23. «Смотри, как август падает с яблонь» (начало)
К вечеру дома объявился взбудораженный папаша:
– Там яблоки покупать будут, а вы чего лежите?
– Володя, они не лежат, – успокоила мать. – Я им велела яблоки собирать.
– Да? И где яблоки? – грозно уставился на нас.
– Ну… – я неопределенно развел руками.
– Что ну? – вскинулась мать. – У нас только на веранде три мешка яблок.
– Уже нет, – скромно потупился я.
– Что значит, нет? – не поняла мать. – Недавно стояли.
– Уже нет…
– Куда же они делись?
– Мы их съели.
– Съели?! – глаза матери едва не выскочили. – Три мешка?
– Ну да.
– Три мешка? – не поверил папаша.
– Ну да.
– Ну вы и проглоты, – папаша с уважением смотрел на нас. – Такое даже я не смог бы сделать – сожрать три мешка. Нет, ну надкусить бы смог, но съесть… – он почесал затылок.
– На такое даже корова не способна, – покачала головой мать. – Как бы они не лопнули.
– Лопнут – страховку получим, – обрадовался папаша.
– А на похороны расходы? – сварливо спросила мать.
– Похороны можно и дешево сладить, без поминок.
– Володь, ну что ты городишь? – всплеснула руками. – Как же без поминок? Что про нас люди скажут? – чопорно поджала губы.
– Скажут, что мы настолько убиты горем, что забыли про поминки.
– Если только так.
– Короче, – хлопнул ладонью по столу, – пока не лопнули, идите и собирайте яблоки. И не вздумайте жрать!
Мы переглянулись и отправились за яблоками. До темноты успели продать еще несколько ведер.
– Как дела? – из сумрака соткался папаша с огоньком сигареты в зубах. – Живы еще?
– Живы, – пробурчал Виталик.
– Много набрали?
– Мешка два, – я показал на мешки.
– Мало, дети мои, ничтожно мало на фоне окружающего нас фруктового изобилия. Ну ничего, ночь большая. Собирайте, – закинул мешок на плечо. – СтаршОй, подсоби.
Я закинул второй мешок ему на другое плечо.
– Мешки, если что, в сарае берите, – он ушел.
– Нам что, в темноте собирать? – не понял Виталик.
– Угу.
– Долго?
– Я откуда знаю? Не отвлекайся.
Собирали часов до двух ночи, пока не пришла мать.
– Вы не забыли, что надо дров найти, свиньям завтра варить? – спросила она.
– За заборами идти? – прямо спросил я.
– Можете ошлепки всякие поискать.
– В темноте?
– Не трепи мне нервы! Идите за заборами!
Отнесли домой собранные яблоки и привычно отправились на охоту за заборами.
– Пошли к конторскому саду, – предложил я. – Там еще кое-где забор остался.
– Пошли.
В конторском саду шумело, шуршало, трещало и ухало.
– Чего это? – испуганно прошептал брат.
– Яблоки добывают, – сообразил я. – Придется искать забор в другом месте.
– Давай дверь на почте украдем, – зевнул брат, – а то спать охота.
– Сколько там с той двери дров? Она же из оргалита.
– Бруски деревянные.
– Ладно, – я тоже хотел спать, – пошли за дверью.
Дверь сняли быстро – сказывался опыт. Поволокли по липовой аллее в сторону клуба, потом нырнули в лесопосадку, потом в наш сад.
– Стой, – прошептал я, услышав в саду подозрительный шорох. – Там есть кто-то.
– Леший? – испугался Виталик.
– Какой еще леший? Леший в лесу, а это сад.
– Мог из посадки забрести.
– Не выдумывай, – я опустил дверь на землю. – Пошли, посмотрим, что там.
Я достал из опущенных в карман старых папашиных брюк охотничий нож.
– А если это хрущи – людоеды? – Виталик схватил меня за рукав.
– Нет, там что-то крупное. И сейчас не май, для хрущей – людоедов не сезон.
– Вдруг это енот – трупоед на яблоню залез? – трусил Виталик. – Они же ловкие, юркие, могут и на дерево забраться.
– Посмотрим, что там за енот.
Осторожно углубились в сад.
– Вон, смотри, – указал я на сгусток темноты в кроне яблони. – Эй, ты чего там? – спросил громко.
Фигура замерла.
– Ты кто?
Ответом была тишина.
– Учти, батя любит по тем, кто яблоки ворует, стрелять, – предупредил я. – В ворошиловского стрелка играть. Сейчас его позовем!
Откуда-то со стороны асфальта послышался топот убегающего человека.
– Ну что? Звать?
– Нет, не надо. Это я, Сысой, – просипели с яблони.
– Что ты там делаешь? Опять решил на яблоне заночевать?
– Яблоко хотел сорвать – что-то в горле пересохло.
– Из-за одного яблока на дерево полез?
– На дереве посочнее.
– Слезай.
Сысой, идейный местный маргинал, слабосильный забулдыга и матерый браконьер, отсидевший пять лет за угон совхозного комбайна, покорно слез. Как и всегда, он был одет в широкие клетчатые штаны и увешан бусами и шарфами, за что его любили бить местные подростки. На животе Сысоя болтался плотно набитый рюкзак.
– Чего это ты как кенгуру стал с сумкой на пузе ходить?
– Не знаю, кто такой Кенгура, а мне так это… удобнее, в общем. Никто со спины не срежет… Я пойду?
– Что в рюкзаке?
– Каком?
– Что на пузе.
– Ах это. – Он хлопнул себя по лбу. – В этом?
– Угу.
– Это… это…
– Что это?
– Вещи мои. Зимние. Хотел простирнуть. На озеро шел.
– А в горле по пути пересохло, да? – подсказал я.
– Ну да. Я пошел?
– Рюкзак!
– Ладно, ладно, – он перевернул рюкзак, вываливая на траву яблоки, – я и сорвал-то всего ничего. Подумаешь! – с досадой откинул в темноту опустевший рюкзак. – Я пойду?
– Иди.
Он ушел.
– Ворюга, – обиженно сказал Виталик. – Только отойдешь, как воруют.
– Угу.
– Хотел украсть наши яблоки, гад. Нужно было его отпинать!
– Не надо, он безобидный. Его и так все пинают.
– Мы с Шуриком, если поймаем его, шибздика сраного, то отпинаем, чтобы не тырил наши яблоки! Гад в клетчатых штанах!
– Не ори. За что вы его собираетесь бить?
– А вдруг он посматривает, когда я с яблонь гажу?
– Вряд ли его это может заинтересовать…
– Вдруг он извращенец?
– Не, ну тогда да, – я развел руками. – Если только так, то да.
– И за тот случай с гномиком ему ввалить надо!
– Там мы сами были виноваты…
– И вообще, если он в клетчатых штанах ходит, то может он вовсе немец!
– Немцев и без него тут хватает. Надо рюкзак найти и яблоки собрать.
Домой пришли только в четвертом часу утра. Сгрузили яблоки и дверь, легли спать.
Назавтра в деревне только и разговоров было, что о торговле яблоками. Все ждали скупщиков. Мы с Виталиком выгодно продали еще несколько ведер.
– А хорошо, – брат снял очки и мечтательно щурился на солнце, – и я блоки есть не надо и деньги несут. Хорошо ты придумал.
– Угу, – какое-то странное предчувствие не давало мне покоя. Неужели все так хорошо закончится? В рассказе кончилось не очень, неужели у нас получилось?
– Дураки какие, да?
– Кто?
– Все. Поверили объявлению.
– Это да.
– Может, еще про что-нибудь повесить? Листья там какие-нибудь покупать или песок?
– Листья везде есть, с листьями не получится. А песка – полный карьер.
– Ну, не знаю, – почесал затылок, – надо что-нибудь такое, что у нас есть, а у других нет.
После обеда пришел грустный Шурик.
– Привет, пецики. Слышали, яблоки покупают?
– Слышали, – усмехнулся Виталик, хитро подмигивая мне. – А ты чего грустный? Зуб болит?
– Я уже свои яблоки продал, теперь нести нечего.
– Куда нести? – Не понял я.
– К правлению.
– Зачем? – спросил Виталий.
– Там покупают.
– Кто?! – в один голос спросили мы.
– Не знаю, кто-то покупает.
– Дорого? – брат схватился за голову.
– Говорят, что дорого, – Шурик вздохнул, – а я уже продал.
Мы молчали, пытаясь понять.
– Ты кому продал-то? – спросил я.
– Оресту продал, Ирке с Ленкой, Быре.
– Ничего себе! – Виталик взглянул на приятеля по-новому, с уважением. – Ты и правда еврей.
– Денег много выручил? – небрежно поинтересовался я, прикидывая, что можно еще яблок продать.
– Почти двенадцать рублей.
– Неплохо, – наш барыш был крупнее, но все равно, успехи Шурика внушали уважение.
– А я вам сала принес, – он достал из кармана завернутое в газету подтаявшеее сало, – и хлеба, – из второго кармана показался другой сверток.
– Спасибо, – поблагодарил я.
– А лук? – спросил жадный Виталик.
– И лук, – Шурик вручил другу две крупные луковицы.
– Давайте поедим, – брат воровато оглянулся, не подкрадывается ли кто-нибудь отнять еду.
– Давай, – я достал нож, поделить на троих.
Сели на траву, быстро сжевали свои порции.
– Жалко, что мало, – вздохнул Виталик.
– Я чтобы мамка не заметила, – оправдываясь, сказал Шурик.
– Да ладно, – успокоил я, – нормально все.
– Нормально, но мало, – вставил Виталик.
Пришлось пнуть его ногой:
– Не жадничай!
– У меня растущий организм, – обиженно повторил он коронную отцовскую фразу.
– У Шурика тоже растущий, но он же столько не ест.
– Не ем, – закивал Шурик. – А вы правда четыре мешка яблок вчера съели?
– Кто тебе сказал?
– Лобаниха мамке говорила, а я слышал.
– Нашли кому верить, она и не такое придумает. Помнишь, как сочинила, что Виталик помер?
– Это да. Сказала, что ей Зиночка Башкириха сказала.
– Понятно, – значит, мать не утерпела и сказала Зиночке, а та начала трепаться по деревне. – Мы меньше съели.
– Вы правда теперь лопнете?
– Если сало есть, то не лопнем, – мгновенно сориентировался брат.
– Так я вам еще сейчас принесу, – вскочил обрадованный Моргуненок.
– Подожди, – остановил я, – пока не надо, мы только поели. Пока хватит.
– Точно хватит?
– Точно.
– А то я могу.
– Не надо.
– Дети!!! – от дома послышался крик матери. – Вы где?!
– Ладно, нам пора, – я встал и подхватил мешок с яблоками.
– До вечера, – Шурик убежал.
Виталик взял ведра, и мы пошли к дому. На лавке сидел довольный папаша и дымил «примой», как пароход на Миссисипи.
– Автомашину куплю с магнитофоном, – голосом Косого мечтал он, – пошью пиджак с отливом. Поеду на Кавказ: хачапури буду есть, воду минеральную пить. Вы только подумайте, обычная вода, но от сотни болезней помогает. А вот потом…
– Что потом? – не выдержала мать.
– И заживем в полном порядке, – самодовольство из него так и перло, как из хряка-производителя. – Радуйтесь, оболтусы, ваш батя гений коммерции, а не праздношатайка какой-нибудь!
– Что случилось? – осторожно спросил я.
– Дельце одно провернул, – он довольно потер руки.
Я насторожился еще больше: обычно все «дельца» папаши оборачивались убытками для семьи.
– Спер что-то? – ляпнул Виталик.
– Почему сразу спер? Выше бери! – папаша ткнул пальцем в небо.
– Тебя министром сделали? – радостно прокричал брат.
Родители переглянулись.
– Кать, надо было делать аборт, – папаша покачал головой, – говорил же.
– Уже поздно. Короче, – объяснила мать, – батя ваш все яблоки скупил.
– Какие яблоки? – не понял я.
– Все деревенские яблоки, – родитель расплылся в широкой пугающей, – можно сказать, на корню.
– Зачем? – в животе появился какой-то ледяной комок, и он все разрастался, словно катясь со снежной горки.
– Кать, я же говорю, они балбесы. Ладно, – он сиял будто начищенный самовар, – объясню. Все яблоки у меня – значит, я монополист, как капиталист, и могу устанавливать цену. Ясно?
– Ясно, – кивнул я, – но кому ты их будешь продавать?
– Приедут покупать скоро.
– Кто?
– Объявления на всех столбах висят, что будут покупать яблоки дорого. Это вы ничего не читаете, а батька ваш не спит! Они приедут, а тут я такой! Опа-на! Это же выгоднее, чем саранчу разводить в наших краях. Это перспективная область, это гигантские возможности для предприимчивого человека. Тут вырисовывается феноменальный бизнес!
Мы с Виталиком потрясенно переглянулись.
– Я не из тех, кто упускает удачу, особенно если она сама идет в мои руки! – папаша широко раскинул руки, будто намереваясь на Масленицу обнять столб с призами и гордо выпятил грудь. – Я не позволю этой лакомой добыче достаться перекупам, не пущу их на богатую поляну! Я не дам себя облапошить этим пройдохам, этим беспринципным дельцам! Какой бы малой не была вероятность срубить бабла, ее нельзя отвергать заранее. Рынок такая штука, где приходится постоянно крутиться, чтобы не сдохнуть с голоду и не дать себя поиметь. Твои беспокойства не стоят выеденного яйца. Меня не возьмешь голыми руками! Не обведешь на мякине, не купишь за понюшку табака! Я не готов пустить на ветер потенциальную прибыль! Это было бы величайшей глупостью в моей жизни! И необратимым ущербом для нашего семейного бюджета! Я не наломаю дров!
– Володь, а вдруг это… – мать испуганно прижала ладонь ко рту… – яблочники?..
– Какие яблочники? Что за яблочники?
– Господи, помилуй нас грешных! – Широко перекрестилась. – Это такие злые кукольники: они подсовывают человеку колдовское яблоко как в Белоснежке и семи гномах и когда человек это яблоко съедает, то яблочники начинают им управлять, как гаитянским зомби. Короче, люди становятся их послушными марионетками. Гамельнского крысолова помнишь?
– Есть такой момент в мифологии загнивающей Европы.
– Так вот, яблочники – это его дети, прижитые от крыс, и ученики.
– От крыс?!
– Он же не просто так крыс уводил… – глаза матери зловеще блеснули. – Так что ты поменьше с яблонь гадь, – посмотрела на Виталика, – а то встретишь там яблочника да и запекут тебя как румяного молочного поросенка с яблоком во рту.
Брата аж передернуло от этих слов.
– Сам Кашпировский с ними связан – это доподлинно известно!
– Х-м, если сам Кашпировский… – папаша Кашпировскому не то чтобы верил, но «заряженную» им и Чумаком воду по требованию матери пил. – Хотя он для меня не авторитет…
– Для тебя, анохи, никто не авторитет! Ты никого не слушаешь и вечно попадаешь в просак! Нет, ну ты подумай! – всплеснула руками. – Кашпировского во всем мире знают, одному тебе он не авторитет! Джек привез из города веселый танец шейк!
– А спастись от них можно? – обиженно пробурчал Виталик.
– Тебе – нет! – отрезала мать. – А нормальным людям поможет пить яблочный уксус настоянный на бессмертнике. Сами они вроде больших липких медуз, только на суше живут, потому как в морях и океанах яблок не растет. Но злобно жужжат как разозленные пчелы и умеют летать по воздуху, маскируясь среди падающих яблочных лепестков. Но могут и облик людей принимать при определенных обстоятельствах – да так, что от настоящих людей и не отличишь. Правда, их тоже можно перловкой поразить. А еще как яблочники делают: вырезают из яблока фигурку человека и колют в нее высушенными заостренными черенками яблок, вызывая боли в определенных органах, вроде как у колдунов вуду, – возбужденно блестя глазами, делилась сакральными знаниями мать.
– Просто диву даешься, до чего только люди не дойдут, дабы уязвить ближнего, – удивился папаша, – как только не заморочатся, лишь бы напакостить достойному члену общества.
– Почему ты думаешь, что достойным?
– На ханыгу какого-нибудь или банального обывателя не стали бы так заморачиваться, яблоки переводить, а просто ткнули бы пером в бок или шарахнули обухом в лоб и вся недолга.
– Это да, – мать качнула головой.
– А как они фигурки вырезают и черенки втыкают, если они вроде медуз? – не понял я.
– Щупальцами, баран, – просветила меня мать. – Как же еще?
Я не знал, можно ли зажать в щупальцах нож, поэтому предпочел за лучшее понимающе кивнуть – от греха подальше.
– Они еще и пчелами, осами и шмелями управлять умеют. – Просвещала нас мать. – Вполне могут целый рой натравить на того, кто зелепухи жрет. – Это уже был булыжник в наш с Виталиком огород. – Зимой в спячку впадают, в больших берлогах под корнями яблонь, поэтому зимой их можно не опасаться и спокойно продавать и есть яблоки.
– Нет, до зимы с яблоками ждать бессмысленно, – покачал головой папаша, – они испортятся и покупатели больше не приедут. Продавать надо именно сейчас и никак иначе. Другой такой возможности может больше не представиться. Я не позволю себе опростоволоситься или облажаться!
– А в Японии сакурники водятся, по вишням спецы, но у нас в стране они только на Курилах бывают, так что их можно не опасаться.
– У нас вишни все равно не растут, – пробурчал обиженный Виталик.
– У тебя, неумеки, вишни из-за безделья не растут, – отрезала мать. – А если бы посадил, да ухаживал, да развел тут вишневый сад, то мы бы уже капиталец сколотили на вишневом варенье да вишневой наливочке. А ты все за родительскими спинами отсиживаешься, трутень! И братец твой такой же лентяй, лоботряс и дармоед! – сердито посмотрела на меня.
Я принял смущенный вид, надеясь, что обойдется без побоев.
