Фестиваль возле Красной площади

Когда я думала о том, что писать в итоговой публикации по следам книжного фестиваля, мне с одной стороны хотелось написать правду, то есть нарисовать не только парадную картинку с куполами и маковками, но и рассказать о своих мыслях, чувствах и вообще, состояниях того дня. С другой же стороны, летний книжный фестиваль это грандиозный праздник, и у меня совсем нет задачи обесценить труд многих людей, которые придумывали концепции, собирали книги, выступали, устанавливали технику, обеспечивали безопасность и везли тонны грузов со всей страны. Поэтому я решила сделать два отделения. Первое — торжественное. Второе — настоящее. Итак, по порядку. Порядок прежде всего состоит в том, что если ярмарка нон-фикшн это все-таки более менее литературное событие, фестиваль на площади — больше увеселение для публики. Искать там какие-то глубокие смыслы, простите, бессмысленно. Мне даже показалось, что смыслов искать вообще не нужно. Это я поняла, когда увидела программу мероприятия (которая появилась, нужно сказать, прямо впритык непосредственно к датам проведения фестиваля) Концерты, актеры в кринолинах и вечерних платьях, музыканты, дирижеры, снова актеры, чтецы, финалисты премий и их родители, финалисты и их семьи, друзья, близкие и организаторы, снова актеры с книгами собственного сочинения и с авторскими программами, вездесущие Дарья Донцова и Александра Маринина, на шатер с выступлением которой бродя по площади я натыкалась бессчетное количество раз, всякий этот раз ощущая приступ дежавю. Поскольку Маринина есть, была и будет на любой книжной ярмарке. Я даже уже немного чувствую себя её родственником, так часто имею радость её лицезреть.

Если с актерами и концертами все было понятно, многие пришли поглазеть именно на бесплатное шоу, то феномен толпы у Донцовой в очередной раз поверг меня в культурный шок. Что эти люди делают на ярмарке, придя к Донцовой?, — поражалась я, бегая вокруг павильона, где собралось такое количество народа, что сложно было просто ступить туда хотя бы одной ногой. Я подпрыгивала, разглядывая Агриппину Аркадьевну (настоящее имя писательницы) и людей, которые стояли вокруг. Молодые совсем девушки, парни, женщины средних лет, мужчины. Казалось бы, Донцову читает и любит совсем другая возрастная аудитория, а тут стояли совершенно разные люди. Я вслушалась в то, что она говорила и просто в ее голос. И кажется, поняла в чем секрет.

Она как человек, как оратор, как собеседник — сама по себе обладает совершенно утешающим эффектом. Я бы даже сказала, обезболивающим. Есть такая чудотворная икона «Утоли моя печали», вот современный человек, житель мегаполиса на чистой интуиции тянется к этому эффекту благости, к источнику тепла и света. Посмотрите, с каким лицами стоят и слушают её люди. Я походила там, спросила тех, кто с краю стоял, какие они книги у Донцовой любят. Одна женщина, скривившись, сказала, что она вообще ждет другого лектора и случайно мимо шла. — А чёж вы тут стоите, открыв рот, — хотела продолжить я, но осеклась и пошла к молодому человеку, который отказался «давать интервью». Штош...сказала я и выпала в другую невероятную очередь. Знаете писателя Гаглоева? Я тоже нет. И темнимение! Подростковое фэнтези и платежеспособные родители малолетних любителей героя с «впечатляющими, но трудно контролируемыми силами» вот ответ современной литературы на все неудобные вопросы. 

Которые так жарко задавали участники круглого стола из собрания Союза 24 февраля. Этот самый круглый стол с подзаголовком «Эпоха СВО: есть ли у писателя право на нейтральность?» был, пожалуй, одним из немногих мероприятий, куда хотя бы было интересно заглянуть. Ну с таким интересом, нашим, внутрицеховым, но не сидеть же вечно у Донцовой или девочек с розовыми волосами. Против девочек я не имею ровным счетом ничего плохого, а даже наоборот, но нынче выбор стоял между утешительным воркованием вышеозначенной писательницы и мероприятием, призванным осветить такой глубокий вопрос, как любовная линия в сюжете. «Почему тема любви в литературе никогда не теряет популярности?» собрались обсудить люди с именами: Ясмина Сапфир, Вероника Мелан и Пальмира Керлис. Почему зимой снег, а летом жарко? Почему я, планируя ехать на площадь с названием «красная», придумала надеть красное же платье? Вопрос того же ряда, при котором ответ на «что при этом надеть на ноги?» равняется выражению «такие бежевые туфли, там каблук всего сантиметра три, проходишь как-нибудь до вечера».

На площади было очень жарко и тяжело. Белый свет палящего солнца застилал глаза, пот катился градом, толпы людей ходили, стояли, сидели и даже лежали повсюду. В тот день, как я позже узнала, руководитель Лаборатории солнечной астрономии Института космических исследований (ИКИ) РАН Сергей Богачев сообщил, что утром Земли достигли тяжелые протоновые частицы с Солнца, такое бывает довольно редко. Частицы не могут пройти сквозь атмосферу, но какая-то одна сверх-тяжелая, видимо, все же залетела на фестиваль, потому что я поняла, что если пойду смотреть на Пальмиру Керлис, меня хватит удар, паралич и нервный тик. 

