Смеяться, право, не грешно! Над всем, что кажется смешно

Золотые слова! Универсальный рецепт гармонизации жизни от великого историка Карамзина. Имевшего возможность оценить грани юмора — немецкого, французского или русского — при дворе Екатерины Великой, шутку весьма ценившей.

Юмор. Явление, без которого тяжело жить большинству людей. Соблазнительной видится перспектива дискуссии о юморе вообще. Но случайно произошло сужение темы. До «Чёрного» юмора. Которого становится в окружающей жизни всё больше.

Давеча шёл домой от Невского проспекта. На углу Исаакиевской площади и Малой Морской (бывшей Гоголя, а это, несомненно, знак!), увидел картинку:

Представьте: здание гостиницы «Англетер» Со скандалом снесённое в 1987 году и восстановленное через год. В номере которой, в декабре 1925-го, оборвалась жизнь поэта Сергея Есенина. В первом этаже здания сейчас располагается респектабельное кафе с названием «Счастье» с яркой вывеской. Тут же, на стене — мемориальная доска. При прочтении, последовательно, той и другой, в голове образуется взрывная смысловая реакция. Гюисманс и Андре Бретон, несомненно, потёрли бы руки. (Последний, пожалуй, с радостью использовал бы такое в знаменитой «Антологии чёрного юмора») Вот где дистиллят этой разновидности смеховой культуры! Презабавная кухня! Прямо видятся все любители замариновать юмор в цинизме, потом посыпать насмешками над смертью, болезнями и увечьями. Не забывшие поперчить его зубоскальством над беззащитностью. На выходе — пряное блюдо из меню абсурдистики. В нём Свифт, Вольтер, ОБЭРИУты, Маяковский со своим «Я люблю смотреть, как умирают дети» — роскошное основание для анекдотов про какого-нибудь дохлого старичка или мёртвых младенцев. И городской фольклор с «садистскими стишками» детства. Помните? «Косточки-хрящечки сыплются в ряд / - Трамвай переехал отряд октябрят».

Понятно, что высмеивание смерти есть простейший способ избавления от страха перед ней. Как, вероятно, и обычный юмор — карнавальный инструмент психики для разрушения давящих непомерных нагрузок жизненных обстоятельств — быта, рутины, неудач, разочарований. Предохранительный клапан. Но есть ли чётко очерченные внешние и внутренние границы его использования человеком и обществом? Можно ли выделить «недопустимые» формы юмора? Тем более, что времена меняются и соль «неполиткорректного» анекдота детства про «Слушай, Петька, чё у тебя во всех анекдотах: русский, немец и француз, русский, немец и француз? Хоть негра вставил бы, для разнообразия! — Хорошо, Василий Иванович. Идут три негра: русский, немец и француз» утрачивается. И не только потому, что меняется объект. Просто евронегр — штука теперь вполне обыденная. Рядовая. Это просто норма жизни. Неужели то же происходит и с мишенями «чёрного» юмора? И жмурики-детишки, самоубийцы-родственники и всё такое прочее вполне закономерно заполняют собой темы анекдотов и сериалов?

Можно похихикать в стиле покойного Задорнова. В конце концов, в русском языке первоначально имела хождение старая форма гумор (с XVIII века) в значении «настроение», «расположение духа». По Фасмеру это прямое заимствование из немецкого языка: humor, или итальянского: umore. Последний вариант соблазнительный, ибо сразу слышится наше: «Вот умора!» Тут уже обывательское языческое воображение выстраивает цепочку: умора-уморить-умертвие-мертвяк и так далее. А можно просто рассказать анекдот про неделю не евшего эфиопского ребёнка, который просит Санту об исполнении желания — поесть досыта, а тот отказывает, ввиду того, что исполняет желания только тех детей, которые хорошие и хорошо кушают. Невольно задумываешься: кожа у общества утолщается или это людям не хватает привычных тем для шуток и они готовы раздвинуть горизонты? А может в обществе растёт страх смерти? С потребностью срочно её принизить, вышучивая? Разновидность древней деревенской борьбы с оприкосом. А, может быть, в этом кроется нечто другое?

P. S. Насчёт Есенина и «Счастья» не стоит, пожалуй, винить рестораторов. У них дорогущая аренда, зарегистрированное название сети кабаков, а тут эта доска... Прикроют её через неделю стенами летнего кафе и будет просто «Счастье». А нынешнее состояние — это сама жизнь мрачно пошутила. Её «чёрный», знаете ли, юмор.