24. «За внедренье автомата дали премию Игнату» (начало)

— Полное шиацу! Сраный саксофон! По-другому и не скажешь. Святые сухарики! Ну и проходимцы же были твои родители!

— Были... — кивнул отец.

— Эти яблочники существуют? Или выдумки твоей мамаши?

— Не знаю, я их не встречал; знаю про них только со слов матери.

— А может имитаторы — это яблочники? — предположил Пашка.

— Как очередная рабочая версия — сгодится, — кивнул отец.

Сказать по правде, он уже начал утомлять обилием рабочих версий по всем этим тайным и потусторонним вопросам. Хотелось больше конкретики, от нее тут могла зависеть наша жизнь, а отец временами явно мутил и чего-то недоговаривал. Это было не к добру...

— Кстати, история с тетеревом имела продолжение... Прошло с неделю где-то после обстрела папашей яблочного вора. За нагромождением событий яблочной лихорадки мы с братом про этот случай почти забыли. А между тем события шли естественным чередом. Мы и не подозревали, что ворующий яблоки оказался родственником Кольки Лобана. То ли племянник, то ли еще кто-то — не суть важно. Лобану он ни слова о произошедшем не сказал, зато вернувшись в Пеклихлебы, пожаловался старшему брату — каратисту. Тот вскипел благородной яростью, и, заручившись по телефону поддержкой откуда-то знакомого ему моего друга Андрюхи-Пятачка, приехал найти обидчиков брата. Найти по смутному описанию испуганного подростка кого-то довольно трудно, но помог слепой случай. Мой шебутной братец и его подпевала Шурик Моргуненок, случайно заметили во дворе у Лобана нового человека. Что делает нормальный деревенский человек, увидев незнакомого? Здоровается и знакомится. Что делают деревенские дети, встретив незнакомого? Правильно, дерутся. Наши малолетние оболтусы не нашли ничего лучшего как забросать проходящего по двору юношу комками грязи.

— Мы хотим драки! — орали они, а затем бодрой рысью удалились в наш сад.

Я чем-то занимался дома или во дворе, когда они прибежали ко мне.

— Витек, там нас побить хотят!

— Кто? За что? — не понял я.

— Мы его не знаем.

— А откуда он взялся?

— Не знаем. Там, в саду ходит он.

— Пошлите, посмотрим.

Мы перелезли через горизонтальные жерди ограды за подвалом и двинулись в сад. Неподалеку от папашиного гаража нам попался незнакомый крепкий юноша.

— Вы это чего? — спросил он.

— А ты чего? — поинтересовался я, прикидывая, как лучше приложить наглеца.

— А ты чего? Хотели драться?

— Кто? Я хотел? Это ты нарываешься.

— Они бегали и кричали: хотим драки! — указал на спрятавшихся за густыми зарослями нашей малины подстрекателей.

— И что, ты решил с детьми драться?

— Нет, могу с тобой, — взгляд его скользнул по мне. — Только давай без ножей и палок.

— При чем тут ножи? — не понял я.

— У тебя же нож? — указал на кончик ножен, выглядывающий из-под моей рубашки навыпуск. Была у меня привычка таскать нож охотничий на брючном ремне. Как правило, ножны я заправлял в карман брюк и под рубашкой нож был не виден, а тут не заправил.

— Нож, и что с того? Боишься?

— Давай по-честному драться. Я с ножом не буду!

— По-честному?

— Да, по-честному. Встретимся один на один и с пустыми руками. За меня может Андрей поручится.

— Какой Андрей?

— Пятачок. Знаешь его?

— Конечно, знаю. Друг мой. А чего драться-то? Ты чего вообще приехал тут?

— Вы брата моего обидели.

— Какого брата? — искренне не понял я.

— Он у вас яблоки рвал, а вы по нему стреляли...

— А-а-а... Было такое, не буду отрицать. Но стреляли не мы, а батя — это раз. А во вторых он тоже неправ был — начал яблоки рвать без спросу. Спросил бы — ему бы никто худого слова не сказал.