И если еще одно мероприятие с названием «Тренды и течения в молодёжных бестселлерах 2024» посетили известные писатели Габриэль Коста, Медина Мирай, Тория Дрим, Леа Стенберг и Эмма Рид Джонсон, то я, обнаружив, что не то, что идти не могу, я стоять на каблуках уже забыла, как, и проклиная все на свете, поползла на морально-волевых в сторону подземного перехода. Где можно найти ответы на все вопросы и еще купить такие белые матерчатые тапки за шестьсот рублей и положить туда свои старческие разбитые на кремлевской брусчатке ноги.

До презентации книги Захара Прилепина оставалась еще пара часов, и я подумала, что стоит где-то приземлиться и выпить кофе. Отойдя на пару десятков метров от площади я увидела кофейню с парой столиков на улице и оконным проемом, в котором вынесли стекольную часть из-за жары. Внутри стоял бариста, делал кофе и наливал кому-то ледяную, как я догадалась по запотевшему стакану, воду. «Посижу здесь», решила я, взяла кофе и села на улице. В проеме стояла колонка с негромкой музыкой, возле меня сидела женщина средних лет и за соседним столиком две девушки. Через пару минут они встали и начали притоптывать в такт доносящейся песне. —А вы чего это делаете?, — спросила я. — Танцуем, — сказали они. — Я тоже хочу, — обнаружила я свои истинные желания этого дня. — Давай с нами, — сказали они. Чуть позже мы познакомились. Оказалось, сначала там в кофейне никого не было. Женщина средних лет вышла из метро, выпила кофе, услышала музыку и стала танцевать. Она ездила по делам и в магазин. Потом пришли эти две девушки, Вика и Света. Они из Ставрополя. Вика живет в Москве, а Света болеет раком и ездит к Вике лечиться, химиотерапию в Москве проходит. Ей 23 года. — А видно что у меня рак и я лысая была?, — спрашивает она меня. — Да ты чего, — говорю я, — я думала ты модная, на стиле такая. Очень хорошая стрижка. А танцевать-то тебе можно?, — спрашиваю. — Не сильно, — говорит она, — но я сейчас хоть расслабилась первый раз, я год болею, тяжело.
— Понимаю, — говорю.

Мы танцуем. Нас снимают на телефоны прохожие. Нам пофиг. К нам приходит еще одна женщина, Клаудия. Она из Рио-де-Жанейро, плохо говорит по русски, ей 53 года. «У меня была очень тяжелая жизнь», - говорит она мне по- английски. — Ой, кому сейчас легко, - говорю я ей, - сегодня же все прекрасно. Танцуем. Приходят китайские студенты в костюме из ковра и толстый мальчик из Кореи, все нибельмеса по-нашенски. Танцуем. Приходит девочка,  ездившая купить шланг для душа, который она тут же нам демонстрирует. Вика из Ставрополя куда-то пропадает, потом возвращается вся зареванная. Оказывается две недели назад ее бросил муж, которого она очень любит, сказал, что у него другая, забрал квартиру, машину и ушел. Жестко танцуем. Девочка со шлангом говорит, что она учитель географии, ей в понедельник рано вставать, у них егэ в школе и это треш. Танцуем. Приходит негритянка, которая поначалу стоит в сторонке и стесняется, но потом не выдерживает и идет к нам, и еще одна женщина из Ирана в розовой майке, которая не стесняется. Танцуем. Вика снова рыдает из-за мужа. Я говорю, что сейчас сбегаю, быстро щелкну Прилепина и вернусь, и чтоб они не расходились. Они говорят, что ждут меня здесь.

Я ухожу обратно на ярмарку. Очередь к шатру с Прилепиным такая, что подойти туда невозможно. Я даже не вижу его из-за спин других людей. И не слышу, что он говорит. Рядом стоит двухметровый человек. Прошу  вытянуть руки и сфоткать писателя своим телефоном. Он фоткает и отдает телефон мне. Охранники спрашивают, чего я хочу, на фотосессию с автографом? Тогда нужно встать в конец вооон той очереди. Я вспоминаю Свету с раком, Вику с ушедшим мужем, Клаудию с тяжелой судьбой и девушку-географа и говорю, что нет нет, я ничего не хочу, выбегаю с ярмарки и несусь обратно. В финале нашего выступления вокруг стоит уже гигантская толпа, но всем настолько пофиг, что толпа тоже танцует, и люди как будто забывая о том, что им надо жить свою взрослую, не всегда веселую жизнь, превращаются в маленьких бесшабашных детей. Женщины в паранджах отпускают к нам в круг своих мальчишек и девчонок, а сами снимают на телефоны и видно, как им тоже хочется к нам. — Идите сюда!, — кричим мы им, перекрикивая грохот — бариста сделал звук на полную. — Нет нет, — качают они головами и улыбаются. Откуда-то из подворотни выскакивает Майкл Джексон и делает этот фестиваль счастья совсем уже незабываемым. 

На следующий день Клаудия находит меня в телеграмм. Я открываю телефон и читаю ее письмо: