Сансара-нирвана (фанфик)

Как-то сидел я в трактире в Ипатьевской слободе. Праздник помню был какой-то. Ну вот сижу я, в уголок забился, водочку пью, грибочком маринованным закусываю. И так мне хорошо, тепло и уютно, вокруг все орут, рыгочут, песни поют. На улице вообще бардак полный, коня какого-то привели, ржёт как конь, копытами бьёт, даже мне в моём закутке слышно. Ну я ещё стопочку принял, грибочек поддел и то-о-о-олько хотел в рот его, как дверь в трактир распахнулась, и ввалился огромный рыжий детина. Вращая глазами, эта совершенно пьяная образина заорала:

— Люди добрые! Он же может весь город сжечь! Он же раньше был другим! Совсем другим!

Все, кто был в трактире, отвлеклись от тарелок и  кружек, уставившись на него.

—Ребяты, это ж Никодим! — радостно воскликнул какой-то мужичонка и, подбежав на кривеньких ножках к детине, стал его похлопывать по плечу и скалиться. — Никодимушка, сто лет тебя не видел! Пойдём, пойдём за стол, выпьем с нами! — И потянул рыжего к столу, где сидели его приятели и тоже скалились. Но Никодим с силой отдернул руку, рожа его сделалась скорбной, рот распахнулся, и он опять заорал.

— Женщиной он был! Женщиной! Поняли, гады?! Сейчас лошадь, а раньше женщина! И лицо у неё бы до узкое-узкое, я по-о-омню! Как нажрется в хлам и давай всех крошить в капусту! — Рыжий замахал руками, демонстрируя, как она крошит в капусту. Потом набрал побольше воздуха и дальше орать. — Чёрный корсаж носила, гадюка, кинжал там прятала! — Вдруг, он неожиданно замолк и в упор уставился на меня. Оттолкнув кривоногого, эта огромная образина одним прыжком оказалась рядом со мной на лавке. Я чуть не уронил на штаны малюсенький грибочек, который с таким трудом зацепил на двузубую вилку, от неожиданности.

— Понимаешь, друг. — Он горестно посмотрел на меня и приобнял своей огромной лапищей. — Сколько раз я ей говорил: «Не пей! Не пей, скотина! Ну ведь противно смотреть на тебя. Вон и князь Патриков плюётся, и граф Шишкинд отворачивается презрительно!» Ничего не помогало, нажрётся в сосиску и давай крошить! —Никодим машинально показал, как она это делала. Потом печально воззрился на грибок на моей вилке и добавил со среднерусской тоской в голосе: — Эх, Гертруда, Гертруда, горе-то како, како горе-э-э.

Мне стало так жалко этого огромного детину, я погладил его по голове, вздохнул и подумал, что придётся взять его в ученики. Расскажу ему о переселении душ, и, может, тогда бедняга постигнет нирвану.