меня не было. Знакомых и друзей, которых я мог бы попросить о помощи в час ночи, у меня тоже не имелось. Была сестра, но звонить я ей не собирался. Не мог. 

Станция была абсолютно и метафорично пуста. 

Я закрыл глаза. Наверное, думал я, скоро меня погонит со станции уставшая дежурная в форменной одежде. Они, эти дежурные, обычно такие справные, такие уверенные, словно форма и вправду давала плюс сто к харизме.  Подойдет ко мне такая уверенная дама в красной пилотке и строго скажет: «Составов больше не будет. Попрошу покинуть станцию „Автово“, которая, кстати, включена в мировой список двенадцати самых красивых станций метро». Лицо мое сморщится, как будто я хочу заплакать, но я не заплачу, потому что дежурной тогда придется вынимать из кармашка пиджака носовой платок и отдавать его мне. А зачем мне причинять бедной женщине лишние хлопоты со стиркой?

Дышалось тяжело. Когда лица коснулся порыв подземного ветра, я с удовольствием втянул воздух — и только потом с надеждой открыл глаза. 

Я что-то перепутал. Будет еще состав. 

Он двигался на меня из тоннеля и гнал перед собой запах креозота, смолы и почему-то пыли. 

Состав был странным. Во-первых, вагоны были очень старыми. В их плавных обводах и желто-горчичной масти читались чуть ли не шестидесятые. Две фары на морде головного вагона испускали рассеянный свет, словно проходящий сквозь толщу воды. 

Еще он оказался совсем коротким. Три вагона, включая головной. 

Я сделал шаг вперед, оторвавшись от колонны, которая так поддерживала меня в последние минуты. 

Машинист смотрел на меня сквозь скругленные окна, а я смотрел на него. 

Пожалуй, это был идеальный машинист для состава, выглядящего почти игрушечным. 

Огромный плюшевый медведь цвета старого шоколада с желтыми, под цвет вагонов, глазами-пуговицами медленно поднял лапу и опустил ее на невидимую для меня кнопку. 

Пространство перрона наполнил жуткий тоскливый звук, похожий на зов одинокого морского чудовища, а двери беззвучно раскрылись. 

Здесь не будет никаких шуток. Мне было очень-очень страшно. Хотелось вернуться к надежной колонне, обнять ее, как дети обнимают деревья, уткнуться лбом в прохладный металл, и только спиной ощутить, как состав покидает станцию. 

Но почему-то я продолжал стоять и смотреть сквозь открытые двери на пухлые потертые сиденья и на тускловатые светильники, больше похожие на яблоки с металлической плодоножкой. 

Машинист дал еще один сигнал, и второй раз за день я увидел, как передо мной медленно закрываются двери. 

В этот раз я успел. 

*** 

Вагон плавно покачивался и двигался мягко, как если бы не было никаких стыков на рельсах. 

Мыслей тоже особенно не было. Казалось, что я теперь один из призраков, которых несет миядзаковский поезд в сторону станции «Дно болота». На всякий случай я посмотрел на ладони. Они не были полупрозрачными, но цвет кожи был странным, как у пластикового пупса. 

Я заставил себя подняться и подойти к одной из дверей. На металлической табличке была темно-красная кнопка и надпись «Связь с машинистом». 

Нажав на кнопку, я принялся ждать. 

Через целую вечность из решетки донесся скрип, шорох и, наконец, голос. 

 — Машинист слушает. 

Голос был отвратительным. Кукольным. Так разговаривала Ниночка, любимая кукла сестры. Она говорила только одно слово — «мама», но мне и одного слова хватало. От омерзения и страха я просто визжал, потому что слово «мама» нельзя говорить таким высоким, механическим и приторно детским голоском. Тогда, в детстве, я было успокоился на мысли, что Ниночка зовет не нашу маму. Она зовет свою. Но какой же должна быть эта мама, которую надо призывать таким невыносимым звуком? Дальше я думать отказывался, чтобы нормально спать по ночам. 

— У вас ужасный голос, — сказал я, потому что от стресса всегда становлюсь слишком откровенным. — Простите. 

— Машинист слушает, — снова прозвучало из решетки. 

Прощать меня явно не собирались. 

— Куда мы едем? — спросил я. 

— В Бюро, — ответил машинист. — Вы там пройдете инвентаризацию, а еще получите смысл на ближайшее время. Кстати, стоп-кран не работает. Не утруждайтесь, пожалуйста. 

Я лег на сиденье, чтобы совсем уж не утруждаться, и внезапно осознал, что все волнение куда-то ушло. Я ехал в то ли в Депо, то ли в Бюро, где я пройду инвентаризацию и получу смысл. Возможно, вся предыдущая жизнь вела меня именно в эту точку. 

Темнота за окнами сменилась розоватым свечением. Складывалось ощущение, что мы едем сквозь кокон сахарной ваты, которую мама всегда покупала мне в зоопарке. 

Мне представилось, что я снова стою у вольера с бурыми медведями. Один из них, самый опытный в плане взаимодействия со зрителями, умильно складывает лапы и выпрашивает вкусняшку. Я кидаю ему апельсин, а он благодарно смотрит на меня желтыми глазами-пуговицами. 

Состав замедлил движение, и я встал. 

— Уважаемый пассажир, — прозвучал уже знакомый голос с механическими интонациями. — Поезд дальше не идет, просьба выйти из вагона. 

***

Двери открылись напротив небольшого зала, облицованного старой серой плиткой. Зал был пуст, если не считать стола со стулом, тулящихся у стены. 

Меня обогнал Машинист, который вперевалочку, не сгибая толстых лап, подошел к столу. Он уселся на стул, смешно вытянув ноги, и снял с себя форменную выцветшую кепку. Макушка у него была вытерта, сквозь шерсть просвечивала белесая тканевая основа. 