— Да? — видно было, что запал приезжего сильно поугас.

— Да. Ну что, будем драться?

— Не стоит, — подумав, сказал он.

— Я про то же.

— Меня Алексей зовут, — протянул руку. — Я к Лобану приехал. Из Хлябейв. Знаешь где это?

— Виктор — Я пожал протянутую руку. — Конечно, знаю. Вон тот оболтус в кепке с кудрями там родился.

— Земляки значит... А чего он в кепке?

— Для защиты от радиации носит.

— Прикольно... Нож покажешь?

— Смотри, — я задрал рубаху и, вынув нож, подал ему.

— Мощная штука, — попробовав заточку лезвия, вернул нож. — А ментов не боишься?

— Нет. У нас тут чужих ментов не бывает.

— Ладно, может, посидим сегодня вечером где-нибудь? Андрюху позовем. У меня самогонка есть.

— Не вопрос. Давай после того как скот пригонят, на карьере встретимся. Только самогона не надо. Я вина принесу — сам делаю.

— Давай. Я Андрюхе сам позвоню, — уже уходя, попросил. — И скажи, чтобы не дразнились больше и грязью не бросались.

— Не волнуйся, больше не будут.

Вот такое мирное продолжение имела история про яблоко раздора. А ведь могло бы быть и по-другому...

 

— Неожиданно хоть что-то мирно закончилось и хорошо, — недоверчиво покачала головой мать.

— Не совсем. Через неделю его кто-то ночью ножом возле клуба пырнул, и по пути в райцентр он умер. Но в целом да, относительно инцидента с нами это отношения не имело, так что отчасти ты права.

— Полные самолюбы! Вить, а что там с менялами у вас было?

— Слушайте:

 

— ... автоматический мошенник Мити Клюквина... — Виталик возбужденно потряс журналом. — Ты понял?

— Чего? — я оторвался от приемника для приема сигналов Юпитера, который паял второй час.

— Автоматический мошенник Мити Клюквина, — снова, голосом торжественным, будто зачитывая воинскую присягу, повторил брат отрывок из повести Юрия Сотника «Машка Самбо и Заноза».

— И что?

— А то, бестолочь, что нет никакого толка с твоей электрики, — обвиняя, показал на приемник.

— Электроники, — автоматически поправил я.

— Тем более, — он поморщился, — паяешь, паяешь, только свет зря переводишь.

— Мы все равно за электричество не платим. Батя же напрямую к столбу подключился.

— А если бы платили? Если бы платили? Что тогда?

— Что тогда?

— Ты бы нас разорил!

— Не драматизируй.

— Я не драматизирую, просто нет пользы. Совершенно нет пользы!

Казалось, еще чуть-чуть и брат начнет рвать на себе волосы, как отцовская старшая сестра тетя Нонна по кличке Жопа — барыня, когда ей приходилось за что-то платить.

— Не нуди. Чего ты привязался?

— Ты должен сделать такой же автомат!

— Как я его сделаю?

— Ты же приемники делаешь, вот и автомат сделай.

— Зачем?

— Ты совсем ку-ку? — Виталик покрутил пальцем у виска. — Деньги зарабатывать. Этот крендель, Митя Клюквин, чай не умнее нас, а тридцать копеек заработал. Чем мы хуже?

— Это же книга, там что угодно могут написать.

— В книжке брехать не станут, — убежденно возразил брат. — Кто же брехню напечатает?

— Ну...

— Не нукай, а делай автомат, пока никто другой не сообразил.

— Как они сообразят?

— Прочитают в журнале.

— Как они могут прочитать, если ты его украл из библиотеки?

— А вдруг кто-то его выписывает?

Определенная логика в словах брата была.

— У меня схемы нет.

— Придумай!

— Как я придумаю? — я взял журнал, прочитал. — Там механический автомат.

— А ты сделай электрический.

— Ну...

В мозгу начала вырисовываться идея. Когда-то я делал из картонной коробки от шоколадных конфет, лампочек, проводов, батарейки и ножниц, автомат для ответов на вопросы. Кто мешает повторить, только посложнее и посолиднее? Переключателей и лампочек, украденных с приборных досок тракторов и комбайнов, у нас было полно. Почему бы и не сделать? Главное, выбрать корпус подебелее. Разных коробок и железных ящиков у нас тоже полно. Значит, корпус не проблема. А питание сделаем от трансформатора... Автомат-мошенник городили целую неделю: сверлили, клепали, паяли, нарезали резьбу, красили, гнули из толстой жести монетоприемник. На кубическую металлическую коробку прикрутили болтами старый самовар, будто в нем газировка. На самом деле планировали налить воды, чтобы автомат был тяжелее. Всю конструкцию раскрасили в разные цвета, покрыли прозрачным лаком. Сверкающий лаком и перемигивающийся разноцветными лампочками автомат произвел впечатление даже на нас.

— Во как! — восхищенно прошептал Виталик. — Совсем как настоящий, как в кино про очкарика Шурика.

— Ну... — я почесал затылок, — там другой был...

— Я вот только что думаю... Стакан же украдут. Подойдет кто-нибудь и цап-царап наш стакан!

— Я про это как-то не подумал, — растерялся я. — А что делать?

— Просверлим и на цепочке прикрепим.

— Как мы стекло просверлим?

— Ну... — теперь растерялся Виталик. — Не знаю. Ты старший, ты и думай.

В результате долгих размышлений просверлили пластмассовый складной стакан, где-то украденный папашей, и прикрепили за цепочку к самовару.

— Во! — брат, будто взбесившийся верблюд, пустился в безумный пляс по двору. — Приходи кума любоваться. Теперь заработаем! Заработаем немножечко денежек! — довольно потер руки. — Это выгоднее, чем лохам леденцы впаривать! Получим дублоны! Лопатой будем денежки грести! Будем от пуза есть «Сникерсы» и шпроты в масле! Ириски «Золотой ключик» лопать! Паштет шпротный будем на бородинский хлеб мазать! Павлинов заведем и будем их перья Мишке Моргуненкову продавать задорого! Будет нам счастье! Позолотим себе ручку! — безудержно мечтал брательник.

— Угу, шариковую. Все это хорошо, — пресек я восторги брата, — но кто в него будет бросать монеты? У нас во дворе его никто и не увидит...

— А если в саду поставить? — брат прекратил скакать.

— Кто в саду с собой деньги носит?

— Тоже верно... — он ожесточенно поскреб затылок. — Возле магазина? В магазин все с деньгами ходят.

— Просто возле магазина? Продавщица уберет. Давай лучше в конторе поставим. Там никто не уберет.

— Точно! Ура!!!

— Думаешь, в деревне столько дураков, что мы разбогатеем?

— Батя же их ошкуривает.

— Тем более, денег и нам и папаше у местных дураков не хватит. Мы с ним не выдержим конкуренции.

— Хватит ныть! Давай попробуем!

Ночью, подобно матерым полуночникам, мы поволокли свое творение в правление. Впервые что-то тащили ночью не домой, а из дома. Еле дотащили, вздрагивая от каждого шороха. Поставили в длинной комнате, служившей неким подобием коридора, дверь в которой никогда не запиралась, на табурет вместо высокого бачка из нержавейки, в котором лениво блестела затхлая вода для питья. Бачок для равновесия мы забрали с собой домой. Легли спать, предвкушая невиданное богатство, которое должно было свалиться на нас в ближайшее время. Утром, когда родители после завтрака ушли на работу, мы побежали следом. В правлении уже толкались зеваки, бросая в автомат монеты и восхищенно матерясь, когда начинала мигать красная лампочка под табличкой «Сиропа нет».

— Без сиропа бери, — советовали титулованному механизатору Коле Печуркину.

Печуркин щелкал выключателем, выбирая «Без сиропа» и совал еще монету. В ответ ехидно мигала желтая лампочка под табличкой «Газировки нет».

— Вот же шайтан-машина! — Печуркин с досадой ударил по самовару.

Загорелась синяя лампочка под табличкой «Воды нет». Потолкавшись в толпе и проводив взглядом очередную монету, исчезнувшую в ненасытном нутре автомата, мы вышли на улицу.

— Богаты! — шептал Виталик, тыча меня локтем в бок. — Мы станем богаты! Обдерем их как липку!

— Ладно, еще не вечер. Пошли отсюда, нечего глаза мозолить.

В обед приехали родители. Папаша победно потряс вынутым из кармана пиджака складным стаканом.

— Вот, ловкость рук и никакого мошенничества, — заявил он самодовольно, бухнув добычу на стол. — Нам в пару будет.

Мы с Виталиком переглянулись, узнав стакан от нашего автомата.

— Учитесь, лежебоки, — папаша щелкнул Виталика, лицо которого вытянулось от осознания прервавшегося потока монеток, по лбу, уселся на стул и погрузился в поедание принесенных в термосе столовских макарон и котлет. — Прикиньте, киндеры, какие-то разини автомат для продажи газировки в правлении поставили, а я с него стакан и умыкнул. Додумались, да?

— Вдруг, какой заразный с него пил? — нахмурилась мать. — Володь, волокешь в дом всякую ерунду, никакой управы на тебя нет. Как уж все в дом тащишь.

— Я хозяйственный. Сначала надо умыкнуть, а потом уже думать, что с этим делать! Не, ну каковы придурки, да, Кать? За внедренье автомата дали премию Игнату. Получил ее Игнат — свез на свалку автомат.

— Володь, я сама все прекрасно видела. Чудотворцы какие-то, — рассуждала она, размешивая ложкой чай, — нормальные люди никакого автомата в нашей глуши бы ставить не стали. Тут какой-то подвох.

— Я про то же, — закивал папаша. — На лицо подвох.

— Обдиралы какие-то, или рвачи это. Помнишь кино «Менялы»?

— И что?

— Вот и эти так же. Мелочь собирают, значит, скоро опять обмен денег будет.

— Х-м, логично... — родитель звучно шмыгнул. — Все может быть.

— Тебе лишь бы жрать, — мать недовольно поджала губы, — а у нас убытки могут быть.

— Не боись, — отмахнулся, — прорвемся. С таким мужем не пропадешь, — он надулся от гордости, будто индюк.

После обеда родители уехали на работу, а мы, доев остатки отцовской трапезы, погрузились в горестное молчание.

— А если обратно прикрепить? — спросил брат.

— При всех? Думай, что говоришь.

— Ночью можно...

— А завтра батя еще раз стакан сопрет.

— Он может.

— И что, каждую ночь приделывать?

— Ну!

— Потом он спросит, где все эти стаканы? И что тогда будем делать?

— Не знаю я, — скривился Виталька.

— Вот и я не знаю.

— Сколько-то же должны были набросать денег.

— Сколько набросали, до ночи мы не узнаем.

До ночи Виталька крутился, как на иголках, все заглядывая мне в глаза: не пора ли идти? Я ждал. В голове мелькала мыслишка, что родитель вполне может припереть злосчастный автомат домой, тем более что мать вечером притащила с работы цепочку, которой раньше к нашему электромошеннику крепился стакан. Не учли мы деревенских реалий: тут бы и самого описанного Сотником Митю Клюквина вместе с его механическим мошенником обокрали.

— Учитесь, дармоеды, — помахала она цепочкой, — все сидите за спиной родителей, как сидни, а мать за вас плечи ломает, пока вы спите без просыпу.

— Ничего мы не спим, — пробурчал Виталик, с тоской глядя на трофей матери.

— Погордыбачь мне еще! — мать замахнулась цепочкой, но бить не стала. — Чешите свиньям варить, нечего тут без дела дроболыхаться, как дохлые медузы в Туапсе.

— Так батя и автомат наш стырит, — глядя на бушующий в железном ободе огонь, озвучил брат мои мысли.