Надеюсь, что это яд

«Шшшшшшшшш» — приложил суставчатую таракан к жвалам, другие лапы повязывали белоснежную салфеточку и держали вилку и нож.

«Чтоб ты сдох» — прорычал я.

«Сдохните вы» — прошелестел тот, — «скоро». И воткнул мне вилку в глаз.

 

Шелестела вентиляция. А может, это шелестели миллиарды тварей за стеной. А может, это был звук скребущего по бруску мыла ножа.

— Плохой сон?

— Полное говно, — пробурчал я пересохшими губами.

Пит хмыкнул и продолжил вырезать очередную фигурку голой женщины. Потому что дерева мало, а мыла, на штабеле которого мы и расположились — очень и очень много. Бывший ракетный бункер, где раньше хранились «изделия», был забит им под крышу.

У женщины было две пары рук, сложенные за спиной крылья, а огромные выпученные глаза на скуластом узком лице скорее принадлежали насекомому.

Рядом с Питом сидел крупный таракан и заинтересованно наблюдал за работой, шевеля усиками.

— Оливер, — заметив мой интерес прокомментировал Пит.

— Уже имена им даешь...

— Это не я — он так представился. Смотри как ему нравится, — Пит продемонстрировал фигурку.

— Кто-то сегодня хорошенько передернет, — оценил я качество работы, мысленно покрутив пальцем у виска. — Минимум четыре сигареты у Ли проси.

— Я сахаром лучше. Хотите, подарю? — он протянул фигурку.

— Ты мне Хельгу лучше вырежь, — отказался я. — Я этих твоих насекомобаб боюсь.

— Ну, Хельгу... Я же ее не видел вот так... — он осмотрел обнаженную грудь с торчащими сосками и детально воспроизведенный лобок с просматривающимся лоном.

— Ага, а эту видел?

— Видел.

— Ну в одежде мне ее вырежь.

— В одежде я не умею... Природе чужда одежда.

Я достал кусочек сахара и протянул парню, мысленно посылая его к черту вместо со всеми его тараканами, особенно теми, что в голове.

— На вот, просто так, с наступающим.

Тот благодарно кивнул, прижал кусочек к сердцу, а потом положил его перед тараканом.

— Спасибо, шеф. И вас с наступающим. А им после нас тут жить, — аккуратно краешком пальца он погладил таракана.

Таракан благодарно боднул палец головой и принялся аккуратно и неторопливо грызть угощение.

— Как они быстро эволюционируют, — восторженно проворковал Пит.

— После нас... — задумчиво проговорил я.

— Уже скоро, — спокойно заметил он. И меня от этого спокойствия передернуло.

— Как минимум, в следующем году.

Пит ничего не сказал, а смотрел на меня и улыбался улыбкой Джаконды.

 

Я оставил блаженного и поднялся на «ноль».

Выйдя из бункера, еще минуту стоял, промаргиваясь — солнце сияло не милосердно. Ну хотя бы на первый взгляд было как обычно: бесконечные барханы куда не глянь; торчащие тут и там из песка трубы; полузаметенный песком ангар, дорогу к которому на маленькой «Рыси» сейчас откапывал кто-то из парней Джо; голубовато переливающийся защитный периметр; вышка с пулеметом; тянущиеся вдоль погрузочной рампы штабеля готовых к отправке прессованных питательных батончиков и уносящийся серебристой змеей далеко за горизонт, будто парящий над песчаным морем, монорельс.

Ну еще несущаяся ко мне рассерженная Хельга.

— Привет Хельга, — улыбнулся я, распахивая объятия. — С наступающим!

— Ты где был, придурок!

— Спал.

Я притянул ее, сопротивляющуюся и извивающуюся к себе и поцеловал в сухие, пахнущие табаком, губы.

— Дурак, не при всех же, — оттолкнула она меня, все же больно врезав под дых своим каменным кулаком.

— Что случилось та? — просипел я. — Планета всё-таки совсем остановилась?

— Башня молчит и на запросы не отзывается. Ли говорит, что канал пропал: ни основного, ни резерва. Видит только транспондер Дерева висельников. А Овраг уже нет.

— Башня уже неделю молчит. Тоже мне новость.

— Но канал-то был! И поезд двенадцатичасовой не пришел.

— Ты забыла добавить «опять не пришел».

— Я надеялась всё же новогоднее обращение Президента послушать. Хоть какая-то была стабильность в этом чертовом умирающем мире. Ли колдует с «воздухом», да сам знаешь, что это мертвое занятие.

— Ну так отправь Ковальски с Сэмом.

— Ковальски невменяемый с утра — грибовухи накидался и на вышке спит. А где Сэм я вообще не знаю.

— Тоже мне — начальник охраны. Не знает, где ее подчиненные.

— Тоже мне — начальник Фермы, — тут же огрызнулась девушка. — Новый год же наступает. Сам в прошлом году уже к обеду был в дрова и...

— Ну поехали сами, — меланхолично предложил я, прерывая словесный понос. — У нас же ведь не праздник. И да, ты права — нельзя людей без обращения новогоднего оставлять. А то так и новый год не наступит, если не послушаем, как у нас все хорошо.

— Поехали. Только мне нужно переодеться. Подобрать подходящее случаю вечернее платье, накраситься, надушиться. Поможешь?

 

Трахали мы друг друга неистово. Хельга царапалась и лупила меня кулаками по спине, а когда кончала, в порыве страсти прокусила мне плечо.

— Мы не вернемся, — тяжело дыша и вытирая окровавленный рот, проговорила она, все еще по инерции продолжая фрикции. — Есть у меня такое ощущение.

Я подался вперед и чмокнул её в нос, затем нежно слизнул остатки крови с ее губ. Излиться я не смог, хотя раньше проблем не было — всё стояла перед глазами эта чертова баба Пита четырехрукая.

— Может и к лучшему?

— Может и к лучшему, — она с силой толкнула меня в грудь, откидывая обратно, слезла с меня и села рядом, косясь на все еще стоящий член. — Тебе помочь?

— Да не надо... Вечером...

— Стареешь?

— Да Пит фигурку новую вырезал... Вроде красиво, эротично. Но страшно.

Хельга понимающе дернула подбородком.

— Тебе он не кажется странным?

— Кажется. Но сколько он там по пустыне мотался по его словам? Два года?

— По его словам, — проворчала Хельга, запихиваясь в комбинезон. — Псих.

— Зато руки золотые. И за два месяца, пока он у нас, выход готовой продукции в два раза смог увеличить — знает подход к таракашкам.

— Боюсь я его, — серьезно сказала Хельга.

— А я нет.

— Ещё бы — спишь вон с ним чаще чем со мной, — хмыкнула девушка.

Я с ходу не придумал, что ответить, а повалил девушку на койку и снова начал целовать, пока не получил еще один удар в пузо.

— Поехали. Сам же сказал — вечером.

 

Пока еле стоящий на ногах Джо, пахнущий приближающимся праздником, ковырялся в багги, я осматривал то и дело вспыхивающий периметр. Интересно, когда он совсем перестанет работать, тогда что? Это ведь лучшие из лучших вскипают в своих панцирях и осыпаются пеплом на песок, избранные представители вида — те, кто смогли сбежать из Чанов и найти выход наружу через извилистую вентиляцию с крутящимися вентиляторами и сетками. Не думаю, что Оливер один такой «эволюционировавший» — прав Пит — вот они, будущие хозяева планеты. Внезапно поле мигнуло и пропало. На долю секунды. Но я успел заметить, как один из наших подопечных проскочил в пустыню, прежде чем голубое марево снова заколыхалось над песком. А ведь еще год назад, календарный год, а не то безобразие, которое сейчас, за такое весь персонал Фермы бы сменили, а виновных под трибунал отправили. А теперь... Я поднес к глазам бинокль — таракан стремительно улепетывал вглубь пустыни и вскоре исчез среди перетекающих с места на места песчинок.

— Джо, ты скоро?

— Не заводится — совсем искра ушла, — Джо кряхтя вылез. — Пошли ручку крутить.

— Да... скоро всем без электричества останемся, — я посмотрел в чистое прозрачно-голубое небо, расцвеченное сине-зелеными всполохами «северного» сияния. Кому-то красиво, а мне вот страшно — ведь северное сияние в наших широтах означает, что в ионосфере тех самых ионов уже почти и нет. Останавливается Земля — все медленнее вращается огромный электрогенератор. Слабеет защитное поле, защищающее нас от ставших смертельно опасных лучей Солнца. И как удобно тараканам, которым на это излучение наплевать.

 

Первыми погибли пчелы и шмели. Человечество заметило, но не придало значения. Потом стали гибнуть и другие насекомые, птицы, рыбы, звери. К тому времени, когда человек остался практически в гордом одиночестве, весь мир в едином порыве искал ответ на извечный вопрос «что делать?». Даже воевать перестали. Ненадолго, правда. Ученые почесали свои умные головы и выдали: Земля почему-то замедлила вращение. А это и без них было ясно. Когда солнце и в двенадцать ночи лишь слегка склонялось к горизонту на западе, а потом также долго не показывалось на востоке — тут и дураку понятно почему. Сегодня вон уже восьмые сутки день длится — солнце почти в зените стоит. Растения сперва даже лучше расти начали. Да рано радовались. Без опылителей только папоротники буйствовали с хвощами, да водоросли в океанах. Сломалась отлаженная миллионами лет биосфера и всё посыпалось в бездну. На краю которой остался только упрямый человек и безразличные ко всему тараканы. Но одной травой сыт не будешь, а вот питательными членистоногими — очень даже. А если их переработать в порошок, да всяких вкусовых добавок подсыпать. Так и ничем не хуже нормальной еды — белок, еще и легко усваиваемый. Вот и растим на Фермах тараканчиков, как раньше коров, прячась под землей от жесткого излучения когда-то милого и доброго Солнышка большую часть дня, и кормя наших «кормильцев» всем подряд, что не жалко, благо жрут они всё. Наша Ферма, к примеру, мылом кормит, которого человечество наварило на сто лет вперед. А соседи, с двадцать пятой, свечами.

— Эх, сейчас бы хорошо прожаренный стейк с картошкой.

— На вот, — Хельга сунула мне несколько серых батончиков, штабеля подобных которым уже вторую неделю ждали отправки единственным оставшимся на планете высшим животным, — стейк с картошкой фри. А вот — светлое холодное пиво в запотевшей кружке с пенной шапкой.

— Да ну тебя, — я взял батончики и флягу с теплой водой. — Уже помечтать нельзя.

— Мечтай обо мне, — шепотом добавила она, направляясь к чихающему и дергающемуся багги, — это более реально.

— О тебе, — вздохнул я, проверяя еще раз весь свой стреляющий арсенал. Чем уж ренегаты в пустыне питались, мне неведомо, но то, что они там были — факт. И что кабель повредили они, мне тоже казалось очевидным. Ну не тараканы же?

— Босс, на вот, возьмите, — Джо сунул мне мешок, — вдруг не вернетесь.

— Типун тебе на язык, — зашипел я.

— В смысле, не успеете вернуться до двенадцати, — осекся мужик. — Собрал вам там, отметить...

— Спасибо, Джо, — я крепко пожал ему руку.

 

Пока багги стремительно глотал километры, а с места стрелка сонно осматривал пустошь вокруг и придавался раздумьям. При том, довольно печальным. До нового года оставалось часов пять — тут бы готовиться, по знакомым ходить, в пробках стоять. Мы как раз пересекли засыпанное песком шоссе, проехав буквально по крышам машин, так и не доехавших никуда. Куда они ехали? Тут или в Казань, или в Екатеринбург. Из последнего Пит пришел полгода назад. Сидел у поврежденного самумом монорельса и ждал. Расчет оправдался — нашли. Сказал, что из Екатеринбурга. Не поверили — там же пустыня радиоактивная. Хотели в Башню отправить — может шпион. А Башня сказала: «Сами разбирайтесь». Ну и разобрались, тем более, попросился в Чанах работать — сказал, что опытный инженер и в Иркутске долго работал в их Башне. И улыбался при этом, как дебил. Ну инженер, так инженер — пойдет значит таракашек кормить. У нас это раньше что-то вроде «губы» было — тяжелая работа, в темноте, в тесноте. И страшно это — в Чаны завозить паллеты с мылом... Я пару раз пробовал — не хочу больше. Когда всего в полуметре, где поле вокруг погрузчика защитное кончается, миллиарды этих шуршат...

— Ветряк, — крикнула Хельга, перекрикивая ветер, — еще минут двадцать.

Двадцать минут полудремы, а потом придется глядеть во все стороны — начнется Овраг. Какой-то «умный» инженер решил, что, проложив трассу монорельса по склону глубокой промоины, спасет его от засыпания песком. Спасло. Только лучшего места для засады и придумать было сложно. Полумрак, изменчивые тени, огромные валуны. А еще — единственный на много километров родник. Машинально проверил короб Корда — на него надежда, да на спаренный с ним АГС. Дрона бы поднять, да толку, если даже стартер уже не стартует...

 

Въехали в Овраг. Тут же сдернул очки. Это же сделала Хельга. Вспыхнули фары. Дорогу с последнего посещения основательно засыпало камнями — давненько ее не чистили, что странно. Обычно из Башни тщательно следили за трассами, периодически высылая Рыси под прикрытием Ящеров.

На удивление, было тихо. У родника, где всё же остановились залить канистры и фляги вкусной прохладной водой, тоже давным-давно никого не было. Монорельс в целости бежал выше по укрепленной насыпи и следов повреждения мы так и не нашли.

— Едем дальше?

— Едем — не возвращаться же ни с чем.

 

Добрались до Дерева Висельников. Старая одинокая башня ЛЭП незыблемо возвышалась на холме. На проводах на самой вершине болтались несколько высохших мумий. Хотя раньше срезали десятками в неделю — популярное было место.

Ох уж это «раньше».

Монорельс и тут был цел. Ошибся Ли?

— До Корабля и домой?

От Корабля — так и не достроенного Ковчега, возвышающегося на стартовом столе серебристым огурцом и на котором «избранные» планировали улететь на Марс, начиналась земля Башни с ее нервными патрулями, которые сначала стреляли, потом спрашивали.

— Топлива хватит?

— С избытком. Джо расщедрился.

— Тогда поехали.

 

Мы никого не встретили ни у Корабля, ни у Последней Заправки. Более того, на монорельсе мы заметили застывший запыленный груженый контейнерами состав.

— Это же наш, который месяц назад отправляли, — удивленно сказал я, разглядев метки на штабелях.

Хельга промолчала.

 

Через час мы стояли на краю гигантского котлована, где в хаосе кусков металла, бетона и проводов угадывались остатки Башни — циклопических домов, которые строили оставшиеся в живых люди после Большой Зимы. В этот должны были перебраться мы, когда вновь начнет холодать и над миром на долгие три года воцариться стужа.

— Чем это их? Ракетой?

— Скорее, землетрясение, — задумчиво сказал я, осматривая осыпавшиеся склоны. — Видишь, оно будто вниз осело разом вместе со всеми подземными этажами.

— Трещин нет вокруг. Какое-то уж очень локальное землетрясение. Может грунтовые воды...

— Ага, такие внезапные, что не заметили? Скорее, кто-то целенаправленно рылся под башней, чтобы потом ее мгновенно завалить со всеми, кто был внутри.

За нашими спинами послышались хлопки. Мы обернулись.

Пит сидел на камне и хлопал.

— Всё так и было — мы прогрызли сеть пещер, а потом собрали всех внутри и...

— Мы?

— Ну, больше они, конечно, — он вытянул вперед руку и на нее вбежал таракан, встал на задние лапы и церемонно поклонился.

— Оливер?

— Оливер.

— Может он еще и разговаривать умеет?

Зря я это сказал. Отовсюду, из каждой щели, из-под каждого камня высыпали мириады тараканов всех размеров и цветов: огромные мадагаскарские, черные, мелкие рыжие и совсем прозрачные, каких я и не видел никогда. Все они терлись друг о друга и издавали тот шорох, к которому я так привык и под который так хорошо спалось. И тут, я вдруг понял, что это не просто шорох. Вернее, шорох имеет структуру и если вслушаться...

— Мохххху, шшшеловек, — послышалось в шелесте.

Я переглянулся с Хельгой — она тоже слышала и кивнула.

— Слышите? — Пит сиял от счастья, а глаза его светились неземным восторгом. — Он говорит только с избранными. Со мной вот, к примеру. Представляете, я — пророк.

— И что он еще говорит, пророк? — я потихоньку тянул руку к поясу, где были гранаты.

— Вы пошшшшледние, — прошелестели тараканы. — Новый год для шшеловека не будет. Завтра — первый день нашшшего мира.

— А как же Пит? — с долей иронией сказала Хельга.

— Я сделал свое дело. Ваша ферма тоже была последней. Чертов генератор поля — никак не получалось его сломать, как на других фермах, чтобы освободить братьев. У Джо вашего золотые руки. Но, к счастью, у вас было мыло. Много мыла. А имея много мыла, можно взорвать что угодно, — Пит улыбался.

Хельга выстрелила — пуля вошла в грудь. Пит еще стоял несколько секунд, а потом стал заваливаться вперед. Изо рта его хлынула кровь, но он продолжал улыбаться, даже когда нахлынувшие тараканы начали его сжирать.

— Он осшштттанется в нас. Пошшеетно, — прошелестел Оливер, затерявшийся уже среди остальных. — Вы — нет.

Я же уже держал гранату и вдавил кнопку.

— Сейчас я тебе устрою почетные похороны.

Зажигательная граната упала в самом центре копошащихся насекомых. Полыхнуло так, что у меня затрещали волосы на лице, а Хельга, которую я успел задвинуть себе за спину вскрикнула.

— Смешшно, — прозвучало отовсюду, и Хельга тут же ушла под землю до пояса.

— Андрей... — прошептала она, — меня жрут. Сделай, пожалуйста, что-нибудь.

Она с мольбой смотрела на пистолет в моей кобуре. А я бросил вторую гранату, на этот раз голубую, выданную в свое время в Башне на экстренный случай, и метнулся на ближайший примеченный валун.

Песок заискрился, словно снег на морозе в лунном свете. В воздухе сильно запахло свежестью и грозой. У меня дыбом встали все волосы, какие только были, а сердце пропустило несколько ударов, вызвав дикую боль в груди. Если б можно было, я б с удовольствием потерял сознание. Но было нельзя. С гудящими висками, на негнущихся ногах, я колченого по хрустящему ковру из дохлых насекомых поковылял к девушке. Выдернул из земли ее словно морковку — на ноги старался не смотреть — они вроде были и ладно. И тут же кинулся делать непрямой массаж сердца, молясь богу и дьяволу одновременно.

И, когда я уже потерял надежду, она вдруг дернулась, вздохнула, закашлялась, забилась. А потом ее вырвало. Дал ей пару глотков воды, чуть смочить рот и протер лицо.

— Никогда так больше не делай, — просипела она.

— Не буду, клянусь! Знаешь почему?

— Почему?

— Потому что у меня только одна такая граната была, — я нервно расхохотался, откидываясь на спину и хрустя таракашками. Вскоре ко мне присоединилась и она, кашляя и хрипя.

 

Багги на удивление завелся. Хельга все еще еле держала голову, поэтому я привязал ее на место стрелка ремнями, а сам сел за руль.

— Домой?

— Я не думаю, что у нас теперь есть дом, — сказал я спокойно. — Питу не верить у меня повода нет.

— И ты думаешь, мы действительно последние?

— Вполне возможно, как минимум, на многие сотни километров — всё-таки они смогли уничтожить Башню со всеми учеными, военными и инженерами. И в Иркутске, откуда Пит пришел, скорее всего тоже. А уж всех этих «фрименов», которые нам когда-то так досаждали, небось давно переварили.

— Но мы же убили Оливера!

— Наивно думать, что он был единственный такой. Думаю, он был прав — время людей закончилось. Теперь эта планета — их. И следующий год — Год таракана. Вот как раз, — я глянул на остановившиеся часы, — где-то плюс минус через час и наступит.

— Я не хочу это праздновать.

— Я тоже. Поэтому, Новый год отменяется.

 

Через полтора часа, я остановил машину, груженую питательными батончиками с брошенного поезда, у родника в Овраге, вытащил на руках Хельгу, поставил походный тент.

— Давай хоть посмотрим, чего там Джо нам собрал, царствие ему небесное.

Из мешка я достал крошечную пластиковую елочку, пачку галет с истекшим пять лет назад сроком годности, два пластиковых стаканчика и флягу с залитой чем-то густым и плотным пробкой.

Разлив мутную, мерзко пахнущую, но яростно пузырящуюся жижу по стаканчикам, мы чокнулись.

— Ну что, с тридцать вторым декабря, моя Джульетта? Надеюсь, что это яд.

— Даже не надейся так легко отделаться, мой Ромео, ты мне кое-что обещал вечером, — она рассмеялась, мы поцеловались и выпили.

(с) 2023

#неизбежность