Открыв лежащую перед ним тетрадь, он довольно долго разглядывал записи. Удивительно, как вообще могли что-то разглядеть его пуговицы вместо глаз. 

— Зонтик синий, полуавтоматический, — сказал он наконец, причем голос исходил откуда-то из живота. — Инвентарный номер триста восемьдесят шесть.  

— Что зонтик? — спросил я, обшаривая взглядом пространство вокруг себя. 

Зонтиков рядом не было. 

— Вы — зонтик, — ответил Машинист. — Синий. Полуавтоматический. 

Я хотел ему ответить, что я — Красилов Петр Семенович, но почему-то не смог произнести эти слова. Воспоминание об имени рассыпалось, расползалось ветхой тканью. 

— А почему это я полуавтоматический? — тоскливо сказал я. — Давайте я буду автоматический, высокотехнологичный. 

— Со мной торговаться бесполезно, — ответил Машинист, выходя из-за стола. — Запомните, пожалуйста, эту фразу. 

Он указал лапой на неприметную дверь в неосвещенном углу зала и направился в ее сторону. 

— У нас там сейчас Перчатки женские из кожи со следами износа и Тубус для чертежей, пустой. Инвентарные номера они, если захотят, сами скажут. 

Инвентарных номеров мне никто не сказал. 

Но обо всем по порядку. 

За дверью оказался длинный коридор, освещенный редкими мигающими лампочками. Коридор несколько раз делал повороты, и я уже совершенно потерял всякое чувство направления. Шли ли мы вверх, спускались вниз — я ничего ровным счетом не ощущал. Только понимал шестым чувством, что отставать от огромного, с меня ростом, игрушечного медведя никак нельзя. 

— Пришли, — сказал Машинист, остановившись посреди очередного отрезка коридора. 

Никаких дверей не было. Лампочка над головой пренеприятнейшим образом мигала, вызывая у меня головную боль, поэтому я просто стоял и ждал, что будет дальше. 

Машинист наклонился, подцепил на стене у пола маленькое кольцо и потянул на себя крышку люка. 

— Я полезу первым, — проворчал он, — но не вздумайте смеяться. Вам покажется, что я застрял, но это только видимость. 

Люк действительно для Машиниста был узковат. Он долго втискивал в него плюшевое объемное тело, издавая высокие скрипучие звуки, как если бы кукла Ниночка подхватила ангину, скреб по полу задними ногами, а я делал ровно то, что мне сказали — не смеялся. 

Хотелось бы мне посмотреть на человека, который стал бы в такой ситуации беззаботно смеяться. Плюшевый зад, торчащий из люка, был инфернальным, а вовсе не забавным. 

Машинист действительно справился с задачей, и я полез следом. 

Когда я засунул голову в люк, то увидел, что он ведет в другое помещение — на этот раз огромное. И там меня кроме Машиниста ждали трое людей. 

— Это Перчатки, — представил мне Машинист мужчину и женщину средних лет. — Обычно в Бюро попадают по одному, а они почему-то вдвоем ко мне в вагон зашли. Поэтому Перчатки. 

— Правый, — тихо сказал мужчина. 

— Левая, — проговорила женщина. 

У мужчины были светлые волосы и светлые же глаза. Он казался одновременно и страшно опечаленным, и взволнованным. 

Женщина была маленькой и хорошенькой, как эльф. Короткие темные волосы были растрепаны, но это придавало ей дополнительного очарования. 

— А я Тубус для чертежей, — сказал второй мужчина. 

На тубус, если честно, он был совсем не похож, потому что был низеньким и кругленьким, но чертежей при нем действительно не было. 

Все выжидательно смотрели на меня, и тогда я неохотно сказал: 

— Зонтик синий. 

— Полуавтоматический, — мстительно, как мне показалось, добавил Машинист. 

Я пожал плечами. 

— Пойдемте с нами, — сказала Левая, — мы вам все покажем на правах старожилов. 

Она посмотрела на Машиниста, и он разрешающе качнул головой. 

— Погодите, — вспомнил я. — А смысл? Вы обещали мне дать смысл на ближайшее время. 

Перчатки кинули друг на друга долгий взгляд, а Тубус засунул руки в карманы брюк. 

— Вам нужно найти три предмета, — сказал Машинист. — Здесь, в Универсаме, много всего, так что выбирать нужно осмотрительно. Время на поиски ограничено, так что не тратьте его зазря.  

Машинист повернулся ко мне боком и поднял верхнюю лапу. В области подмышки у него была прореха, из которого торчал белый наполнитель. 

— Засунь туда руку, — прошептал Правый. — Ты там должен кое-что найти. 

Преодолев внутреннее сопротивление, я просунул ладонь в прореху. Наполнитель был мягким и теплым. Он легко расходился в стороны, как будто Машинист был набит крайне неплотно. 

Я уже стал бояться, что мне чуть ли не полностью придется залезть в медведя, но пальцы быстро наткнулись на что-то прохладное и гладкое. 

Вытащив находку из Машиниста, я рассмотрел ее. Это было яйцо — искусственное, как и сам Машинист. Такое было и на моей кухне. Его надо было опускать в воду вместе с настоящими яйцами, чтобы отслеживать степень их готовности. Чем дольше индикатор находился в кипящей воде, тем больше он окрашивался из белого в красный. Сначала красный доходил до отметки «всмятку», потом «в мешочек», а в конце концов доползал до отметки «вкрутую». 

Яйцо-индикатор было абсолютно белым.  Пока я рассматривал его, на нем появилась красная тонкая каемка. 
Мое время пошло.