Обычный путь паломника

Я торопился в первый корпус. Не на третью пару, какая бы она ни была, пусть даже история КПСС. Я не знал, какой сегодня день, да и вообще были дела поважнее.

У каменных колонн главного входа, как обычно, поигрывал мускулами Вандам. Джинсы-пирамиды, яркая футболка, очки под Сталлоне — ухажёр Насти Протасовой был лучшим. Разумеется, сестра легендарного футболиста должна выбирать такого. Уж точно не тщедушного третьекурсника, а впрочем, меня никогда не интересовала золотая молодёжь любого возраста и пола.

То ли дело Ленка. А вот и она. Я не поздоровался – просто потому, что всегда стеснялся с ней заговорить.

А Вандам не стеснялся. Подошёл вальяжно и попытался потискать. Мою Ленку. Которая и не догадывалась, что моя.  А впрочем, всё она знала. Девчонки всегда знают.

– Отстань! – отчётливо и брезгливо отшила Ленка красавчика, и тот слегка опешил.

– Не прикасайся к ней, дебил, – приостановившись, сказал я негромко, но все услышали. Странно, что дебилы всегда обижаются на это слово, но не обижаются на слово идиот, хотя идиотия самая тяжёлая форма слабоумия.

Вандам без лишних слов дёрнулся в мою сторону. Наверное, хотел пробить свой коронный, ногой в голову, у него действительно здорово получалось. Я машинально подшагнул навстречу и резко щёлкнул правой сбоку. Мои двадцатилетние пружинистые ноги и спина, ещё не знавшая остеохондроза, выбросили согнутую руку прямо в его массивный подбородок.

Вандам качнул своей красивой башкой и грохнулся мне под ноги. Если падает вперёд, значит надолго. Ну вот, хорошая новость, навыки при переходе сохранились.

Разве что почём зря привлёк внимание, а это было ни к чему. Я глянул в высокое окно второго этажа. Увы, тот, кто не должен был увидеть – увидел. Он старался остаться незамеченным, но легкомысленно позволил солнцу отразиться в стекляшках очков. Терял навыки и от возраста, и от отсутствия оперативной работы.

Пришлось вздохнуть и войти в массивные двери. Зная, что Ленка смотрела вслед, и теперь совсем по-другому.

* * *

– Напрасно ты это сделал, – вместо здрастьте сказал начальник первого отдела, крепкий и абсолютно лысый дядечка лет пятидесяти. – Но отлично вышло, на рефлексах.

Он, протирая очки, продолжал смотреть в окно. Дружки Вандама помогли красавчику подняться, теперь наверняка будут меня караулить. Ничего. Наработанных десятилетиями навыков должно хватить на то недолгое время, которое я планировал здесь провести.

Хозяин кабинета не спешил с разговором. Я тоже уставился в окно и любовался весенней зеленью, блестящим на солнце шпилем собора и памятником Ломоносова. Этот и другие памятники через много лет снесут, но постаменты оставят.

В кабинете начальника первого отдела я был второй раз. Перед сегодняшним – когда проходил собеседование в контору. Ту самую, на три весёлых буквы. Я догадывался, что отбор потенциальных кандидатов начинается заранее, негласно, и на историческом – больше всего. Хотя, честное слово, лучше бы к математикам и физикам присмотрелись. Историки оказались не просто болтуны, а болтуны с гнильцой.

– Я ждал, что ты вернёшься. Передумал?

– Не в этом дело, – разговор у меня был тщательно выстроен заранее. – Нехорошие дела происходят, очень нехорошие. Видите, что творится в ГДР? К концу лета её не станет.

– Ну это мы ещё посмотрим, – спокойно ответил Игорь Иванович. По крайней мере так было написано снаружи двери.

– Можете мне не верить, но у меня вещие сны... В июне ФРГ выиграет чемпионат мира, а осенью сожрёт Восточную Германию и Западный Берлин. Это так, чтоб Вы убедились. Если хотите, подождите до осени, проверьте мои слова.

Игорь Иванович прошёлся по огромному кабинету. Отдел занимал целое крыло – странно, что кроме начальника там никогда никого не было. Он подошёл к полке, на которой стоял проигрыватель и несколько пластинок. Взял «Пикник» в чёрно-голубой обложке с красными буквами, включил. Чтобы помешать прослушке, что ли?

— Складно звонишь! — улыбнулся лысый начальник. — Ну ты понял? Как в фильме про Жеглова с Шараповым. Давай дальше.

Ну я и дал. То, что посчитал нужным.

Игорь Иванович слушал, не перебивая. Уж чему-чему, а слушать в конторе учили.

«Ночь шуршит над головой, как вампира чёрный плащ, мы проходим стороной, эти игры не для нас» — негромко вещал проигрыватель «Радиотехника» через одноимённые колонки и усилитель.

— Стало быть, ты решил не проходить стороной? – спросил хозяин кабинета, когда я замолчал.

— Стало быть да.

— Скажи мне, а сколько тебе лет?

— Странно, Игорь Иванович, Вы прекрасно знаете моё личное дело. В сентябре будет двадцать один.

— А на самом деле?

Я перед встречей обдумал множество вариантов развития разговора. Кроме этого.

— Пятьдесят, — ответил я честно. Я всегда говорю правду, если меня застать врасплох.

Игорь Иванович почему-то не удивился.

* * *

Какой всё-таки зелёный город… был, — думал я, глядя в окно троллейбуса. — Солнечный, чистый, без этих идиотских билбордов, рекламного пластика и прочей гадости.

Я уже проехал проспект Кирова сверху вниз, и повторно ехал снизу вверх, пялясь в окно и размышляя, где именно мне назначил встречу Игорь Иванович. «На этом всё; в пятнадцать ноль-ноль жду тебя на проспекте Кирова, сам догадаешься, где именно» — обронил он, когда в кабинете вдруг странно похолодало. Мне пришлось уйти. На гранитных ступеньках поджидал Вандам с двумя дружками.

Я прикинул, что на сегодня хватит, и коротко объяснил им что к чему. Когда спокойно и уверенно обещаешь сломать руки и носы, люди почему-то верят. А уж тридцать лет назад все вообще были доверчивы и верили любым обещаниям.

Пастишорная! Вот где! – осенило меня. Больший металлические вертикальные буквы, приделанные к торцу пятиэтажки, резко контрастировали с вечно безлюдным крыльцом. Я вспомнил, что часто обращал на них внимание и раньше, да так и не удосужился узнать значение слова. Даже потом, когда появился интернет.  

Располагалось это нечто посередине между двумя троллейбусными остановками. Верхняя остановка – салон для новобрачных, у входа всегда толпились люди, а нижняя около универмага, там тем более.

Около этой пастишорной, что бы оно ни значило, всегда было безлюдно. Прямо как на Патриарших во время беседы Берлиоза с Бездомным. Конечно здесь, а где ещё! Что ж я раньше не догадался? Теперь придётся топать на подъём. Впрочем, непривычно упругие мышцы и суставы несли меня сами.

— Вам чего? – поинтересовалась строгая миловидная дама, когда я зашёл внутрь. Почему-то утвердилось ощущение, что посетители сюда заходят крайне редко. Если вообще заходят.

— Мне нужен Игорь Иванович, — пожал я плечами.

— Какой такой Игорь Иванович? Из мультика про Простоквашино? Не мешайте работать!

Дама за столом сделала вид, что работает. Открыла пыльный журнал регистрации чего-то и погрузилась в столбцы и строчки. «Матрица, — мелькнула у меня мысль. – Из столбцов и строчек состоит матрица в высшей математике».

— Мне нужен заведующий, — неуверенно пробормотал я.

— Он в парткоме

— Значит, подожду!

Я плюхнулся на диван для посетителей, и дама потеряла ко мне интерес. По крайней мере, мне так показалось. В солнечных лучиках на паркете нежился рыжий котёнок. Почти взрослый, смешной и некрасивый. Впрочем, как может быть некрасивым божье создание.

На диване валялся бантик на верёвке, и я заигрался с котом. Вот где грация и ловкость, вот где красота! А что я сам себе только что говорил?! – переспросил я самого себя. И попытался прекратить эту болтовню. Последнее время мне казалось, что, когда сам с собой разговариваю – кто-то из них не я. Или даже оба.

Через несколько минут котёнок дремал у меня на коленях, и даме за столом это нравилось. Так мне казалось. Я тоже посматривал на её тонкую талию и красивую линию бедра. Пока не вспомнил, что двадцатилетнему парню это вроде как не по возрасту.

Он вошёл пружинистой бодрой походкой, с всклокоченной седой шевелюрой и портфелем в руках. Быстро глянул в мою сторону.

— Пойдём! – скомандовал почему-то голосом Игоря Ивановича и пригласил в кабинет. И мы пошли. Я и рыжий котёнок. Наверное, каждый из нас принял приглашение на свой счёт.

Собственно, этот седой и был Игорь Иванович. Как я не разглядел сразу? Без очков, но с волосами.

* * *

— Ты знал, что мастерская по изготовлению париков называется пастишорная? – улыбнулся Игорь Иванович или как там его звали в этом образе. – Продолжим?

Я кивнул:

— Мы ещё с ними пободаемся, верно?

—  Бараны бодаются, а мы поборемся! Кстати, о борьбе. Эти сущности почти не появляются в спортзалах, ведь там люди в движении, нет лишних слов и лишних мыслей, понимаешь? Не успевают вцепиться и укусить своими клыками невидимыми... Так что встречаемся в зале борьбы, сельхозинститут, в семь вечера, если что… Ты ж, я так понимаю, все эти ушу-хуешу перепробовал и разочаровался?

— Да. Вернулся к традиционному.

— Обычный путь паломника.

—А что значит «если что»? Когда холодом повеет, как в кабинете?

— Не только. Следи за котёнком. Я ж тебе объяснял, что эти твари столетия назад появлялись в видимых обликах, в Древнем Египте, например. А сейчас их замечают в основном только коты и дети. И некоторые сумасшедшие. Но к чему нам держать на работе сумасшедших, если у нас есть Васька?

Какое редкое имя, — подумал я, — будет лет через тридцать. Котёнок поглядел на меня, и, кажется, улыбнулся.

— Рассказывай, сильно они продвинулись?

Я кивнул. Хуже некуда.

— Всегда есть куда хуже, понимаешь? – снова угадал мои мысли Игорь Иванович. – Даже хуже Хиросимы было…

— В Нагасаки, — снова кивнул я.

— Вот видишь… С Балкан снова начали? Что с Югославией?

Я печально развёл руками. Игорь Иванович прошёлся из угла в угол. В мастерской его комнатка была маленькой клетушкой, и всё равно в углу нашлось место для задрипанной радиолы. Он и здесь хранил пластинки, в этот раз вытащил фирменный конверт с Манфред-Манном семьдесят пятого года. Сразу врубил мою любимую песенку, ловко опустив иголку на дорожку.

— Всё это движение якобы к рыночной экономике на самом деле окажется скатыванием к банальному капитализму, причём в самой мерзкой форме, ведь так получится? И первоначальное накопление будет заменено первоначальным разграбление собственного населения, верно?

— Да, движение вверх по лестнице ведущей вниз… Скажите, а Сорос один из них? Из этих сущностей?

— Нет. Наверняка один из тех, кто общается с ними напрямую. Кому они являются лично, понимаешь? И дело даже не в Соросе и не в Советском Союзе… Кстати, сколько ему осталось? Год? Два? Я не про Сороса, эта тварь бессмертная... Народ одурманивается, понимаешь, слой за слоем, на всей планете. Вот что обидно. Сильно оскотинятся сограждане в ближайшие пару лет?

«Хуже некуда» — хотел я сказать, но спохватился и просто кивнул.

— Ваш комсорг Брехуненко, вот же говорящая фамилия, верно? Гоголь позавидует! Что он сейчас, в смысле там, откуда ты прибыл, делает?

— Сначала писал учебники, потом предвыборные программы.

— Все эти вампиры, даже энергетические – просто инструменты для них, — продолжал седой. — И этот Брехуненко тоже. Сами твари бестелесные, и всё зло, включая будущие учебники и методички, пишут вместо них своими ручонками эти бывшие парторги и комсорги. Что кстати с памятниками Гоголю и Пушкину?

Пришлось рассказать, что исчезнут.

— Догадываешься? Видел на картинках в Египте скульптуры Анубиса и прочих? Это они и есть. Вот для чего постаменты держат. А средний пол уже придумали?

— Гендер называется. Придумали. И не только средний.

— Знаешь для чего?

— Разрушить здоровое общество, семью, традиции…

— И не только. Сущности высокоразвиты, столетия подряд управляют людьми, понимаешь? А мы даже постичь их не в состоянии. Есть мысль, что третий, пятый, двадцать пятый, как ты говоришь, гендер – это про них. Подготавливают! Задуривают голову.

— У нас говорят: зомбируют.

— Кстати, вот эти вампиры и зомби, из кино которые... В некоторых фильмах есть интересные догадки. А может быть наоборот, намеренная подготовка к их второму пришествию, понимаешь? Типа зомби – это тупые кровожадные люмпены, а вампиры – утончённая элита. Кстати, а ты для чего вернулся? Я даже не спрашиваю, как ты смог этот переход совершить. Но всё-таки для чего?

Вот тут я не знал, что ответить. Когда представилась возможность, просто подумал, что должен хотя бы попытаться. Пока не поздно. Хотя сам не до конца понимал.

Зато вдруг понял, что песенка «Пикника» про ночь — один в один, хоть и умело переделанная, песенка Манфреда Манна про ночных призраков. Даже обложки у пластинок одинаковых цветов, чёрное с голубым и красные буквы.

— Я вот что тебе скажу, — Игорь Иванович выключил пластинку и прислушался. – Не отчаивайся, Шарапов, не имей такой привычки. Самый сложный и защищённый механизм сломается от маленького гранитного камушка, если тот сможет преодолеть барьеры и попасть под шестерёнки. Понимаешь? Самый сложный прочный хитроумный механизм.

 «Ага, только вот что будет с этим самым камушком» — подумал я.

— А гранитному камушку, конечно, скорее всего придёт пиздец! – будто читая мои мысли, обронил Игорь Иванович. – Поэтому он должен быть максимально твёрдым! Чтобы сломать махину и достойно принять этот самый…

Котёнок вдруг уставился в угол, выгнул спину и зашипел.

— Пиздец, – оборвал разговор Игорь Иванович и потащил меня к выходу.

— А правый боковой у тебя прям отличный! Я его даже не заметил! Это ж надо, так коряво и так результативно! – добавил он уже у входной двери. – Вера Ивановна, ты смотри, в следующий раз повежливее с нашим новеньким, а то знаешь, как он может трахнуть!

Мы с Верой Ивановной улыбнулись, каждый о своём. Ну конечно, сейчас, в смысле в девяностом, «трахнуть» пока ещё означало ударить. Гнусавый переводчик видеокассет только-только начал придавать этому слову параллельные смыслы.

* * *

Я не искал встречи с Ленкой, но она не шла у меня из головы.

Впервые увидал её, хрупкую первокурсницу, год назад, на дурацком смотре самодеятельности. Мы с друзьями играли рок, бессмысленный и беспощадный. Разумеется, ни у кого не было ни голоса, ни знакомства с нотной грамотой. Возможно даже музыкального слуха – у меня не было точно, посему наличие или отсутствие у кого-то другого не мог определить наверняка. Пришлось восседать за барабанами. Поглядывал на басиста Борьку Волянского, чтоб попадать в доли. Хотя по идее эти доли должен был задавать я сам.

А после нас Ленка пела про выглянувшее солнышко. «Самая счастливая в это утро я» — звенел её голос, и все снисходительно посмеивались. Ещё бы – что за дурацкая песенка из мультика, когда вовсю шагает хард-рок и всё такое.

Вернулся я не к Ленке. Ничего у нас с ней не было,  она летом уедет в столицу и с тех пор я её ни разу не увижу.

Даже в «Одноклассниках» не стану искать – а зачем? Вдруг она и вправду счастлива по утрам…

— Шо ты мнёшься, как вампир на подоконнике? – у входа в спортзал мужичок с ведром и шваброй глянул на меня снизу вверх. Он был мелкий, а я застыл и как обычно задумался. Чего это я в самом деле? И почапал по ступенькам.

— Раздевалка слева! – сказал мужичок.

Через пару минут я был в строю. Посередине маты, в углу боксёрские мешки. Вдоль стены пару десятков спортсменов. Лет по двадцать-тридцать. Я, как положено новичку, стал в конец шеренги.

— Нафига спецназовцу рукопашный бой? Ведь если он потерял автомат и нож, то он уже проиграл, верно? – вопрошал тренер, дядечка с перебитым носом и изрядно жёванными ушами. Кажется, левый глаз у него был стеклянный.

«Оловянный, деревянный…» — пронеслось в моей суматошной башке. Я в который раз попытался сосредоточиться.

— Чушь собачья! Во-первых, рукопашка развивает скорость реагирования, которая завсегда пригодится! Во-вторых, исчезает страх. Страх остаться без оружия – понимаете, это как мент случайно ксиву забудет дома и чувствует себя жалким и уязвимым!

В шеренге одобрительно улыбались вслух.

— И страх перед бандитом! Преодолеть себя! Только через преодоление есть развитие! Ферштейн? Если не будешь делать насилие над собой – кто-то другой сделает над тобой насилие! – продолжал одноглазый. – Теперь по поводу ударов в прыжке, с разворота и прочей херни, которой вы меня уже достали. Это будет только факультативно, чисто для … хрен знает для чего этот балет, который что? Который не просто бесполезен, а ещё и опасен для самого балетмейстера!

В это время противно зазвонил телефон. Приделанный к стене в коридоре древний такой аппарат, даже для девяностого года. Мужичок со шваброй проворно подскочил, снял трубку, и через несколько секунд кивнул тренеру. Одноглазый хлопнул в ладоши, все застыли. Тренер ткнул пальцем поочерёдно в трёх взрослых матёрых мужиков, те молча ушли в раздевалку. Одноглазый уставился на меня:

— Проводи разминку! Сможешь?

Я пожал плечами. Это же мой излюбленный жест. Честно говоря, я редко реагирую по-другому.

Одноглазый вышел вслед за парнями. Откуда мне было знать, что я больше их никогда не увижу.

Я перешёл в начало шеренги, скомандовал направо и бегом. И мы трусцой понеслись по периметру зала. Разумеется, против часовой стрелки.

* * *

В тот вечер одноглазый не вернулся, пришлось доводить до конца всю тренировку, пацаны меня беспрекословно слушались и ничего не спрашивали. Обожаю такие коллективы – когда без разрешения старшего никто рот не раскрывает. Мужичок со шваброй, постоянно наводивший чистоту в подвале, который и без того сиял, как операционная, через полтора часа скомандовал расходиться.

Игорь Иванович так и не появился.

Я поехал к себе в общагу, кое-как вспомнил, в какой комнате и с кем я в этом году жил – потому что сменил за пять лет множество коек и соседей. На следующий день улизнул в парк, чтоб пораскинуть мозгами. И ровно в пятнадцать ноль-ноль снова был в безлюдной мастерской со смешным названием.

— Нет Игоря Ивановича и больше не будет, — отстранённо ответила пятидесятилетняя секретарша Вера.

— Осуществил переход? В какой год?  — с надеждой спросил я.

— Ну как переход… Наверное, можно и так сказать. В каком-то смысле.

Кажется, я заметил её слёзы. Ясно. Убрали его сущности. Руками бандитов, или даже твари из конторы подключились. К тому времени чуть ли не половина, особенно в руководстве, так или иначе служили тёмным силам и выполняли их распоряжения. 

Рыжий котёнок играл с бантиком, солнечные зайчики грели паркет.

— И кто теперь вместо него?

Она снова посмотрела на меня долгим оценивающим взглядом. Ничего, я за уже привык. Потом оглянулась на кота Ваську, и полезла в верхний ящик стола, будто забыв обо мне. Я собрался было уходить, но всё-таки обернулся в дверях. Как сыщик Коломбо, про которого начнут крутить фильмы лет через пятнадцать, если, конечно, в этот раз ничего не изменится.

— Кто. Вместо. Игоря. Ивановича? — много лет не применявшимся голосом руководителя спросил я.

— А Вы ещё не поняли? – секретарша встала и протянула ключи от кабинета заведующего. Я пожал плечами и положил их в карман.

 

#кусь