Мухоморканал (на конкурс деда)

Дверь магазина распахнулась и на улицу выскочил бледный как смерть Кузьмич. Не заметив ступеньки, он полетел на землю, быстро поднялся и побежал в сторону леса, выплёвывая на ходу забившуюся в рот грязь. Страх заставил его забыть про покупки и про «Ниву», стоявшую неподалёку на пеньках. Чуть позже её уволокут на буксире и продадут в металлолом. А пока она уныло смотрела на убегавшего хозяина грустными глазами-фарами, словно прощалась с ним.

В лесу Кузьмич встретил волчонка, но присмотревшись понял, что это медведь. Включился инстинкт самосохранения. Подпрыгнув и ухватившись за ветку, Кузьмич быстро забрался на старую ель. Медведь, который в итоге оказался зайцем, ускакал прочь. Тут по идее можно было и возвращаться с макушки на землю, но раздавшееся снизу змеиное шипение, предупреждало об опасности. И Кузьмич остался висеть, хватаясь корявыми окровавленными пальцами за спасительный ствол.

Три дня и три ночи провёл он на дереве. Питался корой и шишками. Разговаривал с белками, чирикавшими ему в ответ.

— Я нормальный, говорил звероптицам Кузьмич. — Вот вам крест. — И он неистово осенял себя крёстным знамением. — Истинно, истинно говорю вам, нормальный я.

Воронобелки каркали во всё своё воронобеличье горло и, подпрыгивая, улетали, оставляя Кузьмича одного. Тогда на деда накатывала такая тоска, что от его плача лопались почки у мимо пробегавших лосей или лисиц, или кабанов, или оленей... 

Наконец шипение исчезло, вместо клубка змей на земле оказался муравейник. Кузьмич осознал это сморщенным стариковским мозгом, осмелел и начал спуск. Внизу его встретили уже знакомые читателю двое полицейских: худой прапорщик и пузатый майор.

— Здравствуй, Кузьмич, — поприветствовал майор.

— Ты чего на дереве делал? — поинтересовался прапорщик.

— Ничего, — ответил Кузьмич. — Портянки сушил. Ладно, мужики, пойду я.

— Стоять! — приказал майор. — Петровну когда последний раз видел?

— А чего? — ответил вопросом на вопрос Кузьмич и задрожал, как осиновый лист.

— Убили её.

— Да не может быть. Я... я у ней макароны покупал помню. Весёлая она была тогда, шутила, смеялась. Папиросками угостила. Вот, хотите? Сказала, внук привёз из города. — И Кузьмич полез в карман жёлтой куртки за пачкой сигарет.

— А потом? — допытывался майор.

— Потом? Ну подымили, покалякали немного и я ушёл.

— Пиздишь, Кузьмич. Ты её трахнул на прилавке и топором зарубил. — сказал прапорщик и харкнул под ноги деду.

— Да не было такого! Клянусь. В смысле не убивал я её. Сексом позанимались и всё. Ушёл я после. Она довольная осталась, благодарила, целовала нежно. Мы свадьбу хотели сыграть. Правду говорю, мужики. Не убивал. — Кузьмич протягивал полицейским ладонь, на которой лежала мятая пачка «Мухоморканал».

— Угощайтесь!

— А кровь чья?

— Это? Так поцарапался пока на дерево лез. У-у, колючая, зараза. — И Кузьмич погрозил ели кулаком.

— Пойдём с нами в отделение, дед. — Сказал майор и достал наручники. — Снимем отпечатки пальчиков, возьмём ротовой мазок, кровь сдашь, проведём днк-тест. И если окажется, что ты не виновен...

— Не виновен, Богом клянусь, не виновен, не убивал, — залепетал Кузьмич и упал на колени, сжав в кулаке пачку папирос.

Майор его не слушал, заломал руки и щёлкнул наручниками за спиной.

— Пойду, пойду, только... дайте мне прикурить. Вот из этой пачки достань, майор. Пожалуйста.

Ему дали. Дед затянулся и встал. Посмотрел сначала на майора, потом на прапорщика. И глаза от увиденного полезли на лоб. Он отшатнулся от обоих, бросился бежать. Майор и прапорщик с уродливыми костлявыми руками, торчащими у одного изо рта, а у второго из анального отверстия, бросились за ним следом. Пальцы этих рук были кривыми и уродливыми, а ногти острыми и длинными. Страх придал силы, и Кузьмич смог оторваться от преследователей. Но в глуши, где он оказался после длительного быстрого бега, заблудился и долго прыгал с кочки на кочку по болоту пока не провалился в воду и не начал тонуть. Последнее, что он увидел, была отвратительная мерзкая рука с висящими на ней кусками мяса и ошмётками кожи, вылезшая из влагалища Петровны и схватившая его за горло, когда он застёгивал ширинку, стоя лицом к улыбающейся продавщице